Проводив меня до лифта, Борис Майоров вспоминает нехороших людей и резюмирует всё хриплым «р».

— Мер-р-завцы!

Услышав это, мне так сладко, что я замедлил шаг и не тороплюсь нажать кнопку. В этом «р-р-р» вся индивидуальность Бориса Александровича: он самобытный, ершистый, чрезвычайно грамотный.

Приятно мне это слушать, даже когда Майоров осуждает кого-то от всей своей спартаковской души. У него получается уютно и светло.

В восемьдесят семь лет Майоров живёт насыщенной жизнью, которая направлена наружу, без компромиссов с врагами.

Я счастлив, что мы знакомы. И даже соседи.

За рулем без очков

Провели мы около трёх часов — уходить не хотелось. Но Борис Александрович Майоров, выдающийся советский хоккеист, устал.

Говорит о болезнях, но делает это с таким юмором и оптимизмом, что трудно поверить в их серьезность.

Я стараюсь просто перевести беседу на более легкие темы.

— В последний раз когда удивили сами себя?

Майоров задумался — но лишь на секунду:

— Жизнь моя спокойная, без авантюр и поспешных решений. Но сегодня испытал удивление: утром забыл принять таблетки.

— Так выпейте сейчас — я подожду.

— Так уже вечер — второй раз надо пить…

Мои шутки получаются не всегда удачными. Говорю, что в подобных случаях принимаю сразу две таблетки.

Майоров рассмеялся. Я вновь убедился: разговоры о болезнях освобождают.

В пятьдесят лет уже недостаёт сил для многих прежних экстремальных увлечений. На что не хватает вам здоровья?

— Я приближаюсь к 90!

— Но выглядите-то как.

Внешний вид у меня неплохой, могу находиться в компании, выпить рюмку. Несколько дней-недели я себя хорошо чувствую, даже замечательно. Но здоровье всё равно не то. В последнее время в сентябре лежал в больнице, в феврале, марте… Аритмия — так? Так! Давление скачет. Установлен кардиостимулятор, три стента. Диабет.

Во время интервью с известным биатлонистом Тихоновым разговор прервал сам спортсмен: «Прошу прощения, дело важное» — и очень ловко произвёл себе инъекцию в живот. Сахарный диабет.

У меня всё так же. Никакой сложности. Вынул шприц, сделал укол. Всё.

— Сами себе делаете?

Да, однажды вечером. Также принимаю лекарства. Это всё под моим контролем. Двигаться быстро больше не получается. С тяжестями таскать тоже проблематично.

— Отучили себя хвататься за тяжелое?

— Я всё равно беру! Жена и дочка говорят: хватит, брось. А я всё равно беру сумки к лифту. Дочка ругается, ведь она врач. Этим вещам разбирается. Не просто врач, а доктор наук!

— Неужели это слуховое устройство ваше?

Пришлось покупать. Очень плохо стал понимать слова собеседников. Когда говорят тихо, совсем не слышу. У меня была катаракта! Операция помогла — сейчас всё прекрасно. На машине без очков езжу.

— Вы до сих пор за рулем?!

— А как же? «Спартак» подарил Subaru.

— Точно, как же я мог забыть.

На ней езжу и по сей день, хотя редко. Машине семь лет.

Ремонтировать Субару адски сложно. Для замены свечей нужно демонтировать весь двигатель.

Полтора года назад я поехал на станцию для технического обслуживания машины, пробег был 40 тысяч километров. Попросил сделать всё положенное и ничего лишнего. «Хорошо», ответили. «Как расплачиваться будете? Картой или наличными?» Я только потом понял смысл этого вопроса. Привёз машину в 11 утра, вечером получил её обратно. Счёт — 122 тысячи!

— Господи.

— Внимаю внимательно их бумажке — смазка петель. Говорю: а кто вас просил петли смазывать? Отвечают: «Ничего, в следующий раз только масло поменяете». — «Да я к вам в жизни больше не приеду!» Володя Мигунько раньше занимался автобизнесом. Его знакомый работает рядом с моей дачей. Километра полтора. Очень культурный, порядочный армянин. Как-то лампочка перегорела — он свою вставил и денег не взял: «Езжайте, Борис Александрович». Теперь только он моей машиной занимается.

«Я не дед!»

— Вы точно не старик, Борис Александрович.

— Не считаю себя стариком! Например, недавно ездили с дочкой забирать жену из больницы, там неделю лежала на обследовании. Говорю врачу: «Я-то не дед!» Он так посмотрел на меня: «Да, вы с женой — два сапога пара…»

Я видел людей в возрасте 87 лет. Настоящие мудрые старцы. С вами не идёт никакой сравнения.

— Я не то что не ощущаю возраста — просто его игнорирую! Приезжаю на рыбалку, знакомых полно — запретка же, одни и те же ездят по пропускам. Как-то спрашиваю: а где Ершов? Что-то не видно! Отвечают: «Да он уже не ходит, ноги больные». Этот Ершов всего на год старше меня! Думаю — а я еще лодку сам таскаю. Значит, дела ничего. Вот сегодня надо продлевать допуск к рыбалке. Это же непросто!

— Ясное дело. Раз запретка.

Два поста нужно проехать. Приехав — подойти к дежурному в будке и отметиться. Росгвардия стражи порядка, водоём для питья! Тебя заносят в список. Уезжая — опять подойди: «Уберите меня из списка».

— Что вас сегодня радует, Борис Александрович?

Хорошо себя чувствовать – радость. Весна радует теплом. Зиму переношу нормально, проблем нет. Главное – лето. Наступает время рыбалки. Уезжаю на Учинское водохранилище. Дача и рыбалка – это точно не брошу!

Я не пойму вас. Попробовал рыбачить. Самое скучное занятие — часами сидеть и смотреть на поплавок.

— Я не просто сижу. Моя рыбалка очень подвижная.

— Спиннинг?

Спиннинг. Десять лет назад купил электрический мотор. В лодку сел, моторчик включил — и поехал. Веслами возиться не нужно. На одном месте не стою. Рыбы здесь нет? Поехали туда! Там рыбы нет? В третье место! Такой спортивный азарт…

— Да?

Я рыбачить хожу с напарником, а всю пойманную рыбу он себе забирает.

— Даже для кошки не берете?

— Не-не-не. Разобьет окуней, если принесет мне 5-7 штук — ну спасибо, к пиву пойдет. Чтобы я сам готовил? Никогда! Лет тридцать назад увлекался ловлей судака. Это рыба вкуснейшая. Вот судака в тесте сам делал. Чистил, кляр готовил, жарил в нем… Если гости приходили — под рюмочку самое оно. Сейчас завязал с этим. Зато недавно поймали сома на 11 килограмм.

— Ого.

Сотрудник заехал на рыбалку и привёз пойманную рыбу. Она оказалась вкусной. В противном случае её можно было бы отдать кому-то в деревне. Наш руководитель был в восторге: «Ох, какая рыба, Борис Александрович!» Конечно, она свежая, не из магазина…

— Вы имеете в виду того, кто раньше составлял о вас заявления?

— Нет, это другой человек. С руководителем у меня всегда всё было нормально. На меня доносил жильё в соседней квартире.

— Что писал?

В восьмидесятом году я купил половину дачи. Вторая половина принадлежала сталинскому сидельцу, который был гораздо старше меня. Он отслужил много лет на лесоповале. Я взял этот участок в августе и начал перестраивать, ремонтировать. Дача была в ужасном состоянии.

— Активность ваша не понравилась?

Было недовольство из-за шума. Писал письма в правление: «Запретите Майорову грохотать летом, пусть строится с ноября по апрель». Думаю, елки-палки, совсем из ума выжил? Даже на правление вызвали: «Борис Саныч, во сколько приходят рабочие?» — «Часов в 9, не раньше». — «А уходят?» — «В 6-7 вечера…». — «Ладно, стройтесь».

— Необычно, что человек не терпит небольших затруднений на лесоповале.

— Вот и я удивлялся.

— Наверное, вы уже к этому привыкли. Служил начальником управления хоккея — написали о вас очень много.

— Да вообще ни одной анонимки не было.

— Странно.

— В криминале я не был замешан. Хотя какой криминал в те годы в хоккее? Правда, был один случай. Павлова уже убрали, пришел Грамов из ЦК КПСС. Однажды утром, едва успев прийти на работу, меня вызывает. Захожу. У Грамова лицо перекошено: «Что у вас там за бардак?!» Он вообще хамски с подчиненными разговаривал.

— Это Грамов?!

— О, еще как!

— Так что у вас за бардак?

— Что произошло? — В Уфе было семь удалений в матче с Челябинском. Потеряли со счётом 0:6.

Руководитель такого ранга интересуется играми из Уфы?

— Из тех мест он родом, и Уфе ему, похоже, позвонили: «Что происходит? Семь удалений у нас, а сопернику ни одного». Я отвечаю: «Ничего не могу сказать, игру не видел. Ни с кем не разговаривал». — «Ты там разбирайся. Если еще раз повторится — будем говорить по-другому…». Это преступление или нет?

— Да ну, смехота какая-то.

Это удивительно, просто потрясающе. Недовольство всегда присутствовало. Виктор Васильевич Тихонов, например, считал, что я помогаю «Спартаку», а «Спартак» полагал, что Майоров никогда не сделает шаг в сторону родного клуба. Вот такие перемены.

Генерал и гербарий

Не ожидал, что Марат Владимирович Грамов может быть таким грубияном.

— Вы не поверите, это просто ужас! В восьмидесятом третьем я попал в беду…

В вашей жизни были и удачные моменты, и неудачи? Я считал вас избалованным человеком, любимцем публики.

Андропов прибыл, и повсеместно началась чистка. В том числе — в Спорткомитете СССР. На место Павлова назначили Грамова. Тот начал менять руководителей управлений. Две трети сменил! Сычу убрали, потом меня… Выставил двенадцать человек. По какой-то причине Грамов считал, что здесь коррупция, все начальники управлений только и думают, как бы выехать за границу. Возможно, пара таких людей и была — но не всех же гнать!

