Псковский боксер Валерий Брудов провел 59 профессиональных боев, объехал мир, сотрудничал с промоутерами Луисом и Мишелем Акариесами, а также Доном Кингом. Сейчас ему 47 лет, он живёт в родном городе, где тренирует начинающих боксёров и детей, в том числе ребят с ДЦП. В интервью «СЭ» Валерий поделился подробностями насыщенной карьеры, о совместной работе с братьями Емельяненко, жизни в монастыре, дружбе со своим духовником-рукопашником, отношении к определению «джорнимен», желании возобновить карьеру и многим другим.
Валуев суп в тарелке нес, словно блюдцем чай несет. В столовой все дамы любовались.
— С боксом познакомились не так давно, после окончания школы, в училище. Что подвигло на это решение?
— Если честно, меня всё время интересовали единоборства — занимался футболом, легкой атлетикой и гандболом. И начал заниматься смешанными единоборствами. Правда, секция называлась «Рукопашный бой и школа выживания». Если честно, ничему хорошему там не учили, но факт в том, что дрались руками, ногами, была борьба. Познал я вкус победы на первых соревнованиях по этим смешанным единоборствам. Так получилось, что в ту секцию я больше не мог ходить, папа смотрел на мои самостоятельные занятия и в один прекрасный момент сказал: «Валера, хватит заниматься ерундой, давай я тебя отведу к настоящему тренеру в настоящую секцию, будешь заниматься боксом».
— Первым вашим тренером был отец. Выступал ли он когда-нибудь на каком-либо уровне?
— Да, на достаточно серьезном уровне был КМС Советского Союза, занимался боксом преимущественно на военных соревнованиях и продолжил тренироваться после службы. Но обстоятельства сложились так, что отцу нужно было поднимать семью — он был старшим в семье из пяти человек. Мой дедушка, его отец, — ветеран, инвалид войны, поэтому ему нужна была помощь. Я спрашивал: «Как же ты так, папа, не стал дальше заниматься боксом?» Говорит, у него еще два брата и две сестренки младше, им тоже нужно было помогать. Поэтому пришлось идти работать и о большом спорте забыть.
— Вы говорили, что отец в начале занимал роли тренера, секунданта и спарринг-партнёра. Как такое спаррировать с отцом?
Все эти спарринги проходили в комнате общежития. Мама бегала между нами. Скажет: «Ребята, подождите, я пройду». Спарринг останавливался, мама проходила, мы продолжали. Потом она обратно шла: «Ребята, постойте». Так что все это было очень весело.
— Вы занимались спортом даже на открытом воздухе. Говорили, что отец бросался в вас шишками, чтобы оценивать вашу скорость реакции. Какие ещё тренировки с помощью обычных предметов использовали?
Мы живём на окраине города, рядом лес есть, можно пробегать, тренироваться. Отец всячески меня к сельскохозяйственному труду приучал: был плуг, я с братом им копал. Все виды работ выполняли, а в перерыве техника бокса была. Кроссфит круглый год.
— Первый ваш мастерский турнир проходил в Сосновом Бору, там вы встретились с молодым Николаем Валуевым. Как он вам запомнился?
Габариты оказались внушительными, произвели большое впечатление. Помнится, во время боя спортсмен выходил в тренировочном шлеме, после чего судьи долго совещались, но позволили ему выступать без него.
— С Николаем в зале потом пересекались?
Не раз пересекались на тренировках, но спаррингов не было. Будучи депутатом, он приезжал в Псков, у нас есть зал единоборств в Крестах. Вспомнили общего промоутера Дона Кинга, старое-былое. Меня впечатлило поездка на сборы сборной России в 1995 году. Турнир международный был к 100-летию бокса в России — команды из Кубы, США, Казахстана… Николай Валуев уже отстранён был от любительского бокса, но на сборах был. Мн меня впечатлило, когда он тарелку для супа нес, как блюдце для чая. В столовой все дамы тоже млели, что двойную, тройную порцию… все были очень впечатлены.
На танцплощадке мужчина нанёс кому-то удар. Затем опустил руки и произнес: «Второй раз не выдержу».
— Вы говорили, что случались разные ситуации в молодости. Что было самым запоминающимся событием?
