Боксер Валерий Брудов провел 59 профессиональных боев, объехал мир, сотрудничал с Луисом и Мишелем Акариесами, а также Доном Кингом. Сейчас ему 47 лет, живет он в родном Пскове, где тренирует молодых бойцов и детей, включая тех, кто страдает ДЦП. В интервью «СЭ» Валерий поделился подробностями насыщенной карьеры, о работе с братьями Емельяненко, жизни в монастыре, дружбе с духовником-рукопашником, отношении к термину «джорнимен», желании возобновить карьеру и многим другим.
Валуев тарелкой с супом шел, словно с блюдцем чай носил. В столовой все дамы зазевались.
Когда Вы решили заняться боксом, возраст был уже не совсем юным — после окончания школы и поступления в училище. Что стало причиной этого решения?
Если честно, всегда интересовался единоборствами — занимался футболом, легкой атлетикой и гандболом. И начал заниматься смешанными единоборствами. Правда, секция называлась «Рукопашный бой и школа выживания». Ничему хорошему там не учили, но дрались руками, ногами, была борьба. Познал вкус победы на первых соревнованиях по смешанным единоборствам. Так получилось, что больше туда ходить не мог. Отец смотрел на самостоятельные занятия и в один прекрасный момент сказал: «Валера, хватит заниматься ерундой, давай я тебя отведу к настоящему тренеру в настоящую секцию, будешь заниматься боксом».
— Первым вашим тренером был отец. Ранее он занимался спортом на каком-то уровне?
Да, на достаточно высоком уровне занимался, был КМС СССР. Боксировал в основном на военных соревнованиях и продолжил тренироваться после службы. Но сложились обстоятельства так, что отцу нужно было поднимать семью — он старший был из пяти детей. Мой дедушка, его отец, ветеран, инвалид войны, поэтому надо было помогать. Я спрашивал: «Как же ты, папа, не стал дальше заниматься боксом?» Говорит, еще у меня два брата и две сестренки младше, им тоже нужно было помогать. Поэтому пришлось идти работать и о большом спорте забыть.
— Вы говорили, что ваш отец вначале был и тренером, и секундантом, и даже спарринг-партнёром. Как это — тренироваться с отцом?
Все эти спарринги проходили в комнате общежития. Мама ходила между нами и говорила: «Ребята, подождите, я пройду». Спарринг останавливался, мама проходила, мы продолжали. Потом она снова возвращалась: «Ребята, постойте». Всё это было очень весело.
Вы занимались спортом даже на улице. Говорили, что отец бросался в вас шишками, оценивая вашу реакцию. Какими другими упражнениями пользовались тогда?
Жил я в районе на окраине города, где можно было бегать по лесу, заниматься тренировками. Отец старался приобщить меня к сельскохозяйственному труду: был плуг, и мы с братом копали им землю. Все виды работ выполняли, а в перерыве — бокс. Кроссфит всё время.
— Первый ваш мастерский турнир проходил в Сосновом Бору, где вы встретились с молодым Николаем Валуевым. Как его запомнили?
Габариты были внушительными, произвели большое впечатление. Запоминающимся стало то, что спортсмен вышел на бой в тренировочном шлеме, после чего судьи долго совещались, но разрешили ему выступать без него.
— С Николаем в зале потом пересекались?
Встречались несколько раз на тренировках, но я с ним никогда не спарринговал. Когда он уже был депутатом, приезжал в Псков, у нас зал единоборств есть в Крестах. Вспомнили нашего общего промоутера Дона Кинга, старое-былое.
Меня очень впечатлило, когда в первый раз поехал на сборы в сборную России в 1995 году. Был международный турнир к 100-летию бокса в России — две команды из Кубы, США, Казахстана… Николай Валуев тогда уже был отлучен от любительского бокса, но на сборах был. Меня очень впечатлило, когда он тарелку для супа нес, как блюдце для чая. Там все дамы в столовой тоже млели, что двойную, тройную порцию… все были очень впечатлены.
На вечеринке кто-то ударил человека. Тот опустил руки и произнёс: «Второй удар не переживу».
— В молодости вам случалось вступать в драки на улице? Что вспоминается ярче всего?