— Согласен с вами.

— Вот вам пример общения Грамова с людьми. Сборная СССР по хоккею три года подряд ездила в Голландию. Просто потренироваться и провести несколько матчей. С кем там играть? Чуть-чуть заработать, купить голландскую аппаратуру. Кто-то из руководителей должен был ехать во главе делегации — и заболел! Я прихожу к Грамову: «Марат Владимирович, нужно поменять руководителя…» Он на меня так зло взглянул: «А вы сами хотите поехать?»

— Какой, а.

— — Я наездился за свою жизнь. Не хочу ничего! Вот такая ситуация. — Ну давайте подумаем… — А я спрашиваю, потому что Тихонов очень непростой человек. Ему нужен рядом мягкий человек, с которым бы он общался и не отворачивался. Чтоб начальник делегации особо не лез в хоккейные дела…

Бывали ли у вас еще такие руководители?

— Видел разных. В чём дело, почему в «Динамо» считали меня врагом, помогая «Спартаку»?

— Потому что вы спартаковская легенда.

— Нет, здесь всё иначе. Я сидел на работе, вдруг раздался звонок — Богданов Петр Степанович. Вспоминаете его?

Генерал, отстранивший Льва Яшина от игры за «Динамо».

— Совершенно верно.

Сейчас расположено в тридцати метрах от места упокоения на Ваганьковском кладбище.

— Несколько ближе. Место нужно обойти с гербарием.

— Колумбарий?

— Ага, колумбарий. Так вот — звонок от Богданова!

— Что хочет?

— Говорит: «Можно ли Владимира Киселева назначить вторым тренером второй сборной?» Был хоккеист, заканчивал карьеру в «Динамо». Его поставили тренировать команду. Отвечаю: «Петр Степанович, он же только стал тренером. Поймите меня. Пусть зарекомендует себя — потом рассмотрим этот вопрос». Как провинции объяснять — почему Киселев сразу стал тренером второй сборной? «Ну ладно, хорошо» — бросил трубку. Разговор как разговор. Проходит месяца полтора-два, вторая сборная объявляет состав и куда-то едет. Раздается звонок. Богданов: «Борис Александрович, мы же с вами договаривались?» Я понять не могу: «О чем?» — «Киселев!» — «Нет, Петр Степанович…» — «Ну ладно». Бросает трубку. На этом фоне я стал «врагом» «Динамо». Вот такие были разговоры с начальством.

Геннадий ОРлов недавно говорил о вас, отметив ваше обострённое чувство справедливости. По его словам, сам он всегда стремился к такому же качеству. В данный момент у меня складывается впечатление, что это действительно так.

— А хорошо сказал!

— Это правда — про «обостренное»?

— В общем, да.

— В каких случаях больше всего ругали это качество?

— В конце школы у меня возникло это чувство. Из-за этого пришлось пережить немало мучений. В команде не место пьяницам, это для меня неприемлемо!

— Понимаю вас.

Я не пил, потому что у меня не было времени. Тренировки и учёба занимали всё время. Не представлял себе, как можно выпивать сегодня, а завтра играть в спорте.

«В 87 взялся за Карнеги»

Раньше разговоры велись в большой комнате. Сейчас — в маленькой.

На стене висит замечательная фотография, которую я не видел раньше: двое братьев Майоровых улыбаются, держа в руках букеты.

— Что это за чудо, Борис Александрович?

Майоров поворачивается вполоборота, припоминает:

Это был год шестьдесят третий или шестойдесятый четвёртый. В Лужниках проходило какое-то торжественное мероприятие. Тогда принято было чествовать. Приходило начальство. Застолья были серьезными! Как-то выиграли чемпионат мира. Женьки уже не играл в сборной. Возвращаемся, нам говорят: завтра Старшинов, Зингер и Борис Майоров срочно вылетают в Швейцарию…

— Что случилось?

«Спартак» отправился на какой-то Кубок ещё при Боброве. Говорили, что нужно приехать и помочь. Хорошо, отправились. До этой Швейцарии ехали полдня. Четыре часа ждали пересадку. Приехали на стадион — игра с чехами уже шла.

— Неужели выпустили?

— Нужно быстро переодеваться. Во втором периоде выйдем на лёд. Чехи возражают — нас не было ни в заявлении, ни во время открытия, ни в начале матча!

— Можно понять.

Счет был нулевой. Старшинова удалили перед концом второго периода, и соперники забили гол. Мы проигрывали 0:1. Приехав в гостиницу, услышали от начальства: через два дня прием в Москве — троим из нас надо срочно вернуться домой! На следующее утро собрали вещи и снова в аэропорт. В Москву.

Самая известная фотография того времени — это выможденный канадец после игры с разбитым лицом и чужой рукой на плече. Весь Советский Союз узнал вас — вашего, Бориса Майорова.

— Сейчас вспомню. Это Карл Бревер!

— Точно. Как я мог забыть.

— Это 67-й, кому-то фингал поставлен. А я после игры как бы пытаюсь успокоить — всё пройдёт!

— Так оно и есть. Вам сегодня 87.

— Ну.

— О чем человек жалеет в 87 лет?

О многом сожалеет! Таких событий не счесть! Бывал я лет на сорок моложе, трудился в Спортивном комитете СССР.
Должен был быть более проворным. Человек прямолинейный!

— Сейчас не смягчились?

Теперь более сдержанный. Могу и без выражения своего мнения выступать.
А раньше такого не было. Ведь я трудился руководителем управления хоккеем Спорткомитета СССР. Видите книгу на моей тумбочке?

— Не вижу, я слепец.

— А я вам покажу… Держите. Есть такой писатель из Америки, проживший долгое время — Дейл Карнеги.

— В 87 лет вы взялись за Карнеги?!

Автор пишет о том, как налаживать хорошие отношения с людьми, вести себя правильно, чтобы критические замечания не причинили вреда и в ответ не услышали грубости. Простые жизненные советы. Сам решил просмотреть — и увлекся! Думаю: удивительно, по некоторым пунктам следовало бы руководствоваться Карнеги, а не своими собственными мыслями!

— А вы врагов мерзавцами называли, да?

— Вот именно!

«Про плевок в физиономию — выдумка»

Если бы изучили книги Карнеги ранее, то и судьи могли бы избежать подобных поступков.

— Я — судье?! В физиономию?

Ваш бывший тренер Николай Карпов рассказал: «Майоров догнал судью под трибунами и плюнул ему в лицо. Умудрился получить десять минут штрафа в перерыве!»

— Да что он врет-то? Все перепутал!

— А как было?

— Сыграем против «Динамо». Перерыв. Пойдем в раздевалку. А судил Андрей Захаров. Не знаю, жив ли сейчас. С ним знакомы — за третью мужскую команду «Спартака» пять лет играли в футбол, в раздевалке рядом сидели!

— Вот как?

— Да! Это не чужой человек для меня. Захаров стоит в углу, я подхожу и, кажется, громко говорю: «Андрей, ***, ну что ты?!» Динамовцы слышат — и сразу: «О, он ругается матом!». Захаров поплыл, наверное. В футболе он был таким защитником — всё время дрожал. Динамовцы на него поперли — и дают мне 10 минут штрафа! Можете себе представить?

— Ситуация нехорошая.

— В лицо кому-либо плюнуть? Абсолютно невозможно! Всё это выдумал Карпов. Кто-то звонил мне и спрашивал про Николая Ивановича. Я сказал, что про него говорить не желаю.

— На похоронах у Карпова были?

— Нет.

Шадрин удалился от всех и даже прогулок не совершал.

— Значит, сейчас стали милосердным?

Не говорю, что сдерживаюсь. Но — в границах. Причина ещё одна: сократился круг общения.

— Почти не осталось тех, с кем играли?

— Да, естественная утечка. С кем-то судьба связала и развела. Неделю назад раздался звонок: «Я такой-то». Думаю — черт возьми, а ведь был таким! Но где он работал — в жизни не вспомню.

— Из вашего поколения практически никто не остался. Только Старшинов жив.

Вячеслав Иванович испортился. Заикается и увлекается дурными поступками.

— Как жаль.

— Я многое не понимаю. Все полагают, что Майоров и Старшинов — как родные братья. С утра встают, обнимаются… Бессмыслица! У него своя судьба, у меня — своя. Каждому свойственно иметь свои заботы.

— Шадрин оживленно говорил по телефону, а затем скончался.

У него были серьёзные болезни. Шадрин изолировался от всех, никуда не выезжал, даже гулять по улице не ходил. По моему мнению, последнее время с его психикой что-то было не так. Я звонил ему: «Володь, давай сходим на хоккей». — «Нет, не пойду, не могу…» Непонятные причины — почему отстранился.

В последнее время перед смертью Зимин и я виделись. Создавалось впечатление, что человек переживал душевную боль.

В последние годы его жизни мы редко встречались и почти не общались. Иногда бывали на хоккее. В мероприятиях ветеранов Спартака участия не принимал. Говорили, что смерть жены сильно повлияла на него. Кто-то даже предвидел после ее кончины, что Зимину осталось жить недолго.

— Его-то хоронить ходили?

— А как быть иначе? Обычно я всегда хожу. Даже год назад на похоронах жены Старшинова присутствовал. Как же не пойти? Это ж последний долг.

— Я не слышал, что у Старшинова жена умерла.

— Да, рак. Напротив «Олимпийского» храм — там отпевали. Потом поехали на Троекуровское кладбище. Я и там был. Мы очень близко были знакомы по молодости, много времени проводили вместе. Старшинов, брат мой и я.

Мартынюк отличался озорством. Смерть его стала для меня неожиданностью.

Смерть Саши для меня также оказалась неожиданностью.

Не думал ли Бобров специально помешать ему установить новый рекорд по голам в одном матче? Было ли это свойственно Всеволоду Михайловичу?

