Пик карьеры Весны Долонц (в девичестве Манасиевой) пришёлся на время расцвета женского тенниса в России. Мария Шарапова, Елена Дементьева, Анастасия Мыскина, Динара Сафина, Светлана Кузнецова, Вера Звонарева… Для многих отечественных игроков пробиться в сборную на Кубок Федерации и Олимпиаду стало практически невозможным. Так же обстояло дело с Весной, которая достигла 84 строчки рейтинга. WTAНе увидев окон возможностей, в 2012 году приняла решение изменить флаг на сербский.

Выступая за родную сборную (отец Весны серб, поэтому у нее с детства было двойное гражданство), Долонц не пробыла долго. В 2017 году, после ряда травм, теннисистка завершила профессиональную карьеру. Но сразу же нашла себя в тренерстве, а два года назад вместе с Ольгой Пучковой открыла в Москве теннисную академию. О пройденном пути Весна рассказала в интервью «СЭ».

Вхождение в топ-100 — хороший старт для начинающего предпринимателя.

— Вы же при согласовании встречи упомянули, что сможете только поздно вечером. Такой загруженный у вас график?

Тренировки проходят с раннего утра до позднего вечера, а после возвращения домой выполняю обязанности в академии.

— Без выходных?

Делаю выходные, чтобы не выгореть. Чувствую, когда нужно отдохнуть, и стараюсь это делать. Иногда приходится работать по субботам и воскресеньям, но потом освобождаю будний день. Отдых и восстановление важны, как и для теннисистов.

— С Ольгой Пучковой вы открыли академию почти два года назад. Что побудило вас к этому шагу?

Идея существовала давно, ее обсуждали несколько лет. Время от времени Оля оставляла голосовые сообщения, где в конце могла сказать: «Но всё-таки подумай. Надо открыть академию». Честно говоря, я не была особо готова. Соглашалась, но ничего не предпринимала. В конце концов Оля настойчиво меня убеждала, и мы за один день все решили.

Какие основные проблемы появились при создании академии?

Строительство системы оказалось самым трудным этапом. Необходимо было подобрать сотрудников — секретаря, бухгалтера и др. Решение юридических вопросов казалось необычным. Изучение новых сведений занимало много времени.

— Какую опору вы чувствуете сейчас?

— Хорошо функционирует всё само по себе. Многое не требует контроля. Первого отпуска переживала: соберется ли группа, пройдет ли тренировка, всё ли хорошо. Была ответственность в один день, когда должны были прийти много людей. Очень волновалась за исход всего. В этот день у меня была экскурсия на остров без связи. За время экскурсии вся извелась, напридумывала себе миллион проблем. Когда вышла на связь, оказалось, что всё хорошо прошло. Поняла, что можно спокойно ехать в отпуск. Это был показательный момент, что мы все делаем правильно.

— Вы с Ольгой когда-то играли в первой сотне рейтинга. Будет ли проще или труднее открыть академию, если бы занимали места в топ-50, топ-20 или даже топ-10? Изменится ли цена услуг?

Мне кажется, что особо проще не было бы. Возможно, когда занимаешь места в топ-10 и топ-20, финансовые возможности сразу другие. Вероятно, инвесторов было бы найти проще. Но по сути нет никакой разницы. Топ-100 — это уже достаточно хорошо, чтобы начать свое дело, если этого хочешь и готов много трудиться. О прайсе не знаю. Я же не топ-10 или топ-20. Поэтому над этим вопросом не задумывалась.

— А если бы всё было наоборот, и вы оказались в топ-200 или топ-300?

Рекламам доверяют больше известным игрокам рейтинга. Второго места можно добиться, усердно работая и составив хорошую команду. Важно быть собранным.

Внушение о том, что в нулевых годах женский теннис был полон вражды, не соответствует действительности.

— Вы дружили с Ольгой во время её спортивной деятельности по теннису?

— Да. Пожалуй, знакомы примерно семнадцать лет. С момента моего появления в команде начали общаться. Подружились и продолжаем общение даже после завершения спортивной деятельности.

Встречал утверждение, что к началу 2010-х годов дружба между теннисистками была редкой явлением.

