Автограф на программке

В конце июня 1995 года на кладбище Ваганьково проводили похороны Анатолия Тарасова. Вот в такие же солнечные дни, как сейчас.

К моменту моего прибытия на место событий, я заметил Тарасова на трибуне – он опирался подбородком на костыль весьма своеобразным образом.

Александр Генис отмечал, что по внешнему виду сразу было видно, что вошел человек выдающийся».

Похожая ситуация сложилась и с Тарасовым: беглый взгляд, скользя по трибуне старого дворца ЦСКА, не оглядываясь, ты идешь, никого не ищешь. Внезапно взгляд твой задерживается на Анатолии Владимировиче. Невозможно не заметить его! Он словно потухший вулкан, но все еще хранящий в себе энергию. Мощная фигура, пронзительный взгляд…

Не в силах было сдержаться, я просунул программку. Анатолий Владимирович с непроницаемым выражением лица начертил что-то ручкой, оставив заметный автограф на названии – «Спартак». В тот вечер с ними играл ЦСКА, и Анатолий Владимирович, как обычно, не уступал им ни в чём.

Возможно, где-то сохранилась эта программа. Как только я ее найду, детали снова станут ясными. В спомню, как не решился о чем-то спросить. А стоило бы.

С течением времени, воспоминания о тех июньских днях 1995 года становятся только интереснее, когда я слышу рассказы о Тарасове от людей, лично его знавших. Это помогает мне лучше осознать всю полноту личности Анатолия Владимировича. Даже его действия, которые кажутся странностями, обретают смысл. Тарасов, описанный в книгах, словно оживает, предстает перед нами как человек необычайной яркости. Я слушаю всех – и тех, кто благодарен Тарасову, и тех, кто вспоминает о нем с горечью. Я понимаю каждого и испытываю к ним симпатию.

Чем больше я слушаю, тем больше возникает вопросов. Слушаю с большим вниманием, поскольку люди, обладающие ценными знаниями, часто уходят неожиданно. Например, Виктор Кузькин или Эдуард Иванов.

Мой Тарасов становится все более конкретным и ощутимым по мере продвижения вперед. В значительной степени он является плодом моего воображения. Дополнительные детали гармонично дополняют созданный в мыслях образ.

Я до сих пор не понимаю: как Тарасов мог прекратить тренировать в 55 лет? Это даже не пик карьеры – это тренерский период становления. Огромное количество идей переполняет разум – главное, реализовывать их.

Я не понимаю.

Не представляю, как существовал без тренировок. Надеялся ли на восстановление? Чем находил облегчение? Было ли это возможно? Когда осознал, что возвращение невозможно.

Время помогает принять то, что раньше казалось неприемлемым. Анатолий Владимирович, разве вам было легко это принять?

Я обязательно добавлю это в портрет Тарасова, предназначенный для меня. Если повезет дожить до 55 лет.

«Движение — это жизнь»

В моей жизни произошла незабываемая встреча, которая была очень ценна для меня. Я был рад, что смог попасть в ту квартиру, где жил Анатолий Владимирович, откуда он в последний раз отправился в госпиталь.

Нина Григорьевна, вдова Тарасова, была еще жива и рада поделиться воспоминаниями с корреспондентом. Она повторяла каждому: «Движение — это жизнь».

Посещение дома возле станции метро «Сокол» доставляло настоящее удовольствие. Сейчас там почти некого стало — а в то время были живы Бубукин и Николаев. Гомельский. Вдовы, сохранившие память о выдающихся людях, были полны энергии и живости. К примеру, вдова легендарного капитана ЦДКА Алексея Гринина.

Я шел через арку и останавливался. Осматривался. Не могли ли две «Волги» 21-й модели, принадлежащие Тарасову и Боброву, оказаться здесь, припарковавшись рядом?

Никто не хотел идти на компромисс, и они долгое время стояли друг напротив друга. Изображения оленей на капоте смотрели друг на друга.