— Да нет, Всеволод Михалыч был далек от этого… Вообще не в его характере мстить кому-либо, что-то запрещать. Бобров в том матче со сборной ФРГ смотрел с профессиональной точки зрения. Вот я тренер, смотрю, как играет команда. Счет 15:0 — я начинаю думать о завтрашнем дне. Говорю: «Пусть доигрывают запасные, а кто внес большой вклад — отдыхать». Обычный случай! У меня есть история на эту тему.

Ваши рассказы просто потрясающие, Борис Александрович.

Вячеслав Иванович Старшинов в хоккее действует только в своих интересах и не делится шайбой перед воротами. Книга на столе подтверждает это.

— Ага. Карнеги, часть вторая?

— Нет, справочник Спартака. Интересно стало — начал смотреть статистику. Старшинов Вячеслав Иванович. За сезон провел 42 игры. Заброшенных шайб — 40. Количество передач — 7! Центральный нападающий должен и распределять, и сам забивать. Семь?! Думаю — что ж такое?

— Что ж такое?

Может быть, это опечатка? Открываю следующую страницу, новый сезон. И снова то же самое. Что же происходит?!

— Я поражен.

— Старшинова с братом никогда не тренировались против нас. А мы против его команды — всегда. Вероятно, хорошо, что человек так устремлен на забивание голов.

— Это как посмотреть.

В Новокузнецке играли. Забили либо восемь, либо десять голов. Перед третьим периодом Новокрещен говорит: «Звено Старшинского — раздевайтесь, выходить не надо. Готовьтесь к игре в Новосибирске». Старшин произносит: «А я поиграю еще». Потому что два гола забил, а Старшинов ничего — вот его заедает, такая жажда забивать!

— Прелестная история.

— Вот ещё одна. Чемпионат мира 1966 года. В нашем звене играет Виктор Якушев из «Локомотива». Контратака, выходим трое против одного. Получилось так, что Старшинов слева, в центре я, Прохорыч справа. Шайба у Старшинова. Какой вариант?

— Разыграть?

— Прежде всего! Старшинов только выходит на точку вбрасывания — вот как забьет…

— И?

— Забил в нижний угол, самую девятку. Голкипер Холмквист пропустил. Мы проигрывали 0:2 — стало 1:2. Я с лавки говорю: «Слава, ты что?» — «А я видел — там щелочка маленькая…» — «А если б не попал в щелочку?!» Но убеждать бесполезно. Ему не понятно было всё это. Он не признавал вовсе. Зачем разыгрывать — если «я сам могу»?

Завидовал вашим достижениям, и даже в быту?

— Не знаю. Может быть.

— Поколение сильное было. Как будто вечно жить казалось бы. Тоже Эдуард Иванов.

С Эдиком мы поддерживали связь после завершения его игры. В чём-то он остался прежним. В какой-то момент заговорили – оказалось, что человек увлекается рыбалкой!

— Как и вы?

Согласились рыбачить. Звонок: «Едем?» — «Давай!» Поехали ко мне на водохранилище. Хороший человек. Проблем не было. Вдруг умер. История такая же — Александр Палыч Рагулин.

Последний день Евгения Майорова

От такой постоянной серии похорон я сойду с ума.

Недавно похоронили моего знакомого, бывшего директора катка в Сокольниках Рудольфа Блинова. Вы его знаете?

— Что-то знакомое.

— Вот так… Были руководителем много лет! Стоит такое знатное знакомство! Отпевали за границей Измайловской. Священник ко мне неожиданно обращается: «Смотрите, какой красивый обряд?». Нормальный, — говорю.

— Отпевание?

— Да. Не могу сказать, что прямо красавица. Много раз бывал там. Спокойно отношусь. Этот священник говорит: «Знаю, вы не крещённый. Давайте покрестимся?»

— Решились?

— Отвечу, если соображу, свяжусь.

— Пока не решились?

— Нет.

— Ваш брат крестился осознанно, разве нет?

— Да. В каком храме — даже не помню, не интересовался. Это решение принял в связи с болезнью. Кто-то посоветовал: «Бог все видит, тебе поможет. Давай покрестимся?» Ну давай. Ничего ему не помогло.

Ты говорил, что после смерти брата тебе о нём не снилось. Это так и осталось?

Не. Никогда. В принципе сны снятся редко. Все похоронены на Ваганькове, только в разных местах. Брат на главной аллее, сестра в колумбарии. Дед, бабушка, отец и мать на 51-м участке. Нужно съездить, на могилах привести всё в порядок…

— Последний осознанный разговор с братом?

Сложно говорить о том, был ли человек «осознанно» готовым к концу. Вроде бы нужно было подготовить его? Или он сам себя подготавливал? Нет, приехал, общался как обычно. Не выдавал виду, что всё плохо. «Будь здоров!» — попрощались, уехал. Было видно, что ему нехорошо. Все вокруг понимали, к чему это приведёт. Все! И он знал!

— Да?

Конечно. Не регулярно, но навещал его. Жил на улице Королева. Квартира как моя, вот эта. Последнее время человек без подушки на стуле сидеть не мог, одни кости остались. Жена накроет на стол, предлагает чуть-чуть выпить: «Борь, будешь?» — «Ну давай выпьем». — «Женя?» — «Нет, я не стану…» Уже ничего не хотел.

— Каким был последний день?

— Евгений сидит в кресле и говорит жене: «Верк, ты чего стоишь у края подвала? Упадешь туда!». — «В квартире какой подвал?! На седьмом этаже квартира! » — отвечает она. — «Какой подвал? Я стою рядом с тобой!» — «Да? Ну ладно, хорошо». Женщина ушла в магазин, а старшая сестра была дома в это время. Заглянула в комнату — он лежит на диване. Подходит: «Жень, Жень!». Он не реагирует. Взяла зеркальце, поднесла ко рту: дышит ли?

— Нет?

— Нет. Так и умер…

Какой польша? Мы вас сюда исцелим!

— С братцем вашим как раз упомянули. В время игр ещё говорили, что Бориса от Евгения отличить просто. У Бориса сломан нос.

Это история! Я рос рядом с Ширяевкой, с четырнадцати до восемнадцати лет играл в русский хоккей. С этого начинал! Вот на первенстве Москвы получил по лицу шайбой…

— Он же тяжеленный.

— Немного зажило — через три дня я иду в поликлинику. Говорят мне: «Нужный доктор сейчас болен, идите на Преображенку». Думаю, её к черту эту Преображенку. Так и остался со сломанным носом. На каком-то чемпионате мира в нашей компании оказался польский врач: «Приезжайте к нам, сделаем операцию, всё выправим». Я вернулся домой, запустил этот процесс. Так дело дошло до ЦК!

— Я не удивлен. Вы фигура.

— Дали указание: «Что за Польша? Мы вас здесь поправим!» Ну лечите. Поместили в Боткинскую больницу. Палата на двадцать человек. Профессор Аткарская только дыхание открыла, хрящ вырезала и что-то подложила. А чтобы исправить перелом — нужно было сломать заново, все поставить на место. Ничего этого не сделали. Сейчас привык и не обращаю внимания. 70 лет прошло!

— Вам даже идет.

Тогда я вылетел из больницы. Решил съездить на тренировку. Команда на Ширяевке играла в футбол. Поперек поля — в маленькие ворота. Я стоял, с кем-то разговаривал, отвлекся… Вдруг мяч — р-раз — по носу!

— Снова перелом?

— Нет. Но супруга ругалась, ох…

Врач помешал спортсмену из сборной принять участие в чемпионате мира.

— Вы в одном из интервью упомянули, что брат сталкивался с некомпетентными медиками.
А вам доводилось встречаться со случайными, так скажем, врачами?

Еще одна история! 1969 год. Могу предъявить претензии врачу, который работал в сборной. Звали Леша, фамилию забыл. У меня травма паховых колец, надорвал. Пропустил почти месяц. Потом вроде зажило, начал играть. В последнем матче перед чемпионатом мира в Швеции опять дергается!

— Так что доктор?

Я рассказал ему о своем приезде на сбор. Он говорил «да, да, да» , но не сделал ничего, чтобы помочь. Не отвез меня к специалистам, на консультацию — ничего! Единственное, что он смог сделать — немного изменить мои тренировки. Команда занималась ОФП, а я оставался на льду. Чем же все кончилось?

— Чем?

— Не попал на чемпионат мира!

— Отцепили?

— Сам отказался. Нога не держит, нормально двигаться не могу. Кто виноват? Доктор, конечно! Надо интересоваться, как-то более заботливо относиться. А он вообще никакого участия не принял. Чернышев больше интересовался моим здоровьем, чем врач.

В 1969-м произошло ещё одно радостное событие. Вы же принимали участие в финальном матче с ЦСКА?

— А как же?!

— Самое памятное мгновение той игры?

Самая сложная ситуация была перед смены ворот, когда не засчитали гол ЦСКА. Просто задавили нас! Не могу сказать, что сил не осталось. Но по игре было вот так. Эта пауза Тарасова пошла во вред ЦСКА. Потом игра возобновилась, поменялись воротами — и почти тут же Зимин забрасывает третью шайбу. Тяжелые воспоминания.

— Я думал — праздничные.

Нет такого, как при Боброве в 1967 году. Игра с ЦСКА не была решающей, но всё равно — словно подводила итог чемпионата. Победа 6:2! Все вопросы закрыты. А через два года уже такой мощи не было, но выстояли.

— Хоккеисты какие были в «Спартаке».

Команда состояла из опытных игроков, наша тройка была очень сильной. Тройка Шадрина с Якушевым и Евгений Зимин — потрясающий хоккеист… В то время два крепких звена были вполне достаточными.

Вратарь ЦСКА провел матч не на высоком уровне.

В команде Тарасова по очереди выступали как Толстиков, так и Толмачев. Два голкипера – пара сапог. Помню, даже в 1962 году вратарь у них был не очень сильным – Смирнов. Привезли его откуда-то из Новокузнецка.

Примирение с Якушевым

Недавно вся страна от радости ликовала – десятилетиями не общались с Александром Якушевым, а теперь неожиданно помирились.