Случались конфликты, но сам я ни одной драки не начинал. Ни разу! Не было такого, чтобы я приставал к кому-либо. Было одно происшествие: как обычно, танцы, какой-то молодой человек вызвался со мной помериться силами, мы вышли на улицу, с его стороны была группа поддержки, с моей стороны тоже. Мы все обозначили готовность к бою, и я нанес ему удар. Он не упал — так, немножко покачнуло. Сделал шаг назад, опустил руки, сказал своей команде: «Второго удара я не выдержу. Сворачиваемся». И они спокойно все вместе пошли по своим делам. (Смеется.).
— Главное — вовремя признать поражение.
Хорошо, что никто не пострадал, и всё обошлось.
— С такой скоростью вы стали настоящими мастерами. Было ли у вас вообще время на то, чтобы быть просто любителями?
В 1996 году на турнире «Олимпийские надежды» результат был удачным: в полуфинале победил чемпиона России, а в финале проиграл другому спортсмену. Занял второе место и начал привлекаться в расширенный состав сборной России. 1997 год сложился не очень удачно, но в конце его поехал в Китай и выиграл турнир. В 1998 году стал призером чемпионата России и полноценно занял место в сборной. Так что да — четыре года провел в любителях.
— Что из увиденного в Китае больше всего поразило вас?
Многолюдные улицы, большое количество детей, делающих зарядку. Даже обычный школьный стадион превосходит наш современный. Множество людей занимаются гимнастикой. С раннего утра там многолюдно, все выполняют дыхательные упражнения. Это произвело на меня сильное впечатление.
— Какой это город был?
Гуанчжоу — крупный город с населением 15,3 миллиона человек (по данным на 2020 год).
— А китайцы чем-то удивили?
— Меня честно говоря, в боксе удивили. Видать, такой авторитет у российского бокса, что чуть-чуть поджимаешь китайца — сразу выбрасывают полотенце, отказываются от боя. Ничего там страшного — ни нокдаунов, ничего.
Ваши первые поединки состоялись в казино «Конти» «Гигант Холл» в Петербурге. Что вы можете вспомнить об этой уютной обстановке?
Бои проходили удачно, поддержка приезжала из Пскова, всё нравилось. Всё происходило в ограниченном пространстве, как в местных боях. Но драться приходилось по-настоящему. Эта вся мишура, этот выход — кто на самолёте вылетает, кто на чём, огромное количество народу в ринг зайдёт, гости почётные и не почётные, набьются, бывает, человек сорок в этот ринг. Потом дело идёт к бою, все начинают потихоньку уходить, тебе жмут руку «давай, давай», и уходят. И ты остаёшься один на один с соперником. И всё, что было до этого, уже не имеет никакого значения. Все эти выходы, представления, пояса, гимны, песни. Так что я к этому спокойно относился — не перегорал.
— Сколько за первые поединки платили?
— За спасибо всё равно. 70 долларов — такие цены. Курс был тридцать рублей — короче, две тысячи [зарабатывал за бой]. В казино «Конти» бесплатно дрался не один раз. Надо бои проводить, скажут: «Так и так, возможности нет заплатить тебе гонорар».
— Это постфактум говорили?
— Нет, предупреждали заранее. Но я всё время мечтал драться, так что это особо значения не имело.
— А с работой совмещали бокс?
— Нет, не совмещал.
— А как существовали?
Благодаря родителям и добрым людям.
В девяностые годы в Санкт-Петербурге бойцов привлекали в криминальные структуры. С подобными предложениями к вам обращались?
— Нет, все знали о моих планах стать профессиональным боксером. Чаще всего приглашали тех, кто не брезговал драками как на улице, так и в ринге. Когда же люди готовятся к серьезным результатам, к ним уже такого рода запросов нет.
Роман Кармазин говорил, что к нему обращались, но согласие не дал.
— Но его опять звали когда? В начале карьеры? Про то же и говорю. Роман Кармазин не рассказывал, что к нам в Псков приезжал боксировать на первенство города? Так что там ничего удивительного, что куда-то могли зазывать.
— Были ли у вас всё же спонсоры?
Всегда были добрые люди, которые оказывали помощь.
С Владимиром Кушниром вы начали сотрудничество приблизительно в это же время?