Если бы не Александр Гомельский, наблюдавший за происходящим с балкона, о легендарном противостоянии, возможно, никто и не узнал бы. Он умирал от смеха. В тот же вечер вся Москва, разумеется, была осведомлена о случившемся.

Я касался перил, которые сохранили тепло, оставленное руками необыкновенных людей, живших в XX веке. Мне нравился шум старинного лифта, даже то, что дверцы в нем закрываются вручную изнутри. Возможно, и сейчас все происходит аналогичным образом.

Тарасов проживал на пятом этаже. Я отчетливо это помню.

Клюшки в коридоре

Я заметил знакомые клюшки, принадлежавшие Тарасову, в коридоре — никто из близких не решился убрать их на чердак дачи в Загорянке. Учитывая сентиментальность Татьяны Анатольевны, я уверен — клюшки до сих пор хранятся там.

Нина Григорьевна казалась такой энергичной, привлекательной и жизнерадостной, что я невольно задумался о разнице в возрасте между ней и ее покойным мужем?

Я даже задал вопрос, и он пришелся по душе старушке:

— Я на десять месяцев старше его! Мне уже 86 лет, а Анатолию Владимировичу предстояло бы отпраздновать свой день рождения 10 декабря…

Я был искренне удивлен, такое удивление невозможно скрыть.

Нина Григорьевна испытывала почти благодарность:

— Нельзя поверить, что мне столько лет! Анатолий Владимирович всегда говорил: «Тебе не 86, а 96…» Он постоянно подшучивал надо мной, говорил, что я хорошо выгляжу, и что мне не больше пятидесяти, а то и шестьдесят. Так он шутил, чтобы я не слишком гордилась собой…

Разговор может затянуться на два-три часа, когда неожиданно распахнется дверь. На пороге появится разгневанная Татьяна Анатольевна:

— Молодой человек, маме исполнилось 86 лет. Вы это учитываете?!

Смущенный, я принялся складывать свои документы. Мои пальцы заметно дрожали.

Нина Григорьевна испытала огорчение от внезапного прекращения беседы, даже больше, чем я. Ей только что удалось войти в нужную атмосферу.

Мы решили, что в подходящий момент продолжим. Обязательно договоримся.

Колечко

Кресло Тарасова, с его жесткой спинкой, запомнилось мне отчетливо. Я даже размышлял о том, чтобы приобрести такое же для своего дома.

На фотографиях Анатолий Владимирович смотрел с таким видом, который я воспринимал как насмешку. Вероятно, он и был таким.

— Здесь все как при муже? — обвел я взглядом комнату.

— Нет, провели какие-то перестановки, — с грустью сказала Нина Григорьевна. — На это было непросто решиться. Стол передали Тане, чтобы она продолжила дело отца. А его стул — вот, теперь на нем сижу я. Мы собираемся здесь каждый год, в день рождения.

— Вы же 55 лет прожили? — проявил я осведомленность.

— Точно!

— Самый дорогой подарок?

— Вот это кольцо, — Нина Григорьевна коснулась им своего пальца.

Колечко и впрямь было чудесное.

— Это подарок на пятидесятилетие свадьбы. Обручальных колец у нас никогда не было. Мы всегда отличались скромностью! Это кольцо дочери настояли, чтобы я подарил: «Отец, как тебе не стыдно? Празднуем 50 лет совместной жизни с мамой, а у нее даже кольца нет!»

— Сам остался без кольца?

— Без, конечно…

Китель на даче

Мы долго обсуждали, и вдруг неожиданно появился Тарасов. Он назвал китель «военным платьем». Кто еще мог так выразиться?

— Ему очень подошло военное платье, — внезапно воскликнула Нина Григорьевна.

Мне вспомнилась старая фотография, на которой Тарасов в форме, с погонами, на кремлевском приеме.

