Катастрофический полет и история знаменитого волейболиста

Сегодня Павлу Шишкину исполнилось 55 лет.

Сборной СССР принес Кубок мира в 1991 году, со сборной СНГ дошел до четвертьфинала Олимпиады в Барселоне в 1992-м, а со сборной России — до полуфинала на Играх в Атланте в 1996-м. Выступал за «Искру», ЦСКА, а также клубы из Бразилии, Японии и Италии. В 30 лет Павел завершил карьеру, и в его жизни начался новый этап.

После получения диплома MBA в Гренобле Шишкин занялся бизнесом и стал одним из самых успешных предпринимателей среди бывших российских спортсменов. Стал долларовым миллионером, владельцем холдинга, специализирующегося на инвестициях и строительстве. А еще — героем «Разговора по пятницам».

— Когда прибыли в бизнесе стали значительными, для вас это было неожиданностью? Обозреватели «СЭ» Юрий Голышак и Александр Кружков задали вопросы Шишкину.

— Нет. К этому я стремился. Как обычно говорят: «Могу отчитаться за каждый заработанный миллион. Кроме первого». Так вот, я — счастливое исключение. Могу отчитаться за все свои миллионы, включая первый. Потому что заработал его, играя в волейбол.

— А в бизнесе — на чем?

— На имуществе. Самый быстрый заработок, как ни странно, случился в кризис 1998 года. Ранее никогда не играл на бирже, а тут смотрю на акции «Сбербанка» — стоят 13 рублей, при том что до этого за них давали 110.

Я полагал, что «Сбербанк» станет последним звеном, которое даст сбой в кризисе, и приобрел акции. Через два месяца стоимость акций повысилась, и прибыль составила 250 процентов.

Можно ли считать Вас самым успешным представителем волейболистов 1990-х годов?

Может быть. Но что такое успех — качество жизни? Притворство свободы, когда хватает денег на соблазны? С таким подходом Бог многого подарил мне. В первую очередь — помог познакомиться с нужными людьми в нужное время.

— Научите нас — как стать миллионером?

— Без стартового капитала и обеспеченного положения? Нужно стать искусным управляющим. Успех можно найти, получая долю в вознаграждении какого-либо проекта, которым довелось руководить. Самое важное — точно знать, чего желаешь.

Вспоминаю случай из 1995 года, когда мало что знали о дипломах МВА. Человек готовил работу и не пожалел времени, чтобы обойти всех слушателей МВА с анкетой, которых удалось найти. Слушателям предлагалось рассказать о своих целях в жизни.

На основе ответов было сделано заключение: лишь шесть процентов респондентов смогли чётко сформулировать свою цель. По прошествии нескольких лет автор решил написать диссертацию и вновь провёл опрос среди тех, кого ранее опросил. В результате выяснилось, что суммарный заработок этих шести процентов к этому времени был значительно выше, чем у остальных участников опроса.

Вадим Хамутцких, Павел Шишкин, Валерий Горюшев вместе с другими слушают тренера Вячеслава Платонова.

Вы дали всё от себя, как спортсмен?

В седьмом классе мой рост был таким малым, что на физкультуре я всегда стоял в конце шеренги. Даже под сеткой мне не приходилось сгибаться. Однако, удалось увеличить свой рост.

— Шутите?

Создал систему для развития. Поместил кровать наклонно под углом в пятнадцать градусов. Прикреплял ноги и спал, лицом вниз.

— Почему 15 градусов?

По словам доктора Илизарова при лечении позвоночника, чрезмерное давление может привести к кровоизлиянию в мозг.

Я сам придумывал способы вытянуть свой позвоночник: делал из кровати нечто среднее между дыбой и аппаратом Илизарова. И в троллейбусе старался вытягиваться, чтобы голова доходила до поручней. Может, всё это просто иллюзия. Но у меня было 165 сантиметров — а стало два метра.

— Неprawda, że в вашем бразильском клубе тренеры дрались?

Когда приехали туда с Русланом Олихвером, первое время были в шоке. Перед играми автобус ходил ходуном: каждый игрок заявлялся с барабаном, гремела музыка, все танцевали. Мы с Русланом переглядывались: это команда или сумасшедший дом? К концу сезона обзавелись своими барабанами и отплясывали наравне со всеми.

Что я пытаюсь донести? Бразильцы всё преувеличивают. Если гуляют, то без остановки сутки. Если спорят, то дракой заканчивается. Наши тренеры Рикарду и Жоао поругались из-за пустяка. Один кричит: «Куда пасуешь?» Другой: «Не слушай никого, всё нормально!» Слово за слово — и кулаками начали махать. Игроки разнимали.

— В большинстве случаев, наверное, больше приходилось помощнику?