— Да, упокой Господь его душу. Он сделал предложение [перейти в профессионалы]. Состоялась у нас с ним беседа, он сказал простые слова: «Валера, ты из города Пскова, будешь только спарринг-партнером для первых номеров в лучшем случае. Никогда ни на какие соревнования, как Олимпийские игры, чемпионат Европы, чемпионат мира, ты не поедешь. А в профи потом будет переходить тоже поздновато — какое-то время для раскрутки надо. Если ты протянешь, ты уже будешь не нужен ни в профи, ни в любительском боксе. Так что если ты думаешь по-серьезному боксировать, то принимай это предложение». В этот же день я принял решение перейти в профессиональный бокс.
— То есть он вас убедил?
Он убедил просто словами, что надо срочно переходить. И был прав, потому что проходила Олимпиада 2000 года. Планировал, чтобы я в Франции боксировал на Олимпиаде. Французы, которые выступают на Олимпиаде, переходят в профессиональный бокс. А у меня будет определённое количество боёв, и я буду интереснее для промоутеров, чем человек, который не провел ни одного боя.
Луиса Акариеса в зале раньше не замечал в кроссовках. Всегда был в брюках и рубашке.
— Напоминаю о вашем матче с Вирджилом Хиллом, тогда у вас было 30 побед. —Тогда этот нуль на вас давил, вы цеплялись за него?
— Нет, никогда особо об этом не думал. Когда ноль пропал, переживал не сильно. Единственное, волновало, что бой так сложился, не хватило опыта. В голове держал, что сил на 12 раундов не хватит, темп можно было ещё дальше дать. Брови ему разбил — момент был дожать, но надо отдать ему должное, он перестроился. У меня не хватило мастерства, ни опыта, ни подсказок секундантов, чтобы перестроить действия и выиграть бой.
— А кто тогда секундировал?
Владимир Кушнир был моим секундантом тогда. Думаю, что единственным, поскольку французы не приехали. На том бою ко мне клеил руки этот катмен… правильно, катмен! Абель Санчес известный человек. По-моему, ещё дали из американцев кого-то в секунданты, даже не помню.
— Вы же говорили, когда рассказывали о подготовке к Хиллу, что тренировки занимали два часа в день. Такие нагрузки тогда были обычным делом? Сейчас боксёры тренируются два раза в день, иногда по четыре часа могут в зале пробыть.
— Не то чтобы нормально, два часа — это основная работа в перчатках. А зарядка, какие-то подводящие — можно растянуть всё это, вот ты только восемь часов спишь, прием пищи занимает полтора часа за день, а всё остальное время тренируешься. Думаешь, просматриваешь бои… Основная работа, если по-настоящему тренируешься, я считаю, это минут 40-50. Если интенсивно. Тот же спарринг — 3 минуты. 30 минут выдержишь ты спарринга — 10 раундов с хорошими соперниками? Два раза подряд выдержишь? Уже не выдержишь. Поэтому всё это так относительно, все эти временные расстояния.
Во время поединка с Фиратом Арсланом секунданты запрещали вам пить из-за какой-то старой методики, но в Будапеште была страшная жара и духота.
— Да, всё это было летом, жарко, душно. Не то что кто-то мне запрещал — я сам был просто глупцом, не пил. Но никто и не посоветовал: Валера, не сходи с ума, посмотри на людей, которые бегают марафоны и прямо на дистанции воду пьют. Просто там тоже случались такие ситуации, что бежал, бежал, вдруг раз — развернулся в другую сторону, на обочину, бултых — и упал от усталости.
Это простая физиология. У меня ума не хватило, у тех, кто был рядом со мной, его совсем, видимо, не было. Должен отдать должное французскому тренеру Луису Акариесу, что ещё сто лет назад, когда мы тренировались, он меня так подзывает и говорит: «Валерий, посмотри вокруг. Все, кто занимается боксом, — все сумасшедшие». Я кивнул. Он говорит: «Да. Я сумасшедший, он сумасшедший. Самое интересное, что ты тоже сумасшедший. Все, кто занимается боксом, сумасшедшие». В принципе так оно и есть.
— А Луис Акариес еще и тренировал?
— Да. Не постоянно, но в нужный момент подходил, что-то советовал. Вовремя всегда оказывался. Ему очень благодарен. Впечатлял как личность. Ни разу в спортзале не видел его в спортивной одежде, даже кроссовках не появлялся. Все время в брюках, джинсах, туфлях, мокасинах, в рубашке. Человек очень интересный.
— У братьев Мишеля и него была промоутерская компания, и вы были под контрактом с ней.