Охотно поддакивал:

— Да, шло, еще как шло…

Нина Григорьевна была очень рада такой помощи:

— Какой же он был аккуратист! Он тщательно чистил это платье, даже драил пуговицы. А что это такое?!

Нина Григорьевна обвела рукой. Из шкафов выглядывали корешки блокнотов, а вокруг них — взлохмаченные края исписанных бумаг, словно хранящие следы прожитых лет. Я заметил, что записи сделаны чернильной ручкой. Со временем чернила выгорают, и написанное кажется еще более важным.

— Что это?! — ждала ответа Нина Григорьевна.

Я с опаской пожал плечами, не понимая, о чем идет речь, но не решившись об этом признаться.

— Впечатляя своими работами, не перестаешь удивляться: как ему удавалось охватить такое количество задач? Это кажется совершенно невероятным!

Я помнил, что мы не обсудили военное платье. Такие детали для меня важны. Однажды я примерял дедовскую гимнастёрку.

— Китель его полковничий остался?

Нина Григорьевна задумалась. Будущее кителя, который мог бы стать экспонатом любого музея Москвы, оставалось неопределенным.

Я поразмышлял о том, как удивлённо расширятся глаза посетителей музея Советской армии, если им покажут этот китель:

— Его носил сам Анатолий Тарасов…

Мне кажется, я бы не спешил отходить от этой экспозиции.

— Не уверен, не уверен… Возможно, находится на дачном участке…

Вспоминается старая легенда: люди старшего поколения часто рассказывали о своей мечте стать генералом Тарасова. И Героем Социалистического Труда.

По моему мнению, звание это принадлежало бы мне в равной мере. Это весьма необычная история: в футбольном клубе «Динамо» был свой Герой Социалистического Труда – Лев Яшин. В «Спартаке» также был Николай Старостин. Оставался ЦСКА.

Идея не была моей личной — более опытные коллеги также планировали присудить награду кому-то из ЦСКА. К тому времени Тарасова уже не было в живых. Поэтому документы были направлены на имя Владислава Третьяка, как на выдающегося спортсмена.

— Это был восемьдесят девятый год, — подтвердил мне, улыбаясь, Владислав Александрович. — Тогда я уже должен был получить звание Героя Социалистического Труда! Почти удостоился! В «Динамо» вручили звезду Льву Яшину. К тому времени он уже неважно себя чувствовал, с трудом передвигался. В «Спартаке» наградили Старостина. В ЦСКА не было подходящей кандидатуры, поэтому решили, что это должен быть Третьяк. На партсобрании состоялось голосование, была составлена характеристика. Все этапы были пройдены! Остался последний.

— Это какая же?

— Изначально прошение должен был подписать маршал Язов, министр обороны. В нём указывалось: «Полковник такой-то представляется…». За физическую подготовку в Министерстве обороны отвечал генерал Марущак, который отправился к министру с документами. Он вернулся в замешательстве: «Посмотрите, что он написал». Я взглянул и увидел: «38 лет — слишком малый возраст для звания Героя Социалистического Труда!» Вс.

— Так в ЦСКА своего Героя и не нашли?

— Нет.

Ни одного ордена Ленина

Генералом Тарасов вполне мог бы стать, но эта мечта не осуществилась. Старика это не обрадовало, даже наблюдая за его угасанием. Возможно, жизнь можно было бы немного продлить – что потребовалось бы от министра обороны, чтобы отдать распоряжение? Заказать новый мундир и торжественно его примерить?

— Анатолия, по её словам, планировали назначить генералом, — Нина Григорьевна понизила голос. — Действительно хотели этого!

— Почему не сбылось? — шептал в ответ я.

— Нюансы помешали.

— Какие? — еще тише, едва слышно спрашивая я.

— В Саппоро однажды играли с чехами, и руководство потребовало от Тарасова намеренное поражение. Представляете? Анатолия Владимировича и Чернышева это ошеломило — они не могли этого понять.

— Отказались?