Олег Леонидович Усачев помирился с участниками конфликта. Это произошло неожиданно и без их открытого обсуждения.

— Вас просто посадили рядом на хоккее?

— Нет, немного не так… Я руководитель ветеранов в «Спартаке». У нас своя ложа в «Мегаспорте». На каждом матче собираемся, накрыт стол. В этом плане в клубе молодцы, идут навстречу. Якушев никогда в эту ложу не приходил — а тут появился. Похоже, с Усачевым пришел. Приветствовал меня рукопожатием.

— Сам протянул?

— Да, да!

— Неожиданность для вас?

— Мною предупредили о такой ситуации.
Сообщили, что Усачев принял решение примирить меня и Якушева. Несмотря на то, что мы с ним не ссорились!

— Как же так?

Бывает в жизни: люди расходятся, а потом сходятся. Из ложи переместились в спартаковскую, где сидят руководители. Там уселись с Александром Сергеевичем. Теперь Якушев каждый раз заходит к нам в ветеранскую ложу.

Весь вечер провели рядом. Общались? Или просто молчали? ?

Общались между собой, вероятно о игре.

— Смирилитесь ли вы? Было какое-то облегчение? Или всё равно – никакой реакции?

Трудно ответить на этот вопрос. В конце концов, мы же не каждый день общаемся. Возможно, стоило пойти друг другу навстречу. Вместе отыграли пять лет, потом Якушев был помощником в «Спартаке» 80-х. Не знаю причин расставания.

— Я помню, вы говорили об этом в интервью. Говорили, что уволили.

Это было, да. Было. Лучше не касаться этого. Хотелось бы избежать.

— Лучше не стоит. Футбольные болельщики утверждали — выиграть индивидуальную дуэль у защитника ЦСКА Шестернева было невозможно. В хоккее такому защитнику равных существовало?

Противостоять Александру Павловичу Рагулину было сложно. Массивный и высокий, с клюшкой, которую протягивал в стороны — представьте, какое пространство занимала эта клюшка.

— Страшно подумать.

— Как я мог победить его в единоборстве, если вес у него 100 килограммов, а мой всего 72? Рагулин умело управлял коньком, выбирал позицию. Говорят, против Виталия Семеновича Давыдова было сложно играть.

— «Говорят»?

Рассказывают, я же действовал с другой стороны поля. Не заметил ничего подобного. Там ещё был потрясающий защитник – Жибуртович!

— Он игрок из первой сборной СССР во времена правления царя Гороха. Как вам довелось с ним встретиться?

Встретил его на льду. Один из самых неприятных защитников. Казалось, обыграл его. А он махнул клюшкой — шайбу выбил! С ним было непросто! Смотря на него — вроде катается неважно. Но позицию занимал удивительно. Подкатывался так, что некуда деться. Пашу до сих пор вспоминаю.

Кто-нибудь за вами так рванул, что вы едва не улетели от льда?

Не видишь, куда тебе подъезжать?

— Все однажды попадаются.

— Ни разу. Раньше хоккей был мягче, чем сейчас. Силовое противостояние допускалось только на своей территории.

— Когда разрешили по всей площадке?

— В шестьдесят девятом. Кто сможет мне противостоять, не прибегая к насилию?

— Никто.

— Никого! На своей территории никто не заденет меня, разгоняюсь, несу шайбу. Кого сможет остановить моя скорость? Кто сможет выбить мяч? Сейчас хоккей — жестокое действо!

— Да бросьте.

Второй матч серии «Динамо» — «Ак Барс» был ужасен. Это было хаотично, словно бойня, а не хоккей.

— Да?

Это недопустимо. Где же Анисимов, что молчит? Команды развалил! Фальковскому и Дыняку – постоянный штрафной клин. Как выйти – сразу туда же!

— Вы строги, Борис Александрович. Но справедливы.

Очень многое зависит от судейской работы. Говорят: «это плей-офф». А разве в плей-офф иные правила действуют? Скажите, пожалуйста! Правила одни и те же — значит, не свистеть что ли?

Бывало ли в твоей жизни такое, что матч перерос в настоящий хаос?

— Ну и зачем ты это сделал?! В СССР сразу бы опубликовали статью о тебе в газете. Так раскритиковали, что выйти на поле не захотел бы никто!

13:1 в Стокгольме

Какой по качеству хоккейный матч был самым лучшим?

Это случилось на чемпионате мира в Стокгольме, 1981 год. Мы победили шведов со счётом 13:1. После матча ко мне подошёл руководитель чешского хоккея Костка, мы были знакомы много лет. Он сказал: «Борис, я не представляю, как можно так играть».

— Это невероятно.

Игра превосходно удалась! Всё выполнялось слаженно, точно и вовремя…

— Считаю, что советским хоккеистом всех времен является Фирсов. Что скажете вы?

— Это философская дилемма, решение которой не очевидно. Сейчас посмотрю «Спорт-Экспресс» — как же так, это Овечкин!

— А для вас лично?

— Вопрос этот многогранный. Что вы думаете об Овечкине как игроке?

— Нет.

— А Старшинов — универсальный?

— Не думаю.

— Да. Идеальных нет, всегда какая-то сторона превосходит другую! Я лично видел Боброва и в футболе, и в хоккее. Это феномен! Но от своих двух партнеров Бобров требовал, чтобы играли именно на нём. В футболе большую часть времени он стоял — при этом забил два мяча. Вот как к нему относиться? А Харламов или Овечкин?

— Да. Харламов или Овечкин?

— Харламов эффектнее! Так?

— Пожалуй.

Харламов был результативным хоккеистом. Не ясно, как сложилась бы его карьера в НХЛ. Буре там отлично себя показал, но его карьера была вдвое короче, чем у Овечкина. Буре также много забивал. Как выбрать? У всех есть недостатки! И у меня их было.

Это невозможно поверить, Борис Александрович.

Я не защитник. Не умел шайбу в хоккее или мяч в футболе брать. А вот обводить соперников и создавать моменты — это моё. Моя брат Женя играл хавбеком в футболе. Хорошо смотрелся как в подыгрыше, так и в отборе. У него никаких проблем не было.

— Вы когда-то о Фирсове говорили: «Человек с очень странным телосложением. С мизинца. На костях сразу мышцы, мяса вообще не было». Кто еще удивлял вас телосложением?

Недавно обнаружил фотографию — удивился до глубины души. Я совершенно голый, руки у меня словно накаченные мускулами. Фух-фух!

— Атлет?

— Не каждый спортсмен настоящий спортсмен, но… Бывший защитник Олег Зайцев был очень тренированным. Мускулистым был Эдик Иванов. И Вячеслав Иванович Старшинов в этом плане тоже серьёзный человек!

— Неужели? Мне казалось, он сухонький.

— Что вы! Талант универсальный. И спортом занимался: и акробатикой, и боксом… Настоящий мускулистый, твердый характер.

— Ни разу не проверили его боксерские навыки?

— Нет. Общались всегда уважительно.

«Сдал игру в знак протеста»

— Неужели в «Динамо» действительно считали вас соперником? Теперь, будучи известным хоккеистом, вы могли бы присоединиться к команде.

— Да и в ЦСКА мог оказаться.

— Давайте по порядку.

Тренер Карпов исключил меня из «Спартака».

— Вот это настоящее безобразие.

1968 год. Игра шла плохо, я был расстроен и переживал. На тренировке бросил шайбу в борт: «Когда же это закончится?!»
Тогда начальником команды был Игумнов. У него любимчиком был Старшинов, которого он тренировал еще юношей в хоккее с мячом. Я всегда чувствовал к нему неприязнь.
Тренировка закончилась, мы едем в Серебряный Бор, где команда жила на сборах. Карпов вызывает меня. За столом он и Игумнов: «Принято решение тебя из команды отчислить». Я ничего не стал спрашивать — развернулся и ушел. Что, как, почему…

— Сами не объяснили?

— Нет, просто сказано решение. Я собрал вещи и уехал с сбора. А вечером в Лужниках играют «Динамо». Думаю: мне тридцать лет, надо как-то упорядочивать жизнь. Дочка только родилась. Думаю — подойду к Аркадию Ивановичу, отношения всегда были хорошие…

— Чернышев, тренер «Динамо»?

— Да. Подхожу прямо: «Аркадий Иванович, возьмете меня в команду?». Тот удивился: «Возьму! А что случилось?», — «Меня из «Спартака» исключили». — «Давай-давай, приходи!» Прошло два дня — «Спартак» съездил в Воскресенск, получил там 3:6. Обвинили моего друга детства Китаева, что «сдал игру в знак протеста». Еще почему-то Фоменкова к нему пристегнули. Те смеются — меня в ЦК вызывают!

— Ого.

— Борис Гончаров, заведующий сектора спорта из отдела пропаганды, смотрит на меня: «Борис, ты почему хочешь уйти из «Спартака»?» Не хочу, отвечаю. Выгнали, отчислили. А сил полно, надо где-то играть, семью кормить. Он насторожился: «А что случилось? Что вообще в «Спартаке» происходит?» Я не мстительный человек — но рассказал: один тренер только матом изъясняется, начальник команды ему на матерном языке подпевает.

— Прекрасный разговор.

Справедливость и несправедливость — это к делу! Я же правду говорил! У Александра Ивановича Игумнова мат через слово, независимо от собеседницы. Возможно, с женщинами немного сдержаннее. А Карпов просто малообразованный: только грудь надувает, а сказать ничего стоящего не может.

— Ну и дела.

— Гончаров потерпел молчание, выдохнул: «Ладно, проходи. Разберёмся».

— Чем закончилось?

— С поста убрали Игумнову. МенеReturned. Представился перед Чернышевым: «Аркадий Иванович, так получилось». — «Всё понимаю».

— Карпов как вас встретил?

— Карпов всю жизнь просил меня прощения за этот случай. Правда, не пьяный, а под впечатлением от этого дела. Вот мы смотрим хоккей в Сокольниках. Потом говорит: «Поеду тебя отвезти…» — «Сам доберусь». — «Нет-нет, давай!». Сам под впечатлением от этого дела. Ну и начинает в машине: «Прости меня, черт попутал…».