Это очень большой миф. Считают, что в теннисе не могут быть подруги, потому что все соперницы и друг на друга косо смотрят. На самом деле это не так. Не будем брать отдельных личностей, которые не любят общаться. Но в целом отношение игроков друг к другу как к коллегам по работе. На корте мы играем против, но после матча можем вместе пойти и спокойно поужинать, а на следующий день потренироваться. Считаю, что теннисная дружба очень долгосрочная и крепкая. Мы много времени проводим вместе, играем на одних и тех же турнирах, поддерживаем друг друга. Теннисный мир более добродушный и хороший, чем его малюют. Всем почему-то кажется, что там ненависть. Неправда. Может, до меня что-то было. Но когда я была в туре, многие более старшие игроки мне помогали. Помню, меня сильно поддерживала Ирода Туляганова. Она рассказывала какие-то вещи про подготовку, тренировки, делилась опытом.

В интервью Анастасия Павлюченкова, жившая и в нынешней, и в прошлой эпохах тенниса, говорила о том, что спортсменки сейчас стали более открытыми.

Возможно. Это на меня не сильно повлияло. Я сама по себе достаточно общительный человек. Мне нравится дружить, чтобы было больше позитива. Может быть, в моем мире сложился такой круг друзей и хорошего общения. Подруги, с которыми я общалась во время карьеры, остались со мной и после окончания учебы.

— До начала работы в академии были ли у вас тренерские обязанности в каком-либо клубе после окончания спортивной карьеры?

— Тренировала юниоров и любителей, даже не в клубе.

— Какие-то еще занятия для себя не искали?

Нет. Я всегда хотела тренировать. Это осознанное решение после окончания спортивной карьеры. Готовилась к этому. Уже в 18-19 лет знала, что буду тренером. Обучалась, слушала лекции. Пользовалась возможностью на турнирах общаться с тренерами. Часто задавала им вопросы. Для них это была удивительная история: игрок уже думает о тренерской работе. Тренеры дали много ценной информации. Поэтому после окончания карьеры я ни в чем другом себя не пробовала.

— Не было ли желания поработать с профессионалом?

Во время игры всегда было ощущение, что мне нравится развивать теннисистов. Когда же перед тобой взрослый и сформированный спортсмен, это уже другая профессия. Она тоже очень сложная. В каждой есть своя специфика, которая у взрослых меня меньше интересовала. Лучше взять юниора и выстроить его путь таким образом, чтобы он мог играть в турнирах «Большого шлема». Потому что там очень здорово. Хочется дать детям такой шанс. Желание подарить им эти эмоции. А когда я закончила карьеру, были предложения от профессиональных теннисистов, но душа лежала больше к юниорскому теннису.

Сербия создала значительно больше возможностей.

— В каком-то ролике в социальных сетях вы говорили о том, что тренировались с шестнадцати лет из-за проблем с деньгами. Расскажите об этом подробнее.

Из-за отсутствия средств у моих родителей заниматься теннисом было невозможно. Юрий Нерсесович Айвазян, владелец кортов на проспекте Вернадского, предоставлял мне время бесплатно. Ему огромное спасибо. Без него я, как спортсменка, не существовала бы. Юрий Нерсесович давал мне клиентов. Я стала тренироваться и тренировать. Мне очень нравилось. Это приятные ощущения, когда любишь свой спорт и зарождаешь эту любовь в других – будь то ребенок или взрослый. Когда начала играть на взрослых профессиональных турнирах, сама себя окупала и прекратила тренировать. Но если бы не этот эпизод в шестнадцать лет, возможно, не пришла бы к тренерству.

— В федерации не помогали?

— Нет. Увы, попала в период, когда в России играли очень сильные спортсменки, превосходившие меня, поэтому не могла участвовать в Кубке Федерации и получать поддержку. Пришлось как-то справляться.

Почему вы не играли за Россию на Кубке Федерации, если переход в сборную Сербии был таким значимым шагом?