— Да, приезжая в Париж перед решающим боем, Себастьян Мишёль вспоминали о том, что маленький мальчик летел в Америку на его бой.
У него ещё подписку имел Орзубек Назаров. Говорил он, что Мишель — чистый бизнесмен, а Луис ближе к боксу.
— Да, Луис чемпион Европы по боксу. По всем боксерским вопросам Луис главный, а Мишель занимался деловыми переговорами.
— Назаров рассказывал, что перед главным боем с Менди ему говорили: «По очкам победить нельзя, только нокаутом». У вас случались какие-то неприятные моменты с Акариевыми?
— Не могу сказать ничего плохого. Огромная благодарность за то, что приняли, довели, провели все эти сражения. Очень признателен. Мне очень они нравились.
Показал духовник упражнения, помогающие укрепить кисти рук.
— Прежде боя с ДеАндреем Эброном вы сказали, что будете трудиться и молиться для победы. Владимир Кушнир потом добавил, что журналисты не обратили внимания на слово «молиться», поскольку вы верующий человек и у вас есть духовник в Печорском монастыре. К вере вы сами пришли или это было заложено в детстве?
Конечно, от родителей многое зависит, но я сам испытал это желание, стало всё интересно. Сам собрался и ребят уговорил, поехали в Печору первый раз, сразу познакомились с прекрасным монахом, с тех пор поддерживаем отношения, ездим туда, общаемся.
Кушнир упомянул ещё один интересный момент: ваш наставник по духовному развитию умеет драться в рукопашном combat. Проводите ли вы с ним тренировки или беседы о боевых искусствах?
— Не то чтобы мы обсуждаем… Сам человек служил в армии, ему нравятся смешанные единоборства: посоветует, поговорит о них. По тренировкам помогал, подсказывал что-то. У меня были проблемы с кистями, показал много упражнений, как их укрепить. Но главное — благодарность за то, что мы до сих пор туда ездим, поддерживаем общение. Место замечательное, люди замечательные. Всем советую съездить и, если есть возможность, пожить там.
— Вы там тоже жили?
— Да, как трудник. Удалось мне там и пожить, и поработать.
— Долго жили?
— Ну, неделю.
— Если вы трудяга, то жили и делали какую-то работу?
— Трудился, да.
— А чем именно занимались?
Был занят сельским хозяйством. Работал в поле, всё как полагается.
— А как это чувствуется? Ощущение чистоты какое-то есть?
Делая доброе дело, получаешь приятные ощущения. Ты сам чувствуешь, что это для тебя благоприятно. Когда находишься в монастыре, а затем оказываешься на автовокзале среди ларьков с пивом, глаза просто режутся. (Смеется.)За неделю ты всё-таки привык, а тут снова то же самое. Только откуда?
— Чисто, да?
— Да, именно так. И вновь вся эта возня… Представляешь: как раз наоборот! За этой перегородкой всё совершенно иначе. Мне это очень не нравится. Думаю: ладно, опять двадцать пять.
— Во время сбора во Франции и пути обратно в Псков что испытывали? Разница ощутима?
Конечно, в первую очередь большую радость испытывал, возвращаясь домой и радуясь тому, что наконец-то я дома. А всё же различия присутствуют.
Где проявляются основные различия?
— Посмотрите, люди пьяные возле киосков. Как-то отвыкаешь, а тут всё по-новой. Какие-то одиозные граждане ходят, орут. Там мне такого ни разу не встречалось. По крайней мере, где я был, никогда не видел, чтобы непонятные граждане шатались, орали, дрались. Конечно, выпивают — то же вино. Сидят в барах так потихоньку. Вот в Финляндии был на турнире — такое же наблюдал, как у нас: какие-то выпивают, на лавке сидят прямо в парке, что-то орут. Думаю: вот это знакомая мне картина. (Смеется.).
— Когда возвращались из Америки, контраст был сильнее?
В Америке меня поразило постоянное голубое небо. Мне это очень понравилось! Вернувшись сюда, снова всё серое…
Американская жизнь произвела на меня впечатление: постоянно солнце и тепло, все в шлепках и шортах. Даже зимой днем там +20 градусов. Понял я смысл их праздника Дня благодарения: действительно, все граждане из Европы туда прибыли, и когда собрали первый урожай, индейцы встретили их хлебом и солью — живите! Вот так День благодарения: замечательная земля досталась нам!
— Индейку на День благодарения ели?