Зимин утверждал: «Посетив заводы Карпова, вы были бы в шоке».

— Нормы поведения практически отсутствовали! С алкоголем справляться не умел. Но к команде отношение понимающее имело. Умел остановиться вовремя, замолчать.

Локтев сказал: «А ты хреновым был начальником…»

— Почему вы не играете в «Динамо», всё ясно. Что же касается ЦСКА?

Это удивительная и достоверная история. Знаю её из первоисточника. Кулагин помогал Тарасову в ЦСКА. Именно Кулагин сказал Тарасову: «А что, если нам Борьку со Славкой из «Спартака» перетащить к себе?»

— Что Тарасов?

— Подумал и после паузы отвечает: «А с кем же мы в Союзе будем играть?». Но все равно я мог оказаться в ЦСКА! 1971 год. Я уже работаю в Спорткомитете СССР. Говорят мне — в Москву приезжает Лу Вайро, пригласили его. Тарасов очень просил. Ты хоть плоховато, но английский знаешь. Помоги им общаться. А мне-то какая разница — на работу идти или для Тарасова переводить?

— В самом деле.

— Разглядываем вместе какие-то тренировки. Вдруг Тарасов произносит: «Завтра обед у меня дома!». Утром встречаемся — вдруг отпускает служебную машину, которую прикрепили к Лу Вайро. Я пытаюсь что-то сказать: «Анатолий Владимирович, как? Нельзя!» Отмахнулся: «На твоей поедем!».

— Ловко.

— Нельзя же, всё расписано по моей программе. Визит почти государственный. «Нет, нет, нет! На твоей!» Тарасова не переспоришь. Приезжаем к нему, накрывает стол. Все сам приготовил. Какой-то татарский бешбармак, водяра стоит. Сидим втроем — Лу Вайро, Тарас и я.

— Мне б в такую компанию.

— Хорошая, теплая беседа с шуточками про хоккей, про жизнь. Пришло время разъезжаться — Тарас вдруг наклоняется ко мне, полушепотом: «Слушай, у меня к тебе предложение». — «Что такое, Анатолий Владимирович?» — «Мне нужен левый крайний. Давай, возвращайся, а? Пока есть время — подготовимся. Я гарантирую тебе место на Олимпиаде».

— 1972 года?

— Ну да. Меня удивил ответ: «Анатолий Владимирович, два года не играю!». — «Ты спортивный, подтянутый, лишний вес нет, форму вернешься быстро…»

— А заманчиво.

— Говорю: «Анатолий Владимирович, не знаю. У меня работа!» — «Ну ты подумай, подумай». Подумал. Уже дома вспомнил, как в 66-м торжественно провожали Костю Локтева. Ему предстояло ехать в Югославию. Потом выяснилось, что наших войск в Югославии нет и служить там ему негде. Сохранить погоны и пенсию можно было в Венгрии, Германии, Польше. Кстати, в Польше трудился Фирсов. А в Югославии — никак. Из ЦСКА ушел, за границу не уехал. Прошло какое-то время, армейцы плохо играют. Как раз в тот сезон чемпионом стал «Спартак». В декабре он возвращается. Нарушить режим Костя мог, что уж скрывать…

— Это дело известное.

С апреля примерно восемь месяцев он ничего не делал. Тарасов возвращал его – где-то вышел, сыграл. Затем снова отправил в запас. В конце сезона сделал анализ и заявил: «Из-за таких, как Локтев, чемпионат проиграли». Все это вспомнилось мне.

— Ясно, почему не пошли в ЦСКА.

— Не нужно мне этого, глупости полные! Два года не играл. Ни за что. Стал бы трижды олимпийским чемпионом.

Однажды человек, который занимается хоккеем, поведал мне историю о встрече с Локтевым после его ухода из тренерского штаба ЦСКА. Ситуация выглядела удручающей.

— Сняли его из ЦСКА. У меня с Костей были нормальные отношения, даже хорошие. Я становлюсь начальником управления хоккея. Требуется тренер в молодежную сборную. Случайно выяснилось, что место пустое. Помню про Локтева!

— Неужели отказался?

В 1976 году он сделал ЦСКА чемпионом. Думаю: почему бы и нет? Обратился к Сычу: «Попробуем Костю в сборной?» — «Давай». Звоню самому Локтеву: Костя, так и так, заходи, побеседуем. Раз позвонил, два раза позвонил. «Да-да, приду, приду…» Ну сколько можно ждать? Назначили кого-то другого!

— Жаль.

— Видимо, он по этому делу забыл обо всех разговорах. Я от всего сердца хотел ему помочь. Прошло несколько лет, я уже не начальник. Рядом с «Олимпийским» поставили коробку, проводили какие-то игры. От дома до места пять минут ходьбы. Как-то заглянул, думаю — где бы раздеться? Мне показывают на какую-то дверь: «Здесь можно, Борис Александрович». Открываю — сидят Карпов, Локтев и кто-то третий. Костя в приличном подпитии. Ну поздоровались. Вдруг Локтев ни с того ни с сего говорит: «А ты хреновым был начальником…»

— Вот это номер.

В недоумении остался: что это за человек? Кто-то Локтева толкнул, а отвечаю: «Костя, наверное, прав. Не таким я был начальником, чтоб тебе нравиться». Разделся и пошёл на трибуну. Что с пьяным разговаривать?

«Все взяли — водку забыли»

Тарасовой не симпатизировали многочисленные хоккеисты команды, включая известного голкипера Николая Пучкова.

— Коля — мой близкий товарищ!

— Да? Не знал.

— Я сразу вспомнил историю с водкой.

Тема водки заслуживает внимания читателей.

— Мы ещё игроками были — как-то сошлись. Это, наверное, 1961 год. Он уже заканчивал. Как-то звонит мне спартаковский вратарь Павлушкин: «Мы с Пучковым приглашаем тебя на рыбалку». — «Да какой я рыбак?» — «Так отдохнешь за городом, с ночевкой…» — «Ну давайте». Все собрали — продукты, удочки, спиннинги, наживку. Приехали на место, расположились. Прошло полтора часа — «Ну что, время перекусить?» Смотрим — водку забыли!

— Пучков как-то внезапно умер.

У него болело сердце. Скончался на улице. Николай Георгиевич отдавал все себя хоккею! Я спал, было полночь. Как раз после очередного поражения сборной России на мировом первенстве. Вдруг раздался звонок по стационарному телефону.

— В час ночи?

— Да! Нашел трубку, слышу: «Привет, это Пучков. Срочно!». — «Коля, что?». — «Надо всё менять. Давай так — ты руководитель команды, а мы с Тихоновым тренеры…»

— Трезвый был?

— Совершенно верно. Коля был малопьющим человеком. В последнее время вообще не пил. Все мечтал о сыне, а у него дочери. Когда родилась вторая дочь, с женой месяц не разговаривал. Рита уже говорит: «Боря, как ему объяснить — при чем тут я?».

Он был страстным человеком и проявлял себя превосходно.

— Да уж! Обученный, умный человек. Уровень владения английским неизвестен, но когда прибыл трудиться в Швецию, начал изучать шведский язык. Замечательная личность.

Как и с Тарасовым, какие у вас были отношения?

К Анатолию Владимировичу я как к специалисту отношусь с уважением, но некоторые его поступки вызывали недоумение.

— Например?

Я ощущал это лично. Не сильно любил он меня, по правде говоря. Его предпочтением был Вячеслав Иванович Старшинов. В какой-то момент Тарасов начал ставить оценки. У меня с его стороны никогда не было четверки.

— Вы? Капитан сборной СССР?

— Да! В лучшем случае получал три с плюсом.

— А Старшинов?

— Вот! Всегда четыре, или четыре с плюсом. Я к Чернышеву подошел: «Аркадий Иванович, что такое? Как ни сыграю — одно и то же. Поймите меня, я ответственный человек. Неужели в хоккее все делаю на тройку?»

— Что ответил?

— «А, не обращай внимания… » Тарасову назначили в сборную, не спросив Чернышева. В 1961 году Чернышев вел сборную в Швейцарию — помощниками у него были Кострюков и Виноградов. Помнишь?

— Не сразу, но вспоминаю.

Александр Николаевич Виноградов — известный защитник сборной СССР, чемпион мира 1954 года. Муж Веньки Александрова. Выжил при крушении самолета ВВС, не полетел с командой. Помогал Чернышеву. А в 1962 году неожиданно назначили в сборную Тарасова, привязали к Чернышеву.

— Тот не противился?

— Аркадий Иванович не хотел!

— Вот как?

Не были в контакте. Пример: 1962 год, сборная едет в турне по Северной Америке. Аркадий Иванович накануне вылета попал в больницу с аппендицитом. Через неделю где-то догоняет нас. Перелетаем из города в город, сидим в аэропорту. В Америке такие длинные коридоры — замучаешься идти. Бывали?

— Случалось.

Я стоял в стороне, вдруг подошёл Аркадий Иванович: «Бося, пойдем прогуляемся». Меня Бося звали. Ну пошли мы с Аркадием Ивановичем. На ходу он говорит: «Ну скажи, что этот хрень здесь творит?» Вот! У меня столько сведений — может, ни у кого нет столько…

Нина Григорьевна Тарасова сообщала, что её супруг Чернышев особо серьёзно не относился к себе, называя «художником».

Возможно. После десяти лет работы взаимопонимание наступает. Встречи и беседы происходили…

— Я слышал историю: каждый год после чемпионата мира Чернышев и Тарасов требовали от начальства освободить их от службы: «Мы устали, мы уходим».

— Нет. Не думаю.

— Рад слышать.

Раз уж вы эту тему затронули, могу все рассказать. Много слухов ходит о том, почему Чернышев и Тарасов ушли из сборной в 1972 году. Вот вам абсолютно достоверная история: всё это произошло не после Олимпийских игр, а до них!

Это совершенно новая ситуация. В учебниках описывали что-то другое.

