Артем Истомин в нынешней структуре сборных команд России по биатлону трудится с женским резервом, за исключением пары Халили: Насти и Карима. Обоим спортсменам удалось остаться с Артемом.

У Артема есть команда, где он может продолжать формировать схему подготовки, которую считает верной, с теми спортсменами, которым доверяет. О том, что собой представляет эта подготовка, на чем она основана и почему приобрела именно такую форму, Артем рассказал «СЭ» в выходной день между пасьютом и индивидуальной гонкой на Кубке сильнейших в Раубичах.

Важна гибкость, способность изменять тактику.

С 2018 года прошло шесть лет. Твой теоретический багаж остался, а практика появилась. Как изменились твои взгляды за это время? Какие иллюзии исчезли?

Отсутствие серьезного опыта тогда заставило меня, как многих, считать его второстепенным по сравнению с умением применять теоретические знания. Спустя годы могу сказать, что замкнул круг: сначала уходил от теории к практике, затем возвращался к теории и убеждался в правильности изначальных идей и принципов. Теперь есть опыт, ошибки, неудачи и хорошие выступления. Все это анализирую, а не делаю и забываю. Стараюсь понять причины успеха или неудачи во всем — гонках, этапах подготовки. Главное — что бы я сделал иначе?

Что бы ты изменил в подготовке к Олимпиаде 2022 года?

В то время я сотрудничал с мужской командой Юрия Михайловича Каминского. Подготовка прошла успешно, по моим наблюдениям, до начала соревновательного сезона. Декребрьский блок показал, что выбранная концепция — две равнозначные группы, развивающиеся по разным путям, подтвердила свою эффективность. У группы Сергея Башкирова и у группы Каминского были успешные выступления.

Последняя стадия подготовки к Олимпиаде не сложилась удачно из-за пандемии. В январе заболел Эдуард Латыпов после ключевого сбора в Белмекене. Латыпов был в отличной форме, а Даниил Серохвостов хорошо бежал в Оберхофе. Коронавирус подорвал его силы и нарушил подготовку к Олимпиаде. Никто этого не ожидал, ведь Латыпов был лидером команды как в личных, так и в эстафетных видах. В связи с этим пришлось принимать срочные решения о дальнейшей подготовке, которая не совпала с первоначальными планами из-за форс-мажора.

— Насколько часто случались непредвиденные обстоятельства в последнее время? Успешно ли адаптировались к таким ситуациям?

— Как говорит Михаил Викторович Шашилов: «Главное — маневры». Нужно уметь адаптироваться, изменять подход. Это всё-таки не то, чем я хорошо владею. Мы можем принимать оперативные решения, но не всегда они правильные. И тогда, в олимпийскую зиму, пришлось действовать быстро, да и затем, в последующие сезоны, также приходилось менять планы перед главными стартами. Где-то это было связано с болезнями, где-то — с особенностями подготовки, и так далее.

Пример: Кубок сильнейших в Раубичах. Мы осенью не знали о поездке сюда, тренировались под Сочи. Не оправдываю показанные результаты. При ясном понимании цели и условий подготовки ты готов к трассе, условиям. Но потом приходится всё перестраивать из-за смены места проведения старта. И та подготовка, которую продумывал не одну неделю, уже не подходит. Так или иначе навык адаптации к форс-мажорам появился.

— Что важнее при принятии быстрых решений: чувства или логика?

Интуиция никогда не руководит — по моему мнению, это должен быть точный расчет. Когда все просчитано и получается результат, от этого больше удовольствия по сравнению с ситуацией, когда полагался на интуицию, и это получилось. Можно привести пример прошлого года, подготовку Карима Халили к Спартакиаде. Все было просчитано, хотя мы, можно сказать, выходили из трудного положения — перед Новым годом он очень сильно заболел. И никто не мог даже думать о том, что уже в феврале Карим будет фактически в лучшей своей форме.

Тогда отменили все старты, и он поехал на сбор в горы. Все рассчитали — количество дней, время на акклиматизацию и так далее, чтобы к первой гонке на Спартакиаде он был готов. И получилось — на протяжении всей Спартакиады он был либо на пике формы, либо в очень хорошем состоянии, выступил достаточно успешно. Можно было лучше, но и этот результат можно считать хорошим.

— Придя в сборную молодым парнем с небольшим опытом, испытал ли ты кризис доверия со стороны коллег по команде? Когда понял, что его преодолел?