Нет, но всё это, как ходят за подарками, я видел. И на Рождество — как Санта-Клаусы там ходят. Новый год в этом месте совершенно не празднуют. Я и 31-го, и 1-го тренировался. Рождество у них празднуется, а это всё — мимо.
Где жилось, когда бывали во Франции и США?
В Франции постоянно останавливался в гостинице, а в Америке снимал жильё в квартире.
— С кем-то еще?
Сначала я жил с кем-то ещё, потом остался один и долгое время проживал в одиночестве. С кем снимал? Боксер, может быть, помните — Юрий Романов из Минска, он двукратный чемпион Европы у Шафера (промоутер Игорь Шафер). И еще был боксер из Питера, но он не провел ни одного профессионального боя. Оказался очень веселым парнем. Тяжеловес, приехал, пожил, потренировался, а потом спустя месяц или два вышел на зарядку и сказал: «Бокс — это не мое. Отправляйте меня обратно».
— В интервью Кармазину о том, что в Америке русским боксерам иногда так скучно, что проигрывают, чтобы разорвать контракты и вернуться домой, слышал? Такое бывало?
— Нет, никогда не встречал таких случаев. Чтобы специально проиграть — сомневаюсь. Возможно, не отдаст всех сил, где-то не переступит через себя, но чтобы специально проиграть — очень сомневаюсь. Если есть возможность, каждый победит соперника. Но если такой возможности нет, надо искать резервы, возможно, он этого не сделает.
— Вы замечали разницу между обычными людьми в России, во Франции и в США?
По моему мнению, в Соединенных Штатах местное население либо уничтожено, либо находится на грани исчезновения. Это, пожалуй, самый большой геноцид — даже хуже, чем то, что Гитлер совершил с еврейским населением. Все приезжие живут отдельными группами: китайский район, корейский район, русский район и так далее. В баню мы ходили в корейский район, там иероглифы, какие-то надписи… На чем вообще держится эта страна, я до сих пор не понимаю. Видать, люди определенного характера, которым своя родина неинтересна, и им надо искать счастья на другой стороне — вот такие граждане собрались и вывели местное население под корень. До сих пор никто не вспоминает. Какой Гитлер? У нас тут ребята еще хлеще дел понаделали.
— Вы не хотели бы остаться во Франции?
— Нет, никогда. такого представить не мог, чтобы где-то остаться. Не то чтобы прям предложения были: вот твоя квартира, вот твоя машина, здесь будем жить. А так разговоры были: как бы ты на это посмотрел? Я — только домой все время.
На встрече Дон Кинг заявил, что никто его не обманет.
— С Доном Кингом условия были выгоднее, чем после Акариесов?
— Нет, сложилась такая ситуация: я у Акариесов стою официальным претендентом на звание чемпиона мира — все-таки у них есть спортивные принципы. Там начинаются переговоры, меня не обойти, а промоутер французский предлагает условия хуже худшего. И на тот момент мой менеджер Владимир Кушнир говорит: «Валерий, это ни в коем случае не стоит принимать. Давай будем действовать самостоятельно». Единственное, что он начал кидаться из стороны в сторону, заключал соглашения и со вторыми, и с третьими. Видать, был в каком-то паническом настроении.
Когда настало время вести настоящие переговоры, к Дону Кингу обратились со всех сторон – ведь это наш боксер. Понимаю, что Дон Кинг, вместо ведения переговоров с разными сторонами, решил заключить контракт напрямую со мной. Мне тогда предложили подписать контракт и выступать в боксе или не подписывать его, и тогда непонятно, что будет. Не стал мудрствовать лукаво, Кушнир посоветовал уходить от Акариесов. Единственное, переговоры он вел очень неграмотно.
— Кинг известен как промоутер, о котором большинство российских боксеров, работавших с ним, отзываются отрицательно. Вы же утверждаете, что у вас с ним сложились хорошие отношения. Расскажите, как и почему это произошло.
— Сработаться не удалось — большой выгоды с меня ему тоже не было. По-моему, он хороший человек, на переговорах сразу сказал, что никто меня не обманет, с этим со мной никогда такого не случится. И в моём отношении оказался самым честным человеком. Провел свой бой, когда захотел уйти — отпустил.