— Мне было важно выступить на Кубке Федерации и Олимпиаде. За сборную Сербии я могла играть, так как в её составе были Ана Иванович и Елена Янкович, а я становилась третьим-четвертым номером. В состав российской команды на Кубок Федерации попасть мне было невозможно, потому что в топ-10 находилось, по-моему, четыре игрока. Помните Олимпиаду в 2008-м, когда весь пьедестал был российский? Мне очень хотелось играть на ней. С Олимпиадой не получилось. Это, наверное, единственная вещь, о которой я жалею. Из-за мононуклеоза сорвались все планы. До Токио-2020 я уже закончила. Хоть и вернулась после болезни, но стала очень много травмироваться. Последнюю травму — травму стопы — получила совершенно на ровном месте. Она меня совсем остановила.

Сколько времени ушло на принятие решения о смене гражданства? Каким образом к вам обратились с предложением?

С детства я была в контакте с сербской федерацией. Меня всегда ждали. Идея выступать за Сербию сначала не приходила в голову, но постепенно созревала. Понимая, что шансов играть за Сербию у меня больше, я высказала своё желание федерации. Федерация была готова. Сербия смогла обеспечить намного больше возможностей: давали корт бесплатно, спаррингов, оплачивали поездки на турниры. Много моментов, которые сильно облегчали карьеру.

После перехода вам поступали претензии?

Нет, совершенно никаких проблем. С детства у меня двойное гражданство. Много игроков меняют страну, так что это обычная ситуация.

— Вы же в одном из интервью рассказывали, что в Сербии болельщики относятся к спортсменам лучше. Можно ли привести пример такого отношения?

Сербы увлечены спортом и знают всех своих героев, а не только Янковича и Ивановича. Меня узнавали на улице. Понимаю, когда игроков топ-10 почитают и победителей турниров «Большого шлема», но я на них максимум доходила до третьего круга. Спортсмены для — национальная гордость. Поэтому следят даже за юниорскими достижениями в любом виде спорта. В России такого нет.

— Как приняли в команде?

Было тепло. Мы общались ещё тогда, когда я выступала за Россию. Для них я была не из другой страны, поскольку являюсь сербкой. Всё было по-семейному. Даже в честь перехода у нас был совместный ужин. Россия и Сербия — очень близкие страны, поэтому всё происходило естественно.

— Сербский язык для вас как родной?

— Нет, плохо знала его, когда начала играть за Сербию. Быстро учила язык. С отцом так получилось: много лет прожил в России, учился в Москве. И вот как-то у нас пошло, что большую часть времени он со мной разговаривал по-русски. В детстве, когда родители на разных языках общались, я не говорила. Видимо, испугались и решили выбрать один язык — русский. За это сейчас их ругаю. Потому что молчала бы, а потом заговорила бы на двух языках.

Что такое выступать за команду на Кубке Федерации?

— Очень волнительно. Первый матч был против Доминики Цибулковой. Проходил в городе отца — Нише. Пришли все родственники и друзья. Это был ужасно нервный матч. Плюс к этому у Цибулковой случились судороги. У меня были проблемы с дыханием. Там битый небитого нес. В итоге Цибулкова первая упала на этом корте. Я очень сильно расстроилась и заплакала. Не так я представляла себе первый матч за сборную. Вся команда успокаивала меня. Как сейчас помню, как Доминику уносят на носилках, а я стою в объятиях партнеров и плачу.

До триумфа Цибулковой оставалось совсем немного.

Да, от этого остался осадок. Казалось бы, матч выиграна, но вроде бы нет. Это не очень приятное состояние. Не могу сказать, что мне повезло. Видела, как Доминике все хуже и хуже становилось, поэтому выбрала тактику играть на износ. Гнала ее, хотя самой было тяжело. В конце концов смогла ее дожать. Но в конце года мы встретились с ней на Кубке Кремля, и я выиграла у нее в трех сетах. Тогда отлегло. Это была настоящая честная борьба. Обе были здоровы, у никого ничего не болело.

— Как болели сербы в Нише?

Матч напоминал по атмосфере футбольный матч. Болельщики Сербии и Словакии старались перекричать друг друга, мешали и мне, и Доминике. Во время розыгрышей и подачи кричали, что тоже прибавляло нам стресса.

— Вы тогда продолжали жить в Москве?