Всегда так получается: когда у спортсмена что-то начинает получаться, доверие к тренеру растет. Очень сложно завоевать это доверие, но легко его потерять. Не сразу, не с первого года, но это доверие начало обретать форму. Но не со всеми спортсменами сразу, постепенно — с одним, с другим, с третьим. Первым был Матвей Елисеев, который поверил в работу, которую проводили, в направление, которое было выбрано, и его результаты стали расти. Он достаточно успешно провел чемпионат мира 2019 года, был хорошо готов, но реализовал себя только в эстафете, выиграв свой этап, причем вполне уверенно. На следующий сезон впервые в своей карьере заехал в призы в личной гонке Кубка мира, став третьим в спринте в Эстерсунде. Затем поверил Эдик Латыпов, и остальные ребята тоже подтянулись.

— Были те, кто так и не начал доверять?

Вопрос связи и доверия больше относится к тренеру, которому принадлежит ответственность за эти аспекты. Спортсмен должен в первую очередь налаживать контакт со старшим тренером, чтобы доверие между ними было взаимным. Уверенность тренера в выбранной схеме подготовки не всегда абсолютна, так как на подготовку могут влиять личные обстоятельства спортсмена и его внутренние переживания.

Считаю, что руководители не покажут максимальной отдачи на внутреннем турнире.

— Три последних года привнесли, по меньшей мере, один новый источник волнения для всех — отмена международных соревнований. Это повлияло на твою работу?

Это ощущается прежде всего у лидеров, участников международных стартов, готовых продолжать там выступать. У них были цели, планы, которые рухнули. Это отразилось и на тренерах. Потому что на Кубках мира, чемпионатах можно проверять подходы, методики, новшества в сравнении с лидерами мирового биатлона. Внутри страны это практически невозможно. Кто бы что ни говорил, я уверен, что лидеры на внутренних соревнованиях не мобилизуются и не выкладываются так, как на международных стартах.

— Какой самый показательный случай критики у атлета? Был ли кто-нибудь, кто всерьез рассматривал конец спортивной деятельности?

— Нет, такого не было. Но я помню подготовку к Олимпиаде, это совсем по-разному. Говорили ребятам, что каждый может оказаться ответственным в самый важный момент, когда нужно вытащить команду в эстафете, поэтому надо относиться к работе с этой точки зрения, не допускать слабины на тренировках, выдерживать принципы, которым мы придерживаемся.

Тренировки, особенно летом, – труд и однообразный путь. В какой-то момент спортсмен может потерять представление о цели, о направлении движения. Нужно поддерживать его осознание этой цели на протяжении всего процесса.

Не стало ли тебе сложнее трудиться за последние три года?

За три года ситуация менялась каждый сезон. Первый постолимпийский год принёс сильную команду, показавшую себя зимой. Следующий сезон оказался неудачным по разным причинам. Решено было вернуться к формату основы и молодежки. Почти все лидеры выпали из основы, за исключением Насти Халили, которой разрешили продолжить подготовку в группе. Сейчас работаем с молодёжным составом. У команды несколько другие цели. В группе есть два взрослых лидера — Настя и Карим Халили, у них свои задачи. У остальных молодых девушек задачи несколько иные.

— За всё это время ты набрал опыта работы с мужчинами и женщинами. С кем взаимодействовать удобнее?

С парнями проще в некоторых вещах, а в других — с девушками. Первым можно многое доверить при принятии решений, со вторыми всё немного иначе: они больше доверяют тренеру, слушают его и выполняют его указания. Самостоятельное решение принять могут затруднительно, возможно из-за возраста или недостатка опыта, чаще всего не могут, в отличие от парней. В этом плане с девушками сложнее, но зато они более открыты.

Это увеличивает ответственность, ведь выбор остаётся за тобою, а не за спортсменом.

Я четыре года работал с мужчинами и могли делегировать им некоторые решения, поскольку главный тренер для спортсмена — это сам спортсмен. Можно лишь подсказать моменты или действия, а решение всё равно принимает спортсмен. После работы с мужчинами, начав работать с женской командой, первый год оказался трудным.

Случались ли у тебя ситуации, когда спортсмен, будто тренируется по твоей программе, на самом деле её незаметно переделывает и старается это скрыть?

— Нет, это сразу ощущается: видишь, если подобное начинается, то с спортсменом высокого класса можно просто поговорить. Сесть и всё структурировать, прописать, обсудить корректировки, прийти к варианту, понятном обоим. Это проще как для спортсмена, так и для тренера. За годы работы я попыток что-то делать по-тихому даже не замечал.