Были подобные ситуации, но сам я никогда не начинал драк. Ни разу! Не было такого, чтобы я приставал к кому-либо. Было, например, одно происшествие: как обычно, танцы, какой-то молодой человек предложил мне поединок. Мы вышли на улицу, с его стороны была группа поддержки, с моей тоже. Все мы обозначили готовность к бою, и я нанёс ему один удар. Он не упал — так, немного покачался. Сделал шаг назад, опустил руки и сказал своей команде: «Второго удара я не выдержу. Уходим». И все вместе спокойно пошли по своим делам. (Смеется.).
— Главное — вовремя признать поражение.
Хорошо, что все обошлось без повреждений и всё закончено.
Вы сразу же стали профессионалами. Можно утверждать, что фазы любительства не существовало?
В 1996 году на турнире «Олимпийские надежды» выступил удачно, выиграл у чемпиона России в полуфинале, проиграл другому спортсмену в финале. Занял второе место и начал привлекаться в расширенный состав сборной России. 1997 год сложился не очень удачно, но в конце года победил на турнире в Китае. В 1998 году стал призером чемпионата России и полноценно занял место в сборной. И еще 1999 год — четыре года провел в любителях.
— Что вы о Китае помните из поездки?
На улицах много людей и детей, которые выполняют зарядку. Школьный стадион даже лучше нашего современного. Много занимающихся гимнастикой. С утра там многолюдно, и все занимаются дыхательными упражнениями. Это произвело на меня большое впечатление.
— Какой это город был?
Гуанчжоу — огромный город с населением более 15 миллионов человек (по данным 2020 года).
— А китайцы чем-то удивили?
— По правде говоря, в боксе меня поразил их стиль. Видно, у российского бокса такой авторитет, что едва начинаешь поджимать китайца, как они сразу выбрасывали полотенце, отказывались от боя. Ничего там страшного — ни нокдаунов, ничего.
В первых ваших поединках на что действовало в питерском «Гигант Холле» казино «Конти». Что вы помните о такой обстановке?
Схватки прошли успешно, группа поддержки из Пскова порадовала, всё устраивало. Всё происходило в ограниченном пространстве – небольшие бои. Но драться приходилось всерьёз. Вся эта помпезность, выход под музыку, кто на самолёте вылетает, кто на чём, огромное количество народа в ринг зайдёт, гости почетные и не почетные, набьются, бывает, человек по 40 в этот ринг. Потом дело идёт к бою, все начинают потихоньку уходить, тебе жмут руку «давай, давай», и уходят. И остаёшься один на один с соперником. И всё, что было до этого, уже не имеет никакого значения. Все эти выходы, представления, пояса, гимны, песни. Так что я к этому спокойно относился – не перегорал.
— Сколько за первые поединки платили?
— За спасибо. 70 долларов — такие расценки. Курс был рублей 30 — короче, две тысячи зарабатывал за бой. В казино «Конти» и бесплатно я боксировал не один раз. Надо бои проводить, скажут: «Так и так, возможностей нет заплатить тебе гонорар».
— Это постфактум говорили?
— Нет, заранее сообщали. Но я всё время хотел заниматься боксом, поэтому особого значения это не имело.
— А с работой совмещали бокс?
— Нет, не совмещал.
— А как существовали?
— За поддержкой мамы, папы и добрых людей.
В девяностые годы в Санкт-Петербурге спортсменов из мира бокса часто приглашали в преступные группировки. Вам поступали подобные предложения?
— Нет, все знали о моём решении боксировать профессионально. Чаще приглашали тех, кто и на улице дрался, и в ринге выступал. Кого же готовили к серьёзным победам, уже не звали никуда.
Роман Кармазин говорил, что его просили об этом, но отказался.
— Но его опять же звали когда? В начале карьеры? Вот о чём я и говорю. Роман Кармазин не говорил, что к нам в Псков приезжал боксировать на первенство города? Так что там ничего удивительного, что его куда-то могли приглашать.
— Были ли у вас какие-нибудь спонсоры?
— Всегда были добрые люди, которые поддерживали.
— С Владимиром Кушниром ваше сотрудничество началось примерно в это же время?