Я тренировалась в Нидерландах у Мартина Боома. Два года жила в Гааге, затем ещё год в другом клубе. Потом уже тренировалась в Сербии. Мартин — шведский специалист, жена его голландка. В прошлом он тренировал Магнуса Нормана, Томаса Энквиста, Магнуса Ларссона, работал с юниорами в… LTA. У него закончился контракт с LTAПоэтому он приехал из Лондона домой на пенсию. Не собирался тренировать профессионалов. Но узнала, что свободен, и приехала к нему на смотрины. Он сказал: «Ладно, ты будешь первой профессиональной теннисисткой, которую я буду тренировать». До этого работал только с мужчинами. Это был тот тренер, который сделал разницу в моей игре и продвинул меня в топ-100. До этого, с 18 до 21 года, была между 130 и 180 местом.

Джокович для сербов — бог и икона

— Вы говорили, что в Сербии большое внимание уделяют спорту, и вас узнавали на улицах. А Джокович для сербов в то время был как бог?

— Да. Бог, икона. Он — все.

— Вы с ним никогда не общались?

Если кто-то из мужской команды общался с Типсаревичем или Троицки, то с Джоковичем этого не было. Лишь на «Шлемах» пересекались, но больше ничего. Впрочем, людей из его команды знала.

— А он вас знает?

— Вероятно, где-то в глубинах памяти промелькнула. В юности была поездка в Германию к Ники Пиличу, тренировавшемуся с Джоковичем. Мы с ним занимались в одной академии. Однако и тогда не соприкасались.

Новак утверждает, что если бы не был сербом, то его признавали бы таким же великим, как Надаль или Федерер. С этим согласны?

— Не совсем. Мне кажется, его воспринимают не так позитивно, не из-за национальности, а из-за сложившихся о нём представлений. В начале карьеры первым негативным моментом были жалобы спортсменов на его симуляции — постоянные боли, травмы и прочее. Помните много гневных интервью его соперников? У людей сформировалось неверное мнение. Потом эти вещи ушли. Возможно, он над собой работал.

Новак не всегда согласен с системой. В интервью высказывает политические мнения, например, про бомбежку Белграда или Косово. Стал основателем собственной лиги, противопоставив ее существующей системе. Также его действия в отношении вакцинации и проведения турнира во время пандемии вызывают обсуждения. Все это вместе складывается и порождает у него ощущение, что любовь к нему меньше, чем к Надалю и Федереру.

Если бы он был из Швейцарии, это вряд ли было бы существенным изменением?

Мне кажется, так. Например, Нику Кирюса некоторые недолюбливают из-за его слов. Австралийское гражданство ему не сильно помогает.

— Когда определяют сильнейшего, часто вспоминают Федерера и Надаль…

— С этим я бы не согласилась. Надаль величайший на «Ролан Гарросе», царь грунта. Не случайно оставили его отпечаток на корте в Париже. Таких спортсменов больше не будет. Федерер — это икона стиля, искусство в ударах, балет, самое красивое в теннисе. А Джокович — великий спортсмен. Он выиграл все. Осталось лишь 25-й турнир «Большого шлема» взять, тогда всё будет ясно. i будут расставлены.

Необходимо было заняться здоровьем, ведь эти промахи лишили меня работы.

— Ваш спортивный путь оказался короче, чем у Джоковича. Задумались ли вы, как сложилось бы всё, если бы не мононуклеоз?

Есть сожаление, но оно не сильно давит. Карьеру закончила пораньше, но знала, что буду делать дальше. Это не было большой трагедией. Когда играла на пике формы, выйдя в третий круг Уимблдона и победив Янкович, планировала работать дальше и попасть в топ-50. Если бы все делала правильно, это было бы по силам. Но вмешались силы небесные, не дав дойти до цели. Больше сожалений о том, что не было достаточно опыта, чтобы остановиться и понять, что происходит. Надо было докопаться до истины. Я вроде бы копала, но, несмотря на плохое самочувствие, продолжала играть. К одному врачу сходила — у вас все нормально, к другому — у вас все нормально. Подозрение на мононуклеоз было очень долгим и никак не подтверждалось. Жалею об этой ошибке. Нужно было притормозить в гонке за рейтингом, забыть про него и разобраться со здоровьем. Эти ошибки стоили мне карьеры.

Необходимо ли пересмотреть существующую систему очков для снижения напряженности соревнования?