— Заявили об уходе. А я слышал рассказы, как будто принуждали сыграть вничью с чехами, не согласились — вот и поплатились.

— Чушь?

— Херня полная!

— А рассказывают известные люди.

— Могу рассказать о том, как всё было. Сборная отправляется на Олимпийские игры — и туда же оформляются как два наблюдателя я и Всеволод Бобров. Я тогда трудился в Спорткомитете СССР и тренировал вторую сборную. За некоторое время до отъезда меня вызывает Сыч, который курировал все зимние виды спорта: «Борис, извини, так сложились обстоятельства — ты не летишь. Оформи вместо себя Пучкова». Ну не лечу — значит, не лечу. Всё сделал — улетели.

— Не стали выяснять, почему?

— Сыч молчит. Олимпиада подходит к концу — Бобров и Пучков встречают сборную. Довольно ясно, о чём речь?

— Тут и дурак поймет.

— Руководство Спорткомитета СССР было в курсе ухода Тарасова и Чернышева, а на их место придут Бобров с Пучковым. Что это за чехи, какая сдачей?

— По вашему мнению, Тарасов с Чернышевым составили заявление самостоятельно или его подготовили другие?

Возможно, заявление никто не подавал. Была договорённость: мы работаем и уходим.

«Дед, ты куда собрался? Продай билет!»

— Сейчас люди начинаются тренировать в пятьдесят пять. Тарасову в пятьдесят пять пришлось завершить карьеру тренера. Есть ли у вас ответ на вопрос, почему он оставался незатребованным до конца жизни?

Были иные времена. Вовсе не эти! Хотите услышать историю?

— Я здесь для этого, Борис Александрович.

Мне тридцать лет. Начальство вызывает и говорит: «Убираем Карпову, видим вас главным тренером. У вас большие перспективы». И главное: «Вы ведь уже с ярмарки едете… ».

— В 30 лет?

— В тридцать лет! Скорость сохранилась полностью. Техника и видение площадки — само собой разумеется. Но в то время открываешь спортивную газету, а там: о, ему тридцать лет, ветеран, пора на пенсию. А пятьдесят пять был как раз тот порог для тренеров, когда время заканчивать.

— Поверить не могу.

— Фу! Еще история — мой отец ушел на пенсию. Братом и я говорили: «Пап, сходи на хоккей, вот билеты…» Выбирался он редко-редко. Раз-другой в год. Он не по этим делам был. Но как-то пошел. Ему было 63 года. С Женькой возвращаемся после игры, отец сердитый: «Все, больше на хоккей не пойду!» — «Что случилось?» — «Иду, никому не мешаю. Вдруг подходит молодой парень: «Дед, ты куда собрался? Продай билет!»

— Ну и дела.

— Мне уже 87 лет. Порой путешествую на метро — желал бы, чтобы хотя бы кто-нибудь назвал меня дедом.

— Это потому, что вы бодряк, Борис Александрович.

— Возможно, я неплохо сохранился. В шестьдесят три года — всё же достаточно много было пройдено. Спорсменам в тридцать следовало задумываться о будущем.

«Меня охранял Тузик»

— После того, как все ушли из жизни, кто сейчас ваш любимый партнёр по хоккею?

— Тузик Игорь Николаевич!

— Как у него дела?

— Так себе. В больнице тоже оказался из-за проблем с сердцем. Стентами провели операцию. Консультировал Тузика, что нужно делать.

— Игорь Николаевич такой живчик.

Он вообще из самолета не выходил. Федерация хоккея его эксплуатировала без остатка. То Сочи, то Новосибирск, то Челябинск. Я говорил: «Нельзя так, измени образ жизни! Сколько тебе лет? Куда влезешь?»

— Лет немало.

— На пять меньше, чем мне. Нужно в аэропорт доехать, зарегистрироваться, ждать, багаж тащить, ещё и задержки… К чему это в 80 лет? Но сейчас пообещал успокоиться. Игорь Николаевич когда-то меня охранял!

— То есть?

Он выступал за киевское «Динамо». Два хоккеиста не отходили от него ни на шаг — Тузик в Киеве и Каменев в «Локомотиве». Тренер им дал задание: не дать играть Майорову. Тузик доставал его так сильно, что он повернулся: «Елки-палки, ты что за мной ездишь? Давай поиграем!». Много лет спустя судьба свела их снова — работали во второй сборной. Он был у него помощником. Между ними было очень творческое взаимодействие.

— Игорь Николаевич хороший дядька.

— Прекрасно! Вы знаете, через что ему пришлось пройти? У жены были проблемы с почками — едва ли не каждый день возил ее в Боткинскую: уколы, гемодиализ… Все свободное время он посвящал жене. Несколько лет назад она умерла.

«Погиб весь экипаж»

— Довольно с покойниками, давай поговорим о чём-нибудь более приятном.

— Давайте!

— Какой последний фильм завораживал до такой степени, что невозможно было оторваться?

Я очень люблю фильмы, которые показывают на Новый год. Говорю Жене: а где настоящее искусство — если нас кормят фильмами, которые вышли 40 лет назад? Сделайте что-нибудь! Вспоминаю, как в 1956 году пробивался в кинотеатр, стоял в очереди за билетами, чтоб посмотреть «Карнавальную ночь». Так до сих пор ее и смотрю.

— Вы могли познакомиться с Гурченко. Вас также приглашали на «Голубые огоньки».

— Не встретилась с Гурченко. Наиболее интересное знакомство — печальное.

— Это что же такое?

— С космонавтом Волковым. На хоккей ходили втроем — Волков, Пацаев и ещё кто-то.

— Добровольский?

Летом приезжаю с семьей купаться, загорать на Пяловское водохранилище. Взяли перекусить. Там запретная зона, никого нет. Вдруг вижу — Волков с кем-то! Так замечательно пообщались. Проходит две-три недели, открываю газету — а там три портрета в черных рамках. Погиб весь экипаж.

По встречной полосе столкнулись с «Жигулями». Вышел из машины лишь я.

— Говорите, вам предлагали креститься? У меня был случай — проснулся в половине пятого утра, пошёл на кухню. Стою у темного окна. Вдруг срывается люстра и падает туда, где я лежал пару минут назад. Был ли у вас случай явного проявления Бога?

У меня три случая, когда спасла удача.

— Ух.

— Первая история ужасная! Восемьдесят девятая. Работал в управлении футбола и хоккея. Возвращался из Воронежа, там был предсезонный турнир. Что-то мне пришло в голову — сказал жене: «Давай на машине туда поедем, каких-то пятьсот километров…» Взял её с собой.

— «Волга» у вас была, наверное?

— Да, «Волга» 24-10. И на газу. Проехали Елец, помню. Купили картошку и ещё чего-то на развале. Август. Еду со скоростью 90 километров в час. Навстречу два грузовика. Из-под них выскакивает «Жигуленок».

— Мне уже не по себе.

Я едва успеваю разглядеть обочину. Врубаю туда — и вот «Жигули» едут следом!

— Ох. Столкнулись?

— Встретимся прямо на пути. Его максимальная скорость ста километров в час, моя немного ниже.

— Как же вы живы остались?

Мы с женой были пристегнуты. В «Жигулях» пассажир погиб сразу. Водитель получил серьезные травмы. Не знаю, что именно произошло. Я ударился грудью о руль, потом появился синяк. Нос тоже сломался. Жена сильно швырнула вперед — и ремнями сломало два ребра.

— Два ребра — это еще ничего.

— Ребро проткнуло легкое, в одном месте оторвало желудок. Из двух машин я один вышел на своих ногах. Скорая быстро приехала. Слышу, какой-то человек говорит: «Раз он на обочину уходит — ты и ехал бы прямо!» Уйди отсюда, говорю. Как сообразишь за секунду?

— Да о чем говорить.

Ее сразу отправили в больницу, на операцию, доктора вызывали…

— В Воронеж?

— Нет, в Елец. От Ельца съехали около трёх километров. Моя «Волга» разбита. Хорошо, что газ не взорвался.

— Неужели в Ельце хорошо прооперировали?

Врачи сразу рекомендовали доставить её в Москву, поскольку здесь лекарств не имелось. Это 89-й район. Два сотрудника ДПС оказали помощь с машиной. В колхозе договорились о грузовике. Загрузили «Волгу» — так и везли. Позже человек выкупил ее у меня для продажи в Узбекистан. Видимо, машину можно было восстановить.

— В Москве жену выходили?

Получил лекарства. По должности была хорошая больница. Не «кремлевка», но тоже неплохо. Довезли на поезде — скорая прямо на перрон выехала. Лежала полтора месяца, врачи не могли понять — что такое? Жидкость скапливается! А оказалось, сломанное ребро пробило легкое…

— Виновник потом появился?

— Нет. Он в больнице лежал.

— Трезвый был?

Поддатый! Рядом с городом станция техобслуживания, там накатили и поехали в Елец за водкой.

«Понял — я тону…»

— Первая история до сих пор свежа в памяти, но я с нетерпением жду продолжения.

— Вторая тоже тяжелая. Ох, рассказывать ли?

— Даже не сомневайтесь, Борис Александрович.

В конце сентября отправился на рыбалку. В лодке сидел один. Друг, также увлекающийся рыбалкой, находился на расстоянии около семидесяти метров на своей лодке. Только двое нас было на озере — я и он.

— Мне уже не по себе.

— Лодкой пользовался не я — такая маневренная… Ну рыбачил и рыбачил. Забрасываю спиннинг через плечо. Раз, зацепил окуня. Дай-ка, думаю, повернусь, чтобы удобнее было бросать. Чуть приподнялся, сделал шаг в лодке — и даже не понял, как очутился в воде. Говорю — маневренная лодка!

— Вода градусов шесть?

— Может быть, десять-двенадцать. Я тону. Не знаю, как успел ухватиться за борт. На мне резиновые сапоги, теплая куртка. Пытаюсь в лодку подтянуться, а она настолько маневренная, легкая, что другим бортом поднимается вверх. Ничего не получается. Перебрался к корме. Цепляюсь за нее, пытаюсь подтянуться. Тоже не выходит — ноги уходят под лодку!