Наши спортсмены чаще всего стремятся к максимуму.

— Когда после ОИ-2018 пришел Анатолий Хованцев, привнес концепцию объемной низкоинтенсивной работы для улучшения утилизации лактата. Это было тяжело для спортсменов из-за неготовности к такому тренировочному подходу. Нынешнее поколение, приходя в сборную от личных тренеров, воспринимает такой подход легче или проблема сохранилась?

В начале занятий с Анатолием Николаевичем по регионам складывалось впечатление о благотворном влиянии. Однако потом я заметил, что тренеры, особенно детские, начинают безответственно копировать методики тренировки взрослых спортсменов. Это нарушает преемственность и сводится к применению на детях уже имеющихся наработок сборной команды. Такой подход неверен. В настоящее время, выступая на семинарах и курсах повышения квалификации тренеров, стараюсь быть более внимательным в подобных вопросах. При обсуждении таких тем пытаюсь максимально полно и понятно разъяснить тренерам суть проблемы, чтобы они избегали ошибок.

Подготовка спортсмена высокого уровня предполагает большие объемы из-за плотного календаря зимних соревнований. Зимой не получается заниматься скоростью и высокоинтенсивными тренировками из-за большого количества стартов. Поэтому летом закладывается прочный фундамент с помощью объемной аэробной работы, частично средней интенсивности. Скоростные работы включаются в летнюю подготовку для поддержания скорости. Ближе к сезону начинается более интенсивная работа.

Это отклоняется от распространенного норвежского подхода — поляризации подготовки, где тренировки либо совсем нетяжелые, но с большим объемом, либо очень интенсивные, как во время соревнований.

Да, норвежцы раньше пропагандировали этот подход, многие про него говорили, а у нас в России до сих пор говорят как о передовом. Но на одном из последних семинаров норвежские лыжники сказали о том, что выкосили подобным методом очень большое поколение талантливых спортсменов.
Они признали, что да, действительно, эта концепция дает рост результатов на какой-то — достаточно короткий — период. Но затем следует либо перетренированность, либо травмы, либо заболевания, из-за которых спортсмены не могут продолжать карьеру. Это связано с тем, что норвежский метод в совокупности больших объемов и ударных высокоинтенсивных тренировок приводит организм в состояние сильнейшего стресса, следствием чего являются травмы или переутомление.
И мы в своей практике тоже это проходили, просто вовремя диагностировали проблему и постарались ее нивелировать, чтобы спортсмена вытащить, восстановить. Иначе все могло быть намного хуже.

В настоящее время циклические виды спорта, такие как лыжные гонки, легкая атлетика и триатлон, уделяют большое внимание работе в средней зоне интенсивности. Это умеренный стресс и контролируемая нагрузка. Акцент смещается с объема выполняемых упражнений на то, что организм может переварить. Значение имеет субъективное восприятие нагрузки: оценка ее тяжести фиксируется после каждого интервала или повторения. Тренировка может быть завершена из-за ощущения спортсмена о том, что нагрузка выше необходимого уровня. В нашей работе мы также объясняем спортсменам, какая нагрузка должна быть по ощущениям. Если она не соответствует их восприятию – тренировку прекращают и переносится на другой день.

Для спортсменов данный метод нужен с полным соблюдением правды.

— Да. С этим возникают трудности, ведь спортсмены в основном максималисты. Хотят все сделать и считают, что если не выполнят ту или иную нагрузку, то станут слабее из-за этого. На самом деле слабее станут, если выполнят, а нагрузка окажется лишней.

Часто ли приходится заставлять людей покинуть тренировку?

— Молодежь часто испытывает стресс в таких ситуациях: «Почему меня сняли с тренировки, почему мне сказали закончить? Все занимаются, а я нет. Стану слабее.»

— Эта проблема свойственна молодежи во всех странах. Вопрос, является ли это следствием гормонов, возраста или особенностей русской культуры?

Это часть нашей культуры. Например, в Норвегии или Швеции тоже встречаются такие проблемы. В большинстве случаев спортсмены там имеют хорошую теоретическую базу. При общении с ними или прослушивании интервью спортсменов, еще не очень высокого уровня, замечаешь, что они уже достаточно профессионально объясняют, что делают и почему это делают. Запомнилось интервью шведского лыжника Альвара Мюльбака, 18-летнего парня, который в марафонах начал заезжать в призы. Он рассказывал о тренировочном процессе, постоянно используя местоимение «я». То есть он ставит себя на место тренера и говорит: «Я сделал здесь так-то», «Я отработал здесь так-то», «Я сделал это, потому что мне нужно было то-то». То есть объясняет, почему что-то делает. Именно к такому пониманию, подходу мы и должны стремиться.