— Да, упокой Господь его душу. Он сделал предложение [перейти в профессионалы]. Состоялась беседа с ним, он сказал простые слова: «Валера, ты из города Пскова, будешь только спарринг-партнёром для первых номеров в лучшем случае. Никогда на соревнования, как Олимпийские игры, чемпионат Европы, чемпионат мира, не поедешь. А в профи потом переходить тоже поздновато — какое-то время для раскрутки надо. Если ты протянешь, уже будешь не нужен ни в профи, ни в любительском боксе. Так что если думаешь серьёзно боксировать, то принимай предложение». В этот же день я принял решение перейти в профессиональный бокс.
— То есть он вас убедил?
Он убедил простыми словами, что нужно срочно переходить. Он оказался прав, потому что Олимпиада 2000 года была близко. Он собирался, чтобы я боксировал во Франции, опять же эти французы, которые боксируют на Олимпиаде, перейдут в профессиональный бокс. А я с определенным количеством боев буду интереснее для промоутеров, чем человек, который не провел ни одного боя.
Луиса Акариеса никогда не замечал в зале в спортивной одежде. Всегда был в брюках и рубашке.
Запомнив вашу схватку с Вирджилом Хиллом, ваш результат был тридцатью. —Тогда этот нуль давил на вас, держались за него?
— Нет, никогда особо об этом не думал. Когда у меня этот ноль пропал, я не сильно переживал. Единственное, переживал, что так бой сложился, не хватило у меня опыта. Держал в голове, что сил не хватит на 12 раундов, можно было темп ещё дальше дать. Опять же, там был момент, где разбил ему бровь, можно было этот момент дожать. Но надо отдать ему должное, что он перестроился, а у меня не хватило мастерства, опыта, подсказок секундантов, чтобы перестроить свои действия и выиграть этот бой.
— А кто тогда секундировал?
— Владимир Кушнир был моим секундантом. Полагаю, что только он, так как французы не приехали. На том бою меня руки клеил этот кэтмен… катмен! Катмен правильно (улыбается). Абель Санчес знаменитый. Мне кажется, также предоставили американца в качестве секундантов, но я даже не помню.
— Вы говорили, что при подготовке к бою на Хилле тренировки длились два часа в день. Такая нагрузка была нормой тогда? Сейчас боксёры занимаются дважды в день, а иногда и по четыре часа могут не покидать зал.
Два часа — основная работа в перчатках, а зарядка и подводящие упражнения можно растянуть. Восемь часов сна, полтора часа на прием пищи — всё остальное время тренировки. Считаю, что интенсивная тренировка занимает 40-50 минут. Спарринг — 3 минуты. Выдержишь ли ты 30 минут спарринга в течение 10 раундов с хорошими соперниками? Два раза подряд? Уже не выдержишь. Временные отрезки относительны.
Во время боя с Фиратом Арсланом секунданты запрещали вам пить из-за старой методики, но в Будапеште была сильная жара и влажность.
Да, всё было летом, жарко, душно. Не то чтобы кто-то запрещал — я сам дуралей, не пил. Но никто мне и не сказал: Валера, не сходи с ума, посмотри на людей, которые бегают марафоны и прямо на дистанции воду пьют. Просто там тоже случались такие случаи, что бежал, бежал, вдруг раз — развернулся в другую сторону, на обочину, бултых — и завалился от упадка сил.
Это простая физиология, но у меня и тех, кто был рядом, её не хватило. Должен признать, что ещё сто лет назад, когда мы тренировались, французский тренер Луис Акариес подзывает меня и говорит: «Валерий, посмотри вокруг. Все, кто занимается боксом — все сумасшедшие». Я кивнул. Он продолжает: «Да, я сумасшедший, он сумасшедший. Самое интересное, что ты тоже сумасшедший. Все, кто занимается боксом, сумасшедшие». В принципе так и есть.
— А Луис Акариес еще и тренировал?
— Да. Не постоянно, но вовремя подсказывал то, что нужно. Я ему очень благодарен. Меня впечатлял как личность. В спортзале его ни разу не видел в спортивной одежде, даже кроссовок на нём не замечал. Всегда в брюках, джинсах, туфлях, мокасинах, в рубашке. Очень интересный человек.
— У братьев Мишеля было агентство, и ты был под их контрактом.
Когда в последний раз приехал сражаться в Париж, сын Мишеля Себастьен рассказывал, что когда-то, будучи ребенком, летел в Америку на его бой.
Еще был подписан Орзубек Назаров. Говорил, что Мишель — чистый бизнесмен, а Луис ближе к боксу.