На переговорах с ним меня удивило железное здоровье человека. Как языком чесал, так и чесал. Думал: елки-палки… Ему лет восемьдесят тогда уже было. Сам я немножко носом клевал, спать хотелось. Встретились мы с утра с ним, а он всё продолжает говорить. Вот это настоящий богатырь. И все, когда захотел, отпустил меня без всяких отступных, закупных.
— А что рассказывал?
— Ах, всё как-то разом! Сначала старался переводить, а потом просто задолбал, не слушал уже этих слов. Отлетел куда-то в своих фантазиях, и всё.
— А в каком зале вы тренировались?
— У Фредди Роуча все время.
— Но под его руководством не занимались?
— Нет, я всё время спарринговал с Латифом Кайоде, которого тренирует его. С которым потом Лебедев дрался в ринге.
— Чем не сложилось с Роучем? Не от досадных оплошностей Дона Кинга ли?
Фредди Роуч предпочитает работать с Мэнни Пакьяо, но от этого сотрудничества мало пользы. Пакьяо не особо заинтересован, а вес крузервейт в США не очень популярен. Предложили перейти либо туда, либо туда – этот вес совершенно не востребован. У него там даже своя фабрика бойцов, но лучше работать с Бадди Макгиртом – думаю, это было бы более продуктивно.
— А с кем в итоге работали?
Из-за этого остался без тренера. Макгирт прибыл, посмотрел на нас и сказал, что у него с этим Олегом, который гражданин США, контракт. Не хочет вмешиваться, типа будет лишним в этом. Понимаю, что сильно не заинтересовали его.
— Олег — это кто?
Олег Серецкий — бывший украинец, получивший гринкарту и ставшем гражданином Америки, некоторое время сотрудничал с Ваней Кирпой, Кирилловым и Кармазиным.
Знаете ли вы, бывали ли вы когда-нибудь у Дона Кинга в его доме?
— Нет, в офисе Майами. Там переговоры были, контракт заключили и поехали отмечать это дело. В первой половине дня заключили, разъехались переодеться, а вечером собрались в ресторане. Я так понял, что не первые уже в этом ресторане, все там у него на мази. Пришли, посидели, поговорили, пообщались.
— Он, естественно, счет закрывал?
— Ну да, да.
— Дон Кинг выпивал?
— Да, выпивал немного. Но я скажу, впечатлился, как мастерски владел словом. Три часа беседовали — без перерыва в разговоре. Думаю: вот это старик!
Вы без переводчика разговаривали? У вас хороший английский?
— Ну так, общие выражения помню, в школе хорошо учился.
— Там уже не подтягивали английский?
— Нет, два слова запомнились: «уставать» и «услышал». С Кудряшовым боксировал такой пуэрториканец, имя не вспомню (Франсиско Паласиос. — Прим. «СЭ»), мы поехали к нему на спарринги. По-моему, в Орландо, недалеко от Майами. Тоже сделали ошибку: там говорят: 40 минут на самолете либо четыре часа на автобусе, как поедете? А мы летели в Лос-Анджелес, из Лос-Анджелеса в Майами. 12 часов, четыре часа — что-то я так налетался. Говорю: да ну, не, как раз посмотрим Америку, поедем на автобусе, все хорошо. Привозят нас на автовокзал, залезла туда куча мексиканцев со своими буррито острыми, с запахами, и поехали мы. С одной стороны — пустыня, с другой — пустыня. Олег говорит: «Ну что, Валера, посмотрел Америку? Надо было на самолете лететь».
Приехали в Орландо, заселились к парню, всё нормально. Первый спарринг — более-менее. Вернулись — я, тяж из Питера, Олег и Юра Романов. Мы четверо, он один. В комнате сидит, мы на кухне готовим, обживаемся по полной программе. Живем. Второй спарринг — пуэрториканец после него начинает плакать. Думаю: елки-палки, вот это латинос… Олег говорит: «Валера, я чувствую, нас отсюда турнут». И действительно, на следующий день пришли: всё, спарринги больше не хотим.
— А чего он плакать начал?
Я немного подлил масла в огонь. У него дела идут неважно.
— Жестко работали с ним?
Впечатлил тот момент, когда всё не было жёстким. Думаю, елки-палки, какая-то девочка! Там ничего особенного не было. Олег рассказывал, что там такой латино, прямо мачо-камачо. И ему самому понравилось: ничего себе, какой оказался.
— А вы же еще с Сергеем Ковалевым спарринговали?