— Это какая-то чудовищная история.

— Это обычно, когда ноги уплывают под лодкой.

— Я не об этом, Борис Александрович.

— Что делать? закричал: «Миша, помоги!» Его услышали — сразу рванул на помощь. Лодка у него алюминиевая, устойчивая. Говорит: «Давай, забирайся ко мне!» А я не могу.

— Почему?

— Всюду одна и та же картина: ноги уходят под воду. Сил нет почти совсем, подтянуться не в состоянии. А нужно подняться повыше.
Вдруг придумал, сказал ему: «Вези меня на берег».

— Далеко было?

Двести метров. Так крепко держался за край, пока не добрался до берега. Без него я бы сам не смог выбраться.

— Здесь, на этом же водохранилище, где Вы обычно ловите рыбу? Неподалёку от Вашей дачи?

— Ну да. Сто процентов, я бы погиб! Сапоги сразу наполнились водой. В таких случаях нужно обувь сбрасывать первым делом. Плавать я умею, но хорошим пловцом меня не назвать. Одежду следовало сразу снять, расстегнуть молнию. Этот Миша съездил, отбуксировал мою лодку. Слили из нее воду. Стоянка недалеко. Говорю: «Теперь, Миша, надо, чтоб машина завелась…» Надежды никакой — брелок в кармане был, набрал воды.

— Ну и как?

Телефон высох и заработал — удивительно. Вытаскиваю ключ, подхожу к машине. Бац — открылась!

Когда Довлатов спал и замёрз в луже на улице Рубинштейна, Евгений Рейн заметил: «Ему даже простуда не помешала!».

— Вот и я даже не простудился.

«На даче пережил клиническую смерть»

— Какая же третья история?

Пятнадцать лет назад случился инцидент, когда я фактически умер.

— Что случилось?

На даче в Челюскинской почувствовал себя плохо. Позвонили скорой помощи. Врач что-то измерял и манипулировал со мной, а потом я потерял сознание. Хорошо, что дочь была дома. Проснулся на полу, хотя точно помню — лежал на диване. Мне делали искусственное дыхание. Каким-то образом запустили сердце!

— Сразу в больницу?

На месте вызвали бригаду скорой помощи. Отвезли в Мытищи, в городскую клиническую больницу. Там пролежал двое суток. Затем врач-лечащий дочь сказал: «Заберите его отсюда, у нас вообще ничего нет…».

Из тех мест живёт очень немногие. В Мытищах проживаю, всё знаю.

— «Заберите его отсюда»! Это был 2010 год…

— Испугались сильно?

Я даже подумать не успел, чего бояться-то. Удивился – что это я на полу-то. Три раза ангел-хранитель помог.

Советскую мелочь — в лондонский автомат

— Вы сами занимали высокую должность. Первая личность в советском хоккее. Проблемы с игроками на границе происходили при вас?

— Ни разу!

Тренер юниорских сборных Ерфилов сообщил, что по приезду за рубеж часть молодых спортсменов увлекается уборкой торговых точек.

— Да, было. Вспоминаю, я только вернулся из Финляндии в 1976 году. Вернулся на прежнюю работу в Спорткомитет СССР. Юношеская сборная отправлялась в Швецию и Финляндию. Тренер заболел — мне пришлось ехать вместо него. Оформился как руководитель делегации. В Лахти с доктором пошли по магазинам. Мне-то только-только вернулся из Финляндии, мне ничего не надо было. Так, из любопытства. Заглядываем в какой-то маленький магазин. Продавец сразу: «Вы русские? Из этой делегации?» — «Да». — «Ну что же это творится? Мне охрану надо нанимать?!»

— Обнесли?

— Конечно. Описывает людей — сразу поняли, кто это. Один потом выступал в сборной у Тихонова — Герасимов. Не помню, Лена или кто-то другой.

— Как наказали?

— Планировали поездку в Канаду — сразу отвязался. В итоге повел себя по-другому.

— Кто?

В Монреале центр красивый, а отойти на двести метров, и все другое. Не трущобы, просто канадский стиль. Небольшие домики. Там полно магазинов. Каждый как барахолка. Зайду в один — торгует поляк, говорит по-русски: «Ваша группа, человек пять, сюда завалились, украли у меня это, это…»

— Кто особенно ярко себя проявил?

— Два голкипера. Но это на турнире в Швеции. Потом оба стали весьма знаменитыми. Фамилии назову не буду.

— Что стащили?

Там всё по-другому было. На турнире играем, вдруг подъезжают полицейские: «Забирайте двух ваших с участка». Пришёл — два вратаря! В автомат свои металлические деньги кидали!

— Это королевская история. Рубль с Лениным?

— Не знаю. Вылавливали что-то из того места. Этот обман существует давно, ещё со времён шестидесятых годов.

— Тогда-то что было?

— 1960 год. Летим со второй сборной СССР по маршруту Москва — Вильнюс — Лондон — Монреаль. В Лондоне ночёвка. Привозят нас в гостиницу. Январь, холодина в номере ужасная! Живём с Старшиной, два добропорядочных игрока. Вдруг стук в дверь. На пороге Эдик Иванов: «Как дела?» — «Холод невозможный!» — «Так что вы здесь сидите? Мелочь есть?» Мы ничего понять не можем.

— Я тоже пока не понимаю.

— Приглашает к себе: «Пойдем сюда!». Все достали из карманов деньги. Всё взял у нас и ведет вниз. Там стоит пушка на газе. Загрузил её советскими деньгами — отопление готово!

Юрзинов

— Вы были строгим руководителем. Какой самый неприятный для вас случай был связан с увольнением сотрудника?

— Да увольнял, конечно… Но ни одного тренера сборной не удалил. А кого там увольнять — Тихонова? Юрзинова? Скажи я, что Юрзинов увольняю, он бы тут же пошел наверх жаловаться. Что Майоров такой-сякой, нехороший, в хоккее ничего не понимает, не те решения принимает.

— Вы же, как тренеры, соревновались с Юрзиновым в Финляндии?

— Конечно!

— Ну и каким был результат?

Всё для его блага. Проще говоря, поскольку он взял под свою опеку команду ТПС, которая ранее уже много лет оставалась чемпионом. В такой обстановке, как в этой команде, всё хорошо.

— А у вас что за команда?

Я выбрал «Йокерит». Команда занимает последнее место в лиге, проигрывая пятерых очков до 11-го места. 12-е вылетит. В этом всё отличие.

— Как выступили?

Через год, в 1992-м, сделал «Йокерит» чемпионом. Это было непросто сделать. Но чаще всего побеждал именно он. Особенно после того, как мы стали чемпионами и Селянне уехал в «Виннипег». Такого человека невозможно заменить. В ТПС не продавали игроков, а покупали. Там была хорошая команда, нельзя сравнить с моей.

Был ли у вас с Юрзиновым всегда хороший контакт?

С Юрзиновым у меня нейтральные отношения.

— Почему?

— Мы сделали его великим. Сам-то что выиграл? Два чемпионата страны, когда из ЦСКА все уехали в НХЛ. Это 1992 и 1993 годы. А у него подобралась команда: Жамнов, Козлов… То «Динамо» буквально скупало игроков по всему Советскому Союзу! Даже ЦСКА в нормальном состоянии с ними было бы тяжело бороться! Два или три раза выиграл чемпионство с ТПС. Но там принял готовую команду. Потом переехал в Швейцарию — что там выиграл?

— Что?

— Ничего не выиграл!

— Это в «Цюрихе»?

В Цюрихе занимают пятое и шестое места. Всю жизнь у Тихонова было второе место. Все решения принимает первый. Тихонову ему не мешали и мешать не могли.

«Это я вытащил Тихонова»

— Виктор Васильевич — персонаж значительный.

— Тихонова ближе, чем я, мало кто знает.

— Вот как?

— Я вытащил его на эту орбиту!

— Тогда рассказывайте.

— Какой год? 1971-й, наверное. В «Спартаке» старший тренер — и меня увольняют. Меняют на Баулина, работавшего в Спорткомитете СССР. История удивительная. Звонок: «Завтра в 9 утра вас ждёт Балашов, председатель городского совета «Спартака». Подвоха не ждал. Приехали с женой, у нас с утра еще дела были. Его нет!

— Неплохое начало.

Секретарша сказала, что позвонил и будет через час. Что делать? Давайте с вами, Галина Евгеньевна, съездим на Центральный рынок. До Цветного бульвара от Красносельской недалеко. Там случайно встретил Андрея Старовойтова.

— Как Тарасов его звал — «Рыбий глаз».

— Борис Александрович, начальник отдела хоккея управления спортивных игр. — «Как дела?» — «Все ничего». — «Ну звони, если что…» Мне кажется, что мне звонить некому. Ладно, возвращаюсь в «Спартак». Председатель говорит: группа игроков была в МК партии, очень на вас жаловались. Сотрудничество больше невозможно. Я вышел от него и думаю: да кто бы из наших физкультурников отправился в МК партии?

— Никто?

— Конечно, никто! Эта беседа заняла даже не минуты. Я говорю: «Михаил Михайлович, вам когда написать — сейчас или потом?» — «Сейчас!» Хорошо. Выхожу в предбанник, секретарша сидит. Шепнула: «Боря, не пиши заявление». — «Как?» — «Ты же в отпуске? Вот и не пиши. Вернешься — и напишешь…»

— Председатель не обрадовался?

Скрежетал зубами — но закон есть закон. От беды не уйдешь. У меня путевки в кармане. Жена говорит: «Отдохнем — потом будешь искать работу». Вспоминается разговор со Старовойтовым на рынке. Ах!

— На этом рынке тебе суждено было оказаться не случайно.

Согласен, сразу же ему позвонил, все рассказал. «Заходите утром, поговорим», – сказал. На следующий день явился и услышал: «Отправляйтесь отдыхать спокойно. Вернетесь – вот здесь ваше место в Спорткомитете…» Так я стал чиновником.