Полагаю, нет смысла менять формат турниров. Количество соревнований за год вполне приемлемое. Да, понимаю сложности звезд тенниса, так как они играют всю неделю до финала и испытывают большие нагрузки. Но в этом и состоит шарм тенниса: много стартов, постоянная готовность к игре, восстановление и поддержание себя в хорошей форме на протяжении всего года. В моей карьере не было проблем с переездами и участием в турнирах, даже при глубоком выходе в сетке. Отдыхала, восстанавливалась и продолжала играть. Теннисисты привыкли к такому режиму.

Было сложно начать всё заново после недомогания?

Вернуться после десятилетия на «пятнадцатитысячники» без рейтинга и опыта оказалось весьма трудно. В этой среде столкнулась с большим количеством неквалифицированных игроков, чему несказанно рада. WTA-турниры или ITF Приезжаешь в категорию высокого уровня — а там никто не тренируется, реабилитации не уделяют внимания, и упражнений не выполняют. С одной стороны, видишь свое превосходство как самого дисциплинированного. Но с другой — на турнирах возникал вопрос: «А зачем я вообще здесь?» Пришлось очень много потрудиться над собой.

Вспоминается матч, когда все шло не так, началась борьба с девочкой, которую я не считала соперницей. Вместо того, чтобы работать молча над встречей, открыла диалог в голове: «С кем я играю? Почему счет 5:5?» Высокомерие начало меня топить, мысли закапывали всё глубже, и я играла все хуже. В итоге проиграла. Можно сказать, девочка меня наказала, и я была рада этому. Помню, с кортов ушла в парк — думала, размышляла и решила больше так не поступать. Если я истинный профессионал, то должна выходить и молча делать свою работу. После этого всё изменилось. Следующий турнир выиграла и пошла дальше наверх. Эти соревнования сделали меня сильнее. Получила шикарный опыт, который дал много понимания в теннисе — с точки зрения тренера тоже.

Какие события из карьеры часто приходят на ум, когда оглядываешься назад?

На Открытом чемпионате Австралии у меня был неудачный случай. Я очень к нему готовилась, прошёл сложный подготовительный блок в Нидерландах. Приехав в Мельбурн, прошла акклиматизацию и сыграла тренировочный матч с Катей Ивановой, проиграв ей разгромно — 0:6. После этого выходила на тренировку и не понимала, что происходит. Почему так? Мне предстояло играть в квалификации Открытого чемпионата Австралии, где была сложная сетка. Первый круг был лёгким, а во втором я встречалась с Сабиной Лисицки, которая оказалась в квалификации из-за травмы и опустилась в рейтинге. Я стояла на деревянном мостике и плакала. Картина была как в мультике. До сих пор её вспоминаем с мужем, потому что он был рядом. Моя слеза падала с мостика на раскалённый асфальт и мгновенно испарялась. Самая необычная слеза в мире. Мужу от этого стало смешно. Я тогда на него обиделась. После этого я прошла квалификацию и дошла до третьего круга основного турнира.

— Это, получается, 2011 год?

— Верно-верно. Это был мой первый успех. Часто вспоминаю этот случай и рассказываю об нём своим игрокам. Популярная история, когда у спортсмена перед соревнованием не всё получается, но мы набираем обороты во время матча. То, что изучено и отработано, проявляется в турнире. Надо верить в себя.

— На сайте WTA Ваша последняя парная встреча состоялась с Еленой Остапенко в 2015 году, за два года до ее победы на «Ролан Гаррос». Было ли понятно тогда, что она станет звездой тура? Как тренеру, насколько легко сейчас разглядеть талант?

— Разному. Например, с Остапенко не предположила бы, что выиграет турнир «Большого шлема». Было видно, что качественный игрок, который будет в топ-30 или в топ-50. Иногда действительно заметно потенциал войти в топ-10. А есть такие игроки, как Онс Жабер. Никогда не подумала, что может так круто играть. Хороший пример нереального трудолюбия. Когда ей проиграла, была в растрепанных чувствах. Для меня на тот момент Жабер был так себе игрок. Была колоссальная разница между теннисисткой, которую видела, и той, которая вышла в финал Уимблдона. Абсолютно разные вселенные. Вот что значит усиленная работа и дисциплина. Нужно верить и трудиться.