Было одно соревновние с Сергеем Ковалевым.
Также он тогда приезжал. Очень хорошо работал с нигерийцем. Посмотрел я, что потом с Кайоде у меня тоже пошли спарринги веселее. С Сергеем Ковалевым отработали хорошо, польза была.
Федор наносил сильные удары, Александр бил по печени Александра несколько раз.
— С Федором Емельяненко вы еще занимались? В какое время это происходило?
Все тренировочные сборы проходили в Санкт-Петербурге. Потом летели во Францию — ещё тренировались и проводили бои. В Санкт-Петербурге впечатлил зал: далеко от станции метро Лиговский проспект, улица Боровая, обычный двор, комната — похоже бытовая какая-нибудь. Обычный дом, вообще в жизни не подумаешь, что там зал. Единственное, окна закрашены краской. Обычная дверь в подъезд, квартиры на втором-третьем этаже, а на первом такая дверь: раздевалка и зал. Там еле-еле ринг маленький влазит, один мешок, второй мешок. И всё, там больше ничего нет. Там все тренировались, спарринговал с Федей, с Сашей.
— Какой год примерно?
— Двадцать второй, двадцать третий. Возможно, и позже. Это всё ещё французская история, я ещё в Америку не уехал.
— Вы прямо вместе готовились к боям?
— Мы приехали потренироваться, например, сходить в спарринг. Пришли, оказалось там Федя. Постой? Постоим. Всё, постояли. У меня был свой тренировочный процесс, а у него — свои цели.
— Как спарринги проходили?
— Отлично, всем было полезно. Тяжёлой оказалась его атака.
— Как человек он вам чем запомнился?
К сожалению, так и не удалось пообщаться. Уже тогда был известным, поэтому подойти просто было невозможно. Всё строго по рабочим процессам.
— Не так уж и много времени потратили на работу с ним?
— Только один спарринг. С Сашей чаще тренировались, даже не помню, сколько раз, в разных залах. Не на Боровой, а около казино «Конти» тоже был наш зал.
— В 2009 году с Александром у вас был еще публичный спарринг за месяц до боя с Гильермо Джонсом, который потом перенесли. Тогда Александр готовился к дебюту в боксе против Хизира Плиева и уже создал АЕ Team — вы прямо в его лагере участвовали?
— Да, приезжали, виделись, в зале занимались и планировали следующее сражение: всё верно? Всё верно.
— Александр вам чем запомнился?
Не сильно ему тренировочный процесс нравился. Пришел он, скажем, тренер спросил, когда спарринг. Тот ответил: ну, Валера разомнется, минут 15. Сел на ринг, прошло минут 14, надел перчатки и сразу в ринг спарринговаться. (Смеется.).Мельком взглянув, подумал: вот человек интересный, уверенен в себе и не нуждается в разогреве.
— А спарринги жесткие были?
— Нет, всё нормально. Полагаю, выгода была для обеих сторон. Только пару раз возникало ощущение, будто до hepatic region дотягивался. Как это терпел такие удары.
— То есть не загибался?
— Верно, верно. Но всё же возможно, что мне показалось, будто я попал в точку. Впрочем, обычно всё равно заметно, когда кто-то действительно попадает.
Трудно работать в детском саду для детей с церебральным параличом.
— Многом ребятам из бокса не нравится смотреть поединки, разве что перед встречей с соперником. А вы рассказываете, что иногда по ночам смотрим бои и не можем остановиться. В какой-то последний раз так делали, что смотрели?
Да, мне очень нравится. Если есть возможность, смотрю. Из последнего… в голове крутится всё — и смешанные единоборства, и всё подряд. Меня, если честно, до сих пор впечатляет, как Саша Поветкин бился с Диллианом Уайтом. Два раза, по-моему, он на задницу сел и потом сам вырубил. Это высший класс, конечно. Когда казалось: все, концовочка, парень его добьёт, шансы невелики были. И одним ударом всё решил.
— Расскажите, помните ли вы свой самый тяжелый спарринг, когда оба бойца действуют агрессивно?
Несколько таких спаррингов было проведено. Однажды, в начале моей профессиональной карьеры, я тренировался в Санкт-Петербурге, участвовал в турнире традиционном, по-разному его называют, но прижилось название «Малиновый звон». На этот турнир в конце апреля приехала команда из какого-то города Азербайджана, а не сборная. У них был неплохой тяжеловес, а у нас тяжёло весов до 91 кг не было. Местный руководитель бокса позвонил покойному Кушниру: так и так, Валерия командировать для того, чтобы он приехал провести бой по любительским правилам.