— Да, Луис сам чемпион Европы по боксу. По всем боксерским вопросам Луис главный, а Мишель вел все деловые переговорки.
— Назаров сообщил, что до боя за титул с Менди ему говорили: в очках победа недостижима, только нокаут возможен. У вас случались трудности с Акариевыми?
— Нет, ничего плохого не скажу. Огромная благодарность за то, что взяли, довели, провели все эти бои. Очень благодарен. Мне очень нравились.
Иерей обучал меня тренировкам для развития силы кистей.
— Перед боем с ДеАндреем Эброном вы сказали, что будете трудиться и молиться, чтобы победить. Владимир Кушнир позже добавил, что журналисты не придали значения слову «молиться», потому что вы верующий человек и у вас есть духовник в Печорском монастыре. Пришли ли вы сами к вере или это заложили в детстве?
Влияние родителей велико, но у меня самой возникла тяга к этому. Мне стало интересно. Я собрал ребят и уговорил их съездить в Печору. В первый раз мы познакомились с замечательным монахом, с тех пор поддерживаем отношения, ездим туда и общаемся.
Кушнир добавил ещё об одном моменте: ваш наставник умеет драться в рукопашном бою. С ним вы тренируетесь?
— Не то, что обсуждаем… Сам бывший военнослужащий, и ему интересны эти смешанные единоборства: и поговорить любит, и дельный совет даст. По тренировкам помогал, что-то подсказывал. У меня в свое время проблемы с кистями были, много всяких упражнений показывал, как их укрепить. Но не это главное — огромная благодарность за то, что мы до сих пор туда ездим, общение сохраняем, что такое место замечательное, люди там такие замечательные. Всем советую туда съездить и, если есть возможность, пожить там.
— Вы там тоже жили?
— Да, как трудник. Удалось мне там и пожить, и поработать.
— Долго жили?
— Ну, неделю.
— Работали ли вы там как наёмный работник?
— Трудился, да.
— А чем именно занимались?
Я трудился в сельском хозяйстве, обрабатывал поля, выполнял все обязанности.
— А как себя чувствуешь после? Есть ощущение чистоты или чего-то подобного?
Делая доброе, испытываешь приятные чувства. Сам понимаешь, что это тебе благоприятно. Оказавшись в монастыре, а затем прибыв на автовокзал, где видны ларьки с пивом, прямо больно глазам. (Смеется.)Ты так быстро привык к тому, что сейчас всё снова вернулось из того места, где всё так…
— Чисто, да?
— Да, вот именно так. А здесь снова всё то же: какая-то ругань. Думаешь: ничего себе! Вот за стеной совсем все по-другому. Очень это глаз резануло. Думаю: да ну! Опять двадцать пять.
— Как ощущали себя во время сбора во Франции и при возвращении в Псков? Не ощущается ли резкий контраст между этими двумя местами?
Конечно, главным было возвращение домой и ощущение радости от этого момента. Но всё же различия есть.
В чём прежде всего заметны различия?
— Что люди пьяные возле ларьков. Как-то отвыкаешь, а тут все по-новой. Оголтелые граждане ходят, орут. Там такого ни разу не встречалось. По крайней мере, где я был, ни разу не видел, чтобы непонятные граждане шатались, орали, дрались. Конечно, выпивают — то же вино. Сидят в барах потихоньку. Вот в Финляндии на турнире такое же наблюдал: какие-то выпивают, на лавке сидят прямо в парке, что-то орут. Думаю: во, вот это знакомая картина. (Смеется.).
По возвращении из Америки различие было ещё более ощутимым?
В Америке меня поразило постоянно голубое небо. Мне это очень понравилось! Вернувшись сюда, снова всё серое… Меня впечатлила американская жизнь: всегда небо, солнце, в шлепках, в шортах. Даже зимой днем там около плюс двадцати. Я понял их праздник День благодарения: действительно все граждане из Европы туда приехали, и когда собрали первый урожай, индейцы их встретили хлебом и солью — всё, живите. Вот такой День благодарения: ничего себе, нам такая земля досталась!
— Индейку на День благодарения ели?
— Нет, но всё это, как ходят за подарками, я видел. И на Рождество — как Санта-Клаусы там ходят. Новый год совершенно не празднуют. Я и 31-го, и 1-го тренировался. Рождество у них празднуется, а вот всё [Новый год] — мимо.