С самого начала работы с девушками постоянно говорим: профессионализм необходим, тренировки следует выполнять самостоятельно и верно, а также строить план подготовки хотя бы на неделю. Сейчас общение с девушками показывает теоретический прогресс: могут сами строить подготовку, составлять планы и объяснять, почему нужно выполнить конкретную тренировку и как ее выполнять правильно. Это приятно, но во всех командах необходимо стремиться к тому, чтобы спортсмены становились более самостоятельными.

Не кажется ли тебе, что эта проблема отображает нашу культуру в целом? Если в Европе налоги рассчитываешь и платишь сам, то у нас работодатель это делает. У нас ты постоянно ожидаешь, что кто-то решит за тебя, а там с детства приучают думать самостоятельно. В итоге речь идет об изменении менталитета не только группы биатлонистов, но и всего поколения.

Да, действительно так и есть, но я думаю, что мы уже на пути к изменению ситуации, по крайней мере в спорте, и это касается не только биатлона. Наблюдаю, как спортсмены дают интервью, участвуют в подкастах, рассказывают о подготовке, принципах, подходах. Говорят о данных темах на высоком уровне. Это интересно и приятно слушать. Например, все наши теннисисты. Хоккеисты, причем молодые. Про легкоатлетов я вообще молчу, там ребята шагнули хорошо вперед. Пловцы, у
них сильная база в этом плане, потому что проходит много семинаров, тренеры уже хорошо подкованы. Про лыжников я тоже молчу — там я чаще всего сталкиваюсь и разговариваю с ребятами из группы Егора Сорина.

Я не тренер, который найдёт виноватым спортсмена.

— Группа Сорина активно использует круглосуточный мониторинг восстановления, вариабельности сердечного ритма и качества сна. В биатлоне такие технологии применяются?

— Только Даниил Серохвостов применяет то, о чем идет речь, в биатлоне. Для решения некоторых задач летом использовались портативные носимые глюкометры в период полного контроля тренировок с точки зрения расхода и поступления энергии. За год берется очень много проб лактата — порядка 600, и основной объем приходится на летнюю подготовку. Много работы ведется в средних зонах интенсивности, а это требует постоянного контроля, потому что ошибка может грозить срывом адаптации и перетренированностью.

— Ошибки были?

Были негативные случаи, например, с Каримом Халили, когда в постолимпийский сезон приняли решение увеличить объем тренировок и интенсивность на средних зонах. Не учтен вопрос восстановления, питания, сохранения энергетического баланса. Заметно терялась жировая масса, мышцы оставались и даже увеличивались.
Это удивило, ведь считается, что при уходе жира, но сохранении мышечной массы организм адаптировался к нагрузке. Изначально подготовка в таком режиме шла у Карима успешно, он на летних стартах выступал лучше, чем прежде: мог бежать, задавать темп и добавлять скорость на финише. Если бы это продолжилось зимой, можно было бы считать, что нашли идеальный подход для работы дальше. Но ближе к сезону произошел срыв адаптации, и зиму Карим провел тяжело, несмотря на победу в общем зачете Кубка.
Это далось с большим трудом, он собирался на каждую гонку, чтобы компенсировать отсутствие нужного хода стрельбой. Он выдержал, но летнюю подготовку потом пересмотрели.

— Причину поняли?

Дефицит энергии: потребление калорий было меньше расхода. Мы сначала не поняли, что он постоянно в дефиците, и только потом увидели, что мышечная масса сохраняется из-за постоянного приема протеиновых смесей. Жировая ткань же активно сжигалась, и нагрузка или питание должны были быть скорректированы, но этого не сделали.

— Сам спортсмен не жаловался?

Не признавался в неудачах. Вроде всё складывалось благополучно: тренировки продолжались, справился с задачами, не возникало затруднений. Но сезон преподнёс неожиданность.

Верно ли сказано, что ему всё ещё доверяют?