— Разумеется, отказались. В связи с этим, многим хоккеистам были вручены ордена Ленина, а Тарасова и Чернышева наградили лично. Хотя у Чернышева уже имелся орден. Павлова не стали прислушиваться к его мнению. Затем эта история с орденом Ленина получила развитие… Знаете, в ЦСКА есть Аллея славы?

— Конечно.

— Значит, Тарасова её не было. Зато были его ученики, например, Третьяк. Победа ЦСКА 18 лет в первенстве Союза — это серьёзное достижение. Я интересовалась этим, а мне ответили: «У Тарасова нет ордена Ленина!» Это выглядит нелогично?

— Идиотизм, — как я утверждал. Это действительно абсурд.

Возможно, кто-то слышал наш тогдашний разговор. Через два года бюст Тарасова появился на аллее – информация дошла до руководства ЦСКА. К сожалению, в 2006 году посмертно вручить орден Ленина уже не удалось.

Ружье в утешение

Если бы мне задали вопрос о количестве орденов Ленина, присужденных Тарасову, я бы, вероятно, назвал цифру в одиннадцать. Примерно столько же было у товарища Патоличева, занимавшего пост министра внешней торговли.

Невозможно поверить, но это факт. Как такое могло произойти?! Представляем вам любимца Советского Союза, личность маршала Гречко.

— Такого ордена Ленина Тарасов вполне мог удостоиться множество раз, однако поклониться он не стал, — заявила Нина Григорьевна. Маршал Гречко, тогдашний министр обороны, очень хорошо относился к Анатолию. Звание «заслуженного тренера» у Анатолия Владимировича отобрали после того, как он повел команду со льда на глазах у Брежнева — так что же сделал Гречко?

— Что? — поинтересовался я, имея представление об ответе. Восстановил данные сразу же, вернув все на прежнее состояние.

Оказалось — было кое-что еще.

— Гречко ему в утешение ружье подарил!

— Вот как, — задумчиво произнес я.

— Да! — словно продолжая спор с кем-то, произнесла вдова Тарасова. — Раньше за хоккеем следили на самом высоком уровне. Я очень боялась, что из-за своего характера он может совершить что-то плохое, и не только для себя… В Сибири будет позорить всю нашу семью.

— Я понимаю, почему Тарасов не захотел оказывать помощь чехам, — вдруг произнес я — неожиданно даже для самого себя. — Ему не испытывали большой любви. Однако он отвечал тем же. Он поступал верно.

— Это объясняется тем, что среди соперников чехов не было равных. Когда чехи все же одержали победу в Саппоро, Чернышев и Тарасов заявили: «Все, достаточно нам…»

— Вы наблюдали, как Анатолия Владимировича снимали с ледовой площадки, находясь в этой квартире у телевизора?

— Да, в этой квартире я не пошла на хоккей в тот день. Не могла, почему-то. Я переживала тот момент на коленях: «Господи, что ты творишь?! Там Брежнев, столько лет…» И трансляция шла!

— Наказали же не сразу?

— Перерыв длился три дня. Тарасов провел это время с командой. Ожидалось, что предпримут какие-то действия. Очевидно, наказание должно было последовать. Но каким образом? Затем в прессе появилось сообщение о его понижении в звании. Таня заметила, что он плакал, когда лишили «заслуженного» звания. Он много работал — и вдруг лишился всего? Ему было не по себе, сердце болезненно сжалось. Его поместили в госпиталь — вы даже не представляете, какое количество писем приходило со всей страны. «Ты прав, ты поступил правильно…» Люди испытывали к нему искренние чувства. Хорошо.

— Он те письма читал?

— Читать их было крайне затруднительно, так как я отбирала для него самые увлекательные. Как можно прочесть целый мешок? Она приносила их в госпиталь. Затем он где-то выступал: «Не понимаю, почему лишили меня звания «заслуженного», и не понимаю, почему вернули…»

Первая публикация материала состоялась 30 июня 2023 года.