Где жилось при визитах во Францию и США?
— В Франции постоянно проживал в отеле, а в Соединенных Штатах арендовали квартиру и жили в ней.
— С кем-то еще?
Сначала жил с кем-то еще, а затем остался один долгое время. С кем снимал? Такой боксер, может помните — Юрий Романов из Минска, он двукратным чемпионом Европы был у Шафера (промоутер Игорь Шафер. — Прим. «СЭ»). И там еще из Питера [второй боксер], но он ни одного профессионального боя не провел. Оказался очень веселый парень. Тяжеловес, приехал, пожил, потренировался, а потом, спустя месяц или два, вышел на зарядку и сказал: «Бокс — это не мое. Отправляйте меня обратно» (смеется).
Встречал ли ты русских боксёров, которые специально проигрывали в Америке, чтобы вернуться домой?
— Нет, никогда не встречал такого. Чтобы специально проиграть — я сомневаюсь. Возможно, не отдаст всех сил, где-то не переступит через себя, но чтобы специально проиграть — очень сомневаюсь. Если есть возможность, каждый побьёт соперника. Но если такой возможности нет, надо искать резервы, может быть, он их не будет искать.
Вы замечали различия между обычными людьми в России, во Франции и в США?
По моему мнению, в США местное население уничтожено или находится на грани исчезновения. Это, пожалуй, самый большой геноцид — даже больше, чем у Гитлера с евреями. Все приезжие живут своими кучками: китайский район, корейский, русский и так далее. Все своими районами. В баню ходили в корейский район — там иероглифы, какие-то надписи… На чем вообще эта Америка держится, я до сих пор не понимаю. Видно, люди определенного характера, которым своя родина неинтересна, и надо искать счастья на другой стороне — вот такие собрались граждане и местное население вывели под корень. До сих пор никто не вспоминает. Какой Гитлер? У нас тут ребята еще хлеще дел понаделали.
Хотелось ли вам когда-нибудь, скажем, остаться во Франции?
— Нет, никогда. Такое представить не мог, чтобы где-то остаться. Не то чтобы прямо были предложения: вот твоя квартира, вот твоя машина, здесь будем жить. А так разговоры были такие: как бы ты на это посмотрел? Я — только домой всё время.
На переговорах Дон Кинг заявил, что никто не сможет им управлять.
— После работы с Акариесами вы заключили договор с Доном Кингом. Были ли условия там предпочтительнее?
— Нет, сложилась такая ситуация, что я у Акариесов стою официальным претендентом на звание чемпиона мира — всё-таки у них есть какие-то спортивные принципы. Начинаются переговоры, меня не обойти, и в то же время французский промоутер предлагает условия… хуже худшего. И на тот момент мой менеджер, Владимир Кушнир, говорит: «Валерий, это ни в коем случае не стоит принимать. Давай будем действовать самостоятельно». Единственное, что он начал кидаться из стороны в сторону, заключал соглашения и со вторыми, и с третьими промоутерами. Видать, был в каком-то очень паническом настроении.
Когда настало время вести реальные переговоры, к Дону Кингу обратились с разных сторон: наш боксер. Полагаю, Дон Кинг, вместо того чтобы вести переговоры с каждым отдельно, решил заключить контракт напрямую со мной. Мне сделали предложение: либо подпишу контракт и буду боксировать, либо не подпишу — тогда непонятно что будет. Не стал мудрствовать, Кушнир посоветовал уходить от Акариесов. Единственное, переговоры он вел очень неграмотно.
— Многие российские боксеры, работавшие с Кингом, высказывают о нем отрицательные отзывы. Вы же утверждали, что у вас с ним были хорошие отношения. Расскажите, как вам удалось найти общий язык?
— Не то чтобы мы сработались — ему от меня большой выгоды тоже не было. Не знаю, мне показался порядочным человеком, на переговорах сразу сказал, что никто не поимеет меня, никто со мной никогда такого не сделает. И в принципе в моём отношении оказался самым честным человеком. Провел свой бой, когда захотел уйти, отпустил меня.
Во время переговоров я удивился его крепкому здоровью. Человек так же бодро говорил, как и чесал языком. Думаю: елки-палки… Ему, наверное, лет восемьдесят уже было тогда. Мне самому хотелось спать, нос клевал немного. Мы с ним встретились с самого утра, а он все продолжает говорить. Вот настоящий богатырь. И всё, когда я попросил, отпустил меня без всяких условий.