Несомненно. Несмотря на занятия боевыми искусствами, постоянно носил с собой нунчаки. Главный, Рикарду, к волейболу раньше тоже не имел отношения. Но отец его был префектом Сан-Паулу и выделял деньги на команду, поэтому возглавил ее.

Говорят о вашей ране.

Все началось с переезда в Бразилию. Тренировались там по четыре часа утром и вечером. Выходных не было даже после матчей. Олихвер оказался стойким парнем, остался, а я год спустя уехал в Японию. У меня появился странный недуг — некоторые называют его «болезнь шахтеров». Из-за того, что молотки из рук не выпускал, перестала поступать кровь в конечностях. Во многих странах говорили, что нужно делать операцию, менять вены.

— Что было с рукой?

При любом усилии кровь переставала идти в руку. Темнела, а потом светлела и становилась ледяной. Заболевание развивалось, но самочувствие моё оставалось хорошим.

Приехал на отборочный турнир к Олимпиаде 1996 года. На тренировке Платонов подошел: «Как дела?». Ответил: «Я с этим играл в Бразилии, могу выйти и здесь». Но взгляните сами — и протянул руку. Тот отпрянул: «Куда играть? Тебе ж ее отрежут!». Посадил на скамейку. Но когда сборная начала проигрывать, Платонов меня все-таки выпустил. И мы сумели пробиться в Атланту.

— Кто вас вылечил?

В Москве женщина-гадалка проводила со мной пятнадцать сеансов. Мы держали руки — от тепла почти ожоги на пальцах получались. Это было перед Олимпиадой.

Павел Шишкин.

— Тогда вы и поверили в чудеса?

— Доверился раньше – когда на Николиной горе попал в неприятность. Девушке разрешил рулить, сам держался рядом. И она как рванула! Нормально, говорит, умею. Едва ремень пристегнул, голову поднял — а мы уже с моста летим вниз. Охнуть не успел – приземлились. Пришел в себя – сижу пристегнутый, девушка вылетела, непонятно куда…

— Выжила?

— Да. В свободном полете было двадцать пять метров, а кувыркались ещё сотню. Volvo я заказывать в Швеции, к тому же друзья с завода установили гоночную раму. Такие делали для своих, стоили на девятьсот долларов дороже. Volvo и так безопасная, а с этой рамой вообще как капсула. И вот, покувыркавшись, мы все равно оказались в полном порядке — хоть не осталось ни двигателя, ни багажника. Всего лишь синяк да шрамы на руке.

— Рассказываете, будто вы знаете о том случае с самолетом?

— Да, в Бразилии. Без контроля самолет был четыре минуты. Все кричали, включая стюардессу. У моего соседа из рукава текла струйка пота. Не знаю уж, что текло с меня. Но почему-то вид ручейка привел в себя, до этого был просто животный ужас. То ли пилот не получил запасного коридора во время грозы, то ли на свой страх пошел сквозь облака, но мы попали в зону урагана. Самолет стало мотать — ямы были такие, что мы, пристегнутые, умудрялись головами биться о потолок.

— Не было в жизни минут страшнее?

Были и сложные ситуации, например, операция в 2006 году.

— Ничего себе.

Перспективы были невелики. Ещё осталась фотография — блюдце, а моё сердце разрезанное. Обледеневшее. Потом его же вернули на место. Всё открылось случайно — только вернулся из Тибета. С Лешкой Кортневым, моим близким другом, решили поиграть в волейбол. После этого плохо себя почувствовал. Думал: болит желудок. Решил провериться, сделал УЗИ сердца. И по глазам врачей понял: всё не так. Операция требовалась срочно.

— В Москве?

В Швейцарии тоже было непросто. Господь мне помогал. У меня есть друг, руководитель большой строительной фирмы. Операцию он оплатил — сто тысяч долларов.

— У вас не хватало?

Денег хватало, но в Швейцарии не оперируют без полной оплаты. У меня отсутствовало электронное управление счетом, пришлось бы обмениваться факсами с банком. А друзья к тому времени, выбрав лучшего по рейтингу хирурга, выписали его из Америки и оплатили операцию. Я сидел — а вокруг все крутилось.

— 100 тысяч вернули?

Конечно. Мог бы и не вернуться — кто же тогда знал, выживу ли?

— Какое чувство испытывает человек, глядя на своё сердце?

— Интересное зрелище. Все восемь часов операции у меня записаны, но посмотреть диск побоялся. На Западе всё записывают: если доктор допустит ошибку, то запись станет главным доказательством в суде.

— На операцию шли со смятением?

Уйдя страх, когда в гигантском госпитале с более чем тысячей палат меня привели в палату номер 108, я ощутил особенность момента. В буддизме это число сакральное. Для меня стало ясно — операцию руками хирурга будет проводить сам Бог.