— Да. Предполагаю это, поскольку не отношусь к тренерам, которые всю вину возлагают на спортсмена. Понимаю, где мог ошибиться сам, как тренер. Думаю, доверие сохраняется потому, что я открыт для него, и он для меня. Все можем обсудить полностью, участвует в тренировочном процессе так же, как и я. Не указываю ему, что делать, мы на одном уровне, решения принимаем вместе.

— Выводы сделали только по Кариму?

— Нет, по всем спортсменам. Каждый спортсмен заполняет таблицу, утром снимает данные и фиксирует их: оценки сна и восприятия тяжести нагрузки, данные по питанию на тренировках — что и сколько съели и выпили. Два раза в неделю оценивают состав тела — кожно-жировой и мышечной массы. И помимо этого у нас есть ещё биохимия.

— Всё это направлено на увеличение спортивной подготовки спортсменов. Сравнивал ли ты свою подготовку с теми, кто выступает на Кубках мира?

Показатели стрельбы можно сравнивать только при примерно одинаковых погодных условиях. Однако спортсмены, будучи на месте, адаптировались бы к тем скоростям работы на рубеже, характерным для Кубка мира. Об этом свидетельствуют результаты тех лидеров, кто уже выступал на подобном уровне. У них все в порядке с скорострельностью. Все зависит от среды, в которой человек тренируется или успел поработать.

Об отношении к скоростям бега лучше говорить с осторожностью. Каждый тренер индивидуально оценивает спортсмена, как минимум я так поступаю. По движению можно понять, насколько спортсмен подходит мировому уровню биатлона. С уверенностью могу заявить: Даниил Серохвостов в декабрьской форме вошел бы в пятерку лучших по скорости бега на Кубке мира.

— Карим?

— Если бы это был Кубок мира, он действовал бы иначе, поскольку гонки немного мобилизуют. Но если взять Карима прошлого года на Спартакиаде, то уровень тоже был бы высоким, потому что в топ-3, отдельные гонки даже выигрывал ходом. Показывал хорошую скорость на лыжах, по дистанции видно, что идет легко, с запасом, и способен добавить, работал играючи. Но сейчас Карим не в той форме, в которой был прошлым годом на Спартакиаде, по итогам спринта и пасьюта здесь, в Раубичах. Посмотрим, как будет дальше, окончательно анализировать что-то пока рано. Сейчас форма близка, но точно еще не та.

Отборы необходимы лишь для подтверждения уровня физической подготовки.

— Скажут в апреле: «Ребята, нейтральный статус, вперёд, к олимпиаде!» Команда выдержит?

Конечно, это стрессовый сценарий, но мы к нему готовы. На данный момент есть план по месту проведения сборов и самой концепции подготовки, вплоть до контакта с местами проведения сборов в подобном случае. Прогнозируем работу, знаем место Олимпийской деревни, знаем, где будет подготовка. Есть два варианта плана: где будет проходить заключительный этап подготовки и как выстраивать подготовку перед ним.

— Это не Россия?

Заключительный этап подготовки – явно не Россия. Летняя подготовка скорее всего пройдет в России, но есть желание поехать ещё в Цахкадзор. В прошлом году поездки не удалось совершить, хотя планировали, надеюсь, что в этом году получится. Главный вопрос – как будет организована система отборов и когда эти отборы пройдут. Если допуск будет с начала сезона, то отборы, скорее всего, состоятся, как обычно, в ноябре. Самый важный вопрос – пока не знаем, как будет организован допуск: по фамилиям или по общим критериям.

В связи с возможным стрессом стоит ли вызывать психолога?

Не считаю. Спортсмены, считающие, что им требуется помощь, порой уже сотрудничают с разными специалистами. Уровень Олимпийских игр, особенно в наших условиях, обязывает выпускать на арену готовую к соревнованиям личность.

— Которым психолог не нужен?

Важно найти тех, кто действительно готов, с психологом или без разницы. Если готовы, достаточно их вести. Но нужно помнить, что мы знаем, как спортсмены себя чувствуют в горах, а стрельбище на Олимпиаде будет на высоте 1670 метров над уровнем моря. Нельзя забывать о том, что люди, приезжающие в Европу, не всегда реализуют себя из-за стресса. Эти факторы важны для учета.

На тренерском совете скажешь, что победитель отбора — склонный к мандражу, ведь об этом все знают. Нельзя же тащить такого на Олимпиаду!

Большинство тренеров, в частности тренеров сборных команд, скорее всего, осознают возможности каждого спортсмена. Отбор представляет собой лишь процедуру, призванную засвидетельствовать актуальный уровень физической подготовки.