— А что рассказывал?
— Ах, всё наперекосяк! Сначала старался переводить, а потом просто измучился, разучился слушать эти слова. Улетел куда-то в свои мечты и всё.
— А в каком зале вы тренировались?
— У Фредди Роуча все время.
— Но под его руководством не занимались?
— Нет. Всю дорогу я спарринговал с Латифом Кайоде, которого тренировал тренер Лебедева.
— Что случилось с Роучем? Неужели вина Дона Кинга в этом неудачном исходе?
— Нет, у Фредди Роуча есть Мэнни Пакьяо, основным боксером. С ним, честно говоря, работа не принесёт пользы. Потому что и он не сильно заинтересован, а этот вес, крузервейт, в США не пользуется популярностью. Сразу сказали: думайте, куда перейти — туда или туда. Говорят, этот вес совершенно не востребован. И ещё у него там целая фабрика, кухня, под эту марку ребята идут. Но я бы лучше с Бадди Макгиртом работал. Мне кажется, больше было бы толку.
— А с кем в итоге работали?
Из-за этого остался без тренера. Макгирт приехал, посмотрел на нас, сказал, что у него с Олегом, который гражданин США, контракт, и он не хочет вмешиваться, типа будет лишним в этом. Понимаю, мы его не сильно заинтересовали.
— Олег — это кто?
Олег Серецкий, бывший украинец, получил гринкарту и стал гражданином Америки. Был рядом с Ваней Кирпой, Кирилловым и Кармазиным.
Вы бывали когда-нибудь у Дона Кинга в гостях?
В офисе Майами шли переговоры, затем заключили контракт и отправились отмечать событие. В первой половине дня подписали документы, разъехались переодеваться и вечером собрались в ресторане. По моему мнению, мы не первые посетители этого заведения, все там уже знакомы, пришли, посидели, поговорили, пообщались.
— Он, естественно, счет закрывал?
— Ну да, да.
— Дон Кинг выпивал?
— Да, немного выпил. Но я скажу, впечатлился, как мастерски говорил. Три часа беседовали — ни минуты тишины. Думаю: вот это достойный человек!
Вы же без перевода общались? У вас хорошо получается по-английски?
— Понимаю основные обороты речи, школу окончил с успехом.
— Там уже не подтягивали английский?
— Нет, два слова запомнились: «уставать» и «услышал». С Кудряшовым боксировал пуэрториканец, имя запамятовал (Франсиско Паласиос. — Прим. «СЭ»), мы поехали к нему на спарринги. По-моему, в Орландо, там от Майами недалеко. Тоже сделали ошибку — там говорят: 40 минут на самолете либо четыре часа на автобусе, как поедете? А мы летели в Лос-Анджелес, из Лос-Анджелеса в Майами. 12 часов, четыре часа — что-то я так налетался. Говорю: да ну, не, как раз посмотрим Америку, поедем на автобусе, все хорошо. Привозят нас на автовокзал, залезла туда куча мексиканцев со своими буррито острыми, с запахами, и поехали мы. С одной стороны — пустыня, с другой стороны — пустыня. Олег говорит: «Ну что, Валера, посмотрел Америку? Надо было на самолете лететь»
Приехали в Орландо к парню, заселились, первый спарринг прошел нормально. Возвращаемся — я, тяжеловес из Питера, Олег и Юра Романов. Мы четверо, он один. В комнате сидит где-то, мы на кухне готовимся, обживаемся. В общем, живем. Второй спарринг — пуэрториканец после него начинает плакать. Я думаю: елки-палки, вот это латинос… Олег говорит: «Валера, я чувствую, нас отсюда выгонят». И действительно, на следующий день пришли: все, спарринги больше не хотим.
— А чего он плакать начал?
Я немного подталкиваю его. У него пока не очень получается.
— Жестко работали с ним?
— Вот именно [что не жестко]. Меня это и поразило: думаю, елки-палки, какая-то девочка! Там ничего такого особенного не было. А Олег рассказывал, что там такой латинос, прямо мачо-камачо. И ему самому понравилось: ничего себе, какой оказался.
— А вы же еще с Сергеем Ковалевым спарринговали?