На рынке теперь торгуют только азербайджанцы, ребята очень шумные. Наши собрались в зале, не особо большом, страсти кипели, драка была серьёзная. Кто-то пропустил удар, чуть присел. Мне засчитали нокдаун, я встал и начал бить парня без остановки: бам-бам-бам! Судья остановил бой, но я ещё пару раз ударил. Страсти так накаляли обстановку, что кто-то из зрителей залез в ринг… В итоге всё обошлось, я победил, правда меня дисквалифицировали за удар. Бой был действительно запомнившимся.
— После «стоп» бьют? В таком гневе?
— Не то что разозлился — страсти захлебнулись! Ринг не на постаменте, прямо в зале стоит на полу, и вокруг его рукой можно взять. Народу битком, все возле ринга. Судья, может, негромко крикнул, там все орали, я не расслышал, кажется. А может и услышал, просто захотел продолжать.
— До боя с Гильермо Джонсом у вас было 38 побед и 2 поражения, но после этого поединка последовало 10 поражений в 16 встречах. Что стало причиной такого спада?
Качество противников — вот к чему я приношу связь. Я не стал хуже с тех пор, просто всегда будет кто-то сильнее. Эти нулевые рекорды — всё это временно.
— В девяностые и нольвые ваши спортивные достижения происходили в период, когда комиссии по допингу ещё не обладали высокой эффективностью. Тренерствуя в разных залах, вы сталкивались с откровенными нарушителями правил?
— Нет, такого вообще не помню. Хорошо помню, как меня впечатлило то, что я дрался с Гильермо Джонсом в Панаме его. Допинг-контроля там не было совсем. К весам никого из моей команды даже не допустили. Сколько он там весил, неизвестно. Так смотришь по записи: выглядит совершенно по-другому, как боксировал с Денисом Лебедевым. Видно, что покрупнее намного.
— В Википедии на вашей странице вас называют «российским боксером, джорнименом». Как к такому определению относитесь? Считаете ли его оскорбительным?
— Не совсем ясны для меня значения слова «джорнимен».
— Путешественник — это человек, который много путешествует и вступает в драки с любым встречным.
К этому прозвищу я отношусь нормально. Единственное, если джорнимен — это человек, которому всё равно выиграет он или проиграет, едет просто драться и получить свои деньги, то это не обо мне. Я всегда ездил только побеждать и всегда надеялся на победу.
— Спустя пять лет после завершения карьеры…
Я пять лет отсутствовал на ринге, но всё же продолжал свою карьеру.
— Не заявили официально. Возвращение возможно?
— Я хочу вернуться.
— В профессиональный ринг?
— Да, да.
— Какие-то переговоры есть?
Переговоры состоялись, но результат пока отсутствует. Тем не менее, я всё же верю в положительный исход.
— Вы сами ощущаете готовность к этому с точки зрения физической формы?
— С физической точки зрения, я сейчас, возможно, в наилучшем состоянии.
— Если представить себе соперника?
— Я готов к любым битвам с любыми противниками в любом месте в любой момент. Нет, насчёт «в любой момент» — это неправда. (Смеется.).
— С Дациком бы побоксировали?
— Было бы здорово, если бы участвовал. По Дацику точно уважение — ведь Орловского он когда-то победил в смешанных единоборствах? Парень серьезный.
Вы говорите о желании вернуться, но предпринимаете ли какие-либо действия для этого?
Не занимаюсь ничем конкретным пока. Поддерживаю себя в форме и тренируюсь — это всё, что делаю.
— Сейчас вы тренируете начинающих?
— Да, группу здоровья.
— А чем-то еще занимаетесь?
Продолжаю тренировать детей и тружусь физруком в саду для ребят с церебральным параличом. Это крайне ответственно и морально непросто. Всё же стараюсь быть им полезным. Инструктаж по занятиям получаю, и с ними занимаюсь.
— В прошлом интервью говорили о сомнениях относительно вашей будущей деятельности после окончания карьеры. Удалось ли вам вложить заработанные средства в какие-либо проекты?
— Нет, не удалось (Смеется.).Хорошо нам, потому что квартира в городе нашей семье была выдана.