Да, был один спарринг с Сергеем Ковалевым. Он тогда приезжал. Очень хорошо работал с нигерийцем. Я так посмотрел, что потом с этим Кайоде у меня тоже пошли спарринги веселее. С Сергеем Ковалевым отработали хорошо, польза была.
Федор наносил сильные удары, Александр несколько раз попадал Александру в печень.
Вы ещё тренировались с Федором Емельяненко? В какой период это происходило?
Все сборы проходили в Санкт-Петербурге, потом летали во Францию, где ещё тренировались и проводили бои. В Санкт-Петербурге меня впечатлил зал: он находился далеко от станции метро Лиговский проспект, на улице Боровая, в обычном дворе, в комнате — не знаю, как её назвать, может быть, комната быта. Обычный дом, никогда не подумаешь, что там зал. Единственное, окна закрашены краской. Обычная дверь в подъезд, квартиры на втором-третьем этаже, а на первом такая дверь: открываешь — раздевалка и зал. Там еле-еле ринг маленький влазит, один мешок, второй мешок. И всё, больше ничего нет. Там все тренировались, и там я спарринговал с Федей и Сашей.
— Какой год примерно?
Годы два тысячи два, два тысячи три, возможно, и позже. Все это было во Франции, пока я не уехал в Америку.
— Вы прямо вместе готовились к боям?
— Мы приехали поспоррадиться, оказалось там Федор. Будем ли стоять? Постояли. У меня свой тренировочный процесс, у него свои цели.
— Как спарринги проходили?
Хорошо, всем было полезно. Силу удара понял сразу.
— Как человек он вам чем запомнился?
— Не удалось познакомиться, жаль. В то время уже была популярностью, поэтому подойти было проблематично. Всё дело в работе.
— Не очень старались с ним работать?
— Нет, всего лишь один спарринг. С Сашей занимались больше, не помню точно, сколько раз были спаррингами, в разных залах. Не на Боровой, а около казино «Конти» был ещё наш зал.
— С Александром у вас был еще публичный спарринг в 2009 году за месяц до боя с Гильермо Джонсом, который затем перенесли. Тогда Александр готовился к дебюту в боксе против Хизира Плиева. Уже тогда он создал АЕ Team — вы прямо в его лагере участвовали?
— Приходили, встречались, в зале тренировались и договаривались о следующем спарринге.Хорошо.
— Александр вам чем запомнился?
Тренер спрашивал его, когда он начнёт спарринг. «Ну, я размянусь, Валерий», — ответил он. Сел на ринг, прошло минут четырнадцать, надел перчатки и сразу в ринг для спарринга. (Смеется.). Glancing at him, I think: what an interesting person! Confident in his abilities, he doesn’t need these warm-ups.
— А спарринги жесткие были?
— Нет, обычные. Полагаю, польза была взаимной. Только иногда, по крайней мере, мне так казалось, что я его туда добирался, в область печени. Что же он всё это переносил.
— То есть не загибался?
— Да, да. Но всё равно, возможно, мне показалось, что я попал. С другой стороны, обычно видно, когда человек попал.
Занимаюсь воспитанием детей с церебральным параличом в детском саду. Это непросто эмоционально.
— Многим бойцам нравится избегать просмотра поединков, разве что перед встречей с соперником. А вы говорили, что порой ночью смотрите бокс и не можете оторваться от экрана. В какой-то момент последнего времени это происходило?
Да, мне очень нравится. Если есть возможность, смотрю. Из последнего… в голове крутится всё — и смешанные единоборства, и всё подряд. Меня, если честно, до сих пор впечатляет бой Александра Поветкина с Диллианом Уайтом. Два раза он, по-моему, на задницу сел и потом сам вырубил. Это высший класс, конечно. Когда казалось: все, концовочка, парень его добьет, шансы невелики были. И одним ударом всё решил.
— Помните ли вы самый ожесточенный спарринг, где оба участника действовали наступательно?
Много таких спаррингов бывает. Однажды, в начале моей профессиональной карьеры, я тренировался в Санкт-Петербурге, проходил турнир традиционный. По-разному его называют, но прижилось название «Малиновый звон». И на этот турнир в конце апреля приехала команда из какого-то города Азербайджана, а не сборная. У них там был неплохой тяжеловес, а у нас тяжеловесов до 91 кг не было. Местный руководитель бокса позвонил покойному Кушниру: так и так, Валеру командировать, чтобы он приехал провести бой по любительским правилам.
Тут вся торговля с рынка пришла азербайджанская, ребята очень громкие. Наши кто-то был, собрались в зале не сильно огромном. Страсти кипели, боксировали очень сильно, и пропустил удар, немножко присел. Мне отсчитали нокдаун, я встал и этого парня стал забивать. Бам-бам-бам, судья как бы сказал «стоп», но я еще и после «стоп» пару раз влепил. Такие прямо страсти закипели, что там кто-то в ринг запрыгнул… Но так все нормально, победил, еще меня дисквалифицировали за удар. Такой памятный был бой.
— После «стоп» применяли силу — так сильно разгневались?
— Да не то что разозлился — страсти закипели! Ринг прямо в зале стоит на полу, рукой можно дотянуться. Народу битком, все вокруг ринга. Судья крикнул — негромко или нет, я не услышал. Может и услышал, просто захотел продолжить.
— До боя с Гильермо Джонсом ваша статистика была 38 побед и 2 поражения, а после этого противостояния последовало заметное ухудшение результатов: 10 поражений в 16 следующих встречах. Что послужило причиной этому снижению?
С уровнем конкурентов связь вижу. Я не уступаю в мастерстве, но всегда есть те, кто превосходит. Результаты, вроде этих «нулевых» рекордов, — временное явление.
— В ваше время, девяностые, нулевые, допинг-контроль был не таким строгим. Вы занимались в разных залах — там встречались и спортсмены, которые грубо нарушали правила?
Я такого вообще не помню. Хорошо помню, когда боксировал с Гильермо Джонсом в его Панаме, никакого допинг-контроля не было. К весам никого из моей команды даже не допустили. Сколько он там весил, неизвестно. Смотришь по записи: выглядит совершенно по-другому, как боксировал с Денисом Лебедевым. Видно, что намного покрупнее.
— В Википедии на вашей странице вас называют «российским боксером, джорнименом». Что вы думаете об этом определении? Оно вам кажется обидным или оскорбительным?
— Не совсем ясно, что означает слово «джорнимен».
— «Джоуни» — это путешественник, кто колесит и вступает в поединок с любым встречным противником.
— К этому прозвищу отношусь нормально. Единственное, если джорнимен — человек которому всё равно, выиграет он или проиграет, едет просто драться и получить свои деньги, то это не обо мне. Всегда ездил только побеждать и всегда надеялся на победу.
Спустя пять лет после окончания карьеры…
Я пять лет не выступал на ринге, но завершить спортивную деятельность не собирался.
— Вы официально ничего не заявляли. Возможна ли ваша वापска?
— Я хочу вернуться.
— В профессиональный ринг?
— Да, да.
— Какие-то переговоры есть?
Переговоры состоялись, но до конца не завершились. Все же я на это очень надеюсь.
Готовы ли вы с точки зрения физической формы?
— С точки зрения физической подготовки, могу сказать, что сейчас чувствую себя лучше всего за всё время.
— Кем вы представляете себе своего противника?
— Готов сражаться с любым противником в любой точке мира в любое время. Ладно, об обещании «любой момент» — это неправда. (Смеется.).
— С Дациком бы побоксировали?
— Хотелось бы увидеть его боксом. Что касается Дацика, то к нему тоже уважение — ведь по смешанным единоборствам его победил Орловский? Парень серьёзный.
Вы говорите, что желаете вернуться, но совершаете ли хоть какие-нибудь действия для этого?
Не занимаюсь ничем конкретным, но поддерживаю себя в форме и тренируюсь — это всё, что делаю сейчас.
— Сейчас вы тренируете начинающих?
— Да, группу здоровья.
— А чем-то еще занимаетесь?
Продолжаю тренировать детей и работать физруком в садике для ребят с церебральным параличом. Это непросто морально, но стремлюсь быть им полезным. Инструкторы показывают, как и что проводить занятия, а я с ними занимаюсь.
— В давнем интервью говорили о переживаниях насчёт будущей деятельности после окончания карьеры. Удалось ли вложить полученные средства в какое-либо дело?
— Нет, не удалось (Смеется.). Хорошо живём теперь, спасибо городу за предоставленную квартиру.