— Так что с Тихоновым?

Я начинаю работать в Спорткомитете и одновременно с юношеской сборной. Эпштейн был старшим тренером, а я помощником его. Еще занимался технической работой: оформлением виз, билетами и так далее. И конечно же, тренерской работой. Год проработал — меня назначают помощником во вторую сборную, где работал Коля Пучков. Мой хороший друг. Еще год проходит — Пучков решает остаться в клубе, а я становлюсь главным тренером. Ищу себе ассистента.

— Похоже, я понимаю, откуда взяли человека из глухой местности.

— Думаю, кого пригласить? С Тихоновым встречался несколько раз, общались о хоккее. Чувствовал, что многого у нас с ним общего. Тогда он трудился в Риге. А что такое Рига? Вторая группа, класс Б!

Не рассматривали ли кто-нибудь его как выдающегося наставника?

Мне пришла мысль пригласить Тихонова помощником во вторую сборную — полугосударственная, полуличная организация. Пошел к начальству: «Вот такая идея. Надо дать почувствовать тем, кто работает в классе Б, что дорога наверх открыта. Работай — и пожалуйста. Тихонова-то заметили…» Вот какая была идея!

— Это вы ловко.

Руководство дало согласие — и я свяжусь с Тихоновым. С 1972 по 1974 год мы с ним трудились во второй сборной. Я был старшим, а он помощником. Проживали в одной комнате.

— Какой привычкой особенно удивлял?

Его педантичность прослеживалась во всем: желание всё записывать и запоминать.

— В чем, например?

В магазине нужно купить что-то — все переберет, прежде чем выбрать. Не советуется ни с кем. У него какие-то свои извилины работают, выбирает по личным соображениям. Знание хоккея было, свой подход. Но поскольку это вторая сборная, там особо негде экспериментировать. Собрал команду, две тренировки, багаж в руки и полетел.

— Тренер Николай Карпов, работавший с вами в Спартаке, о Тихонове рассказывал так: «У него была лишь одна прекрасная черта — прекрасно резал закуску».

— Странно. Виктор Васильевич не пил крепкого. Порой красное вино немного пригубивал… Чтобы рюмку водки выпить — такого не помню. Три года он был моим помощником — хоть раз игра закончилась, чтобы можно было сказать: «Вить, давай по рюмочке — и пойдем ужинать?» — нет ни разу! Ни разу не пили!

Виктор Васильевич являлся сильным тренером по субъективным оценкам?

— В принципе — да.

Некоторые из хоккеистов, игравших с ним, называли его «Бухгалтером».

Его подход к работе был своеобразным. Тихонов достиг успеха своими силами, не прислушиваясь к чужому мнению. О Тарасове и других он высказывался крайне негативно, но о собственном себе особо не распространялся. Тем не менее, он добился всего сам!

— Качества феноменальные. Кремень мужик.

Благодаря трудолюбию и тому, что спал не по ночам, мог ночью проснуться и заниматься хоккеем.

Смотря на молодого Тихонова, можно было подумать, что через пару лет он станет лучшим тренером в России?

— Нет, нет… Два с половиной года работали вместе. Летом семьдесят четвёртого уехал в Финляндию. Контракт организовал снова Андрей Старовойтов.

— В Хельсинки работали?

— Да, в «Йокерите». Тихонова назначили главным тренером второй сборной. К тому времени ему удалось вывести Ригу в класс А.

Уже когда-нибудь бывало поссориться с ним?

Нет. Случаев жестких споров не было. Да и о чем? Я — старший тренер, а помощник — он. Вторая сборная в те годы выигрывала все. Едешь в Канаду, восемь матчей с Дэйвом Кингом. Одну или полторы проиграешь. Ну ничего страшного. Повода для ссоры не было.

Предлагаю назвать ещё одну станцию метро Овечкино.

Справедливы ли те, кто упрекает Тихонову в смерти Харламова?

Вряд ли. При тщательном рассмотрении виноваты, но косвенно.

— Перед смертью Тихонов мне сказал: «Харламова совсем не подготовили к тому Кубку Канады. Я ведь не дурак, чтобы оставлять его дома здоровым».

Это для меня неопровержимый довод. В другом я усомниться не могу.

Могли ли вы тогда повлиять на ситуацию? Ведь обладали властью?

— Да, я руководил управлением хоккея. Но не вмешивался в тренерские дела. Тихонов каждый день оценивал 25 человек. Что я буду лезть? Хотя многие говорили: «Ну как же так, Харламов только-только получил приз лучшего нападающего на Кубке чемпионов в Италии…»

Рассказчик упомянул ещё одну историю. Балдерис поведал, что Тихонов ударил его пощёчиной. Валерий Гущин подтвердил эту историю.
Вы когда-либо наблюдали Тихонова в истинно гневном состоянии?

Если вникнуть — может быть, и было так… Тихонов был очень сложным человеком! Всё это проявилось, когда получил большую власть. Стал тренером сборной. Начались постоянные победы. Тихонов на пьедестале. Вот как сейчас Овечкин. Я от Овечкина вообще в шоке!

— В хорошем смысле?

— Когда забил этот гол — Рабинер пять дней писал только об этом. Не мог остановиться. Я Рабинера уважаю, пишет интересно. Футбольные статьи его с удовольствием читаю. Но вот сегодня спустился к почтовому ящику, достал «Спорт-Экспресс». Где он у меня?

— Под спартаковской энциклопедией.

— Верно, прямо там! Снова кто-то говорит про Овечкина. Какое количество уже рассказов, неужели никак не ограничиться?! Давай ещё станцию метро переименовать в «Овечкино».

Вы же говорили о звезде хоккея Овечкине, что это «неплохой физкультурник».

Я имею собственное мнение о хоккее. Мне нравится Малкин больше, чем Овеchkin.

— Шли они вровень. «Вашингтон» мог бы взять в своё время Малкина. Вы бы выбрали Малкина?

— Конечно, Малкина!

— Почему?

Потому что это мой игрок. Хоккеист с хорошим катанием, великолепным видением поля, фантастической игрой на партнеров. Достаточно результативный и дисциплинированный. Что еще нужно? Малкин как хоккеист интереснее! Вы знаете, как Саша Мальцев отзывается об Овечкине?

— Очень любопытно.

— Возможно, передумал. Или нет. «Дуборез»! Не я, а Саша Мальцев.

В сравнении с великими хоккеистами вашего времени, Овечкин не пользовался большой популярностью?

— Нет, его бы оценили, конечно. Но в определенном аспекте. Например, Виктор Прохорович Якушев — великий центральный нападающий. Харламов — великий крайний нападающий. Александров? Великий! А Овечкина жизнь свела к этим позициям, он здесь не при чем. У каждого свои предпочтения.

Можно ли сравнивать Овечкина с Ионовым, учитывая уровень советского хоккея?

— Нет, нет. Овечкин выше, конечно.

Бывший футболист и олимпийский чемпион Борис Разинский высказывался о способности Акинфеева играть в его время: «В то время он бы играл, где-то в классе Б».

Овечкин нашел бы свое место в нашем хоккее, это бесспорно. Но в НХЛ все направлено на звезд, на создание идолов. Немедленно реклама, популярность. Там могут создавать особые комбинации под кого-то. Хотя не все же 895 шайб Овечкин забросил с собственной точки, были и с других позиций!

— Несомненно. Романцев рассказывал о Сычеве, который тогда был 25 лет: «18-летний Дима был интереснее настоящего». Разве не кажется вам, что Овечкин, только приехавший в Америку, был интереснее нынешнего?

— Честно говоря, у меня нет с чем сравнить. Я НХЛ не смотрю.

— Матерь Божия. Почему?

— Бывало, смотрел, когда вещал комментатором. Не хочешь — всё равно «Вашингтон» попадался. Но когда это было? Уже 10 лет не работаю на телевидении!

— Ушли — и сразу бросили смотреть НХЛ?

— У меня даже канала нхл нет. Иногда читаю прессу. Просто возмущён, что столько места отводится американскому хоккею. Вы сегодняшнюю газету видели?

— Даже писал в нее.

У Овечкина есть характер, чтобы проявить себя. Хорошо. Конечно, это событие — Овечкин! Но я всегда выбирал Малкина.

«Я поражаюсь, как Ротенберг терпел»

Если уже упомянули Овечкина, то как не сказать о Ротенберге? Знакомы?

— Конечно!

— Стоит ему оставаться тренером?

— Решать это Ротенбергу. Меня поражает, как он выдерживал такое давление. Невозможно! Посмотрите в интернет — ни одного положительного отзыва о его работе. Только отрицательные мнения. Честно говоря, я бы не выдержал. К тому же тренерами сразу не становятся. Разин начал с детских команд, поднялся на уровень молодежной лиги, затем работал во второй лиге с «Ижевском», добрался до «Северстали»… Есть другой путь — быть хоккеистом, работать с разными тренерами. Все проанализировать, чтобы потом всплывало: такая же ситуация была у Тихонова, а та у Кулагина… Третьего пути я просто представить не могу. По ни одному из этих путей Ротенберг не прошел. Поэтому у него много ошибок — в первую очередь, в плане комплектования коллектива. Так команда не строится, как строил ее «Питер». Чемпионат проиграли — давай полкоманды поменяем! Заново будем строить!

— Это очевидно.

Там процесс постепенный, занимает не год и не два. Нужно действовать точно: Кружкова и Голышака менять, поставить Шевченко и ещё кого-то.

В связи с автобусом Тихонов создал конфликтную ситуацию.

— Разговор зашел так глубоко, что о Викторе Васильевиче Тихонове совершенно забыли. А теперь он перед нами: на пьедестале. Какими качествами он обнаружился?

Первым делом выяснилось, что раньше практически не было видно… Власть!

— Пример?

Несколько раз Виктор Васильевич устраивал скандал из-за пустяков. История: сборная СССР жила в Новогорске, а тренировалась во дворце ЦСКА. В Новогорске тогда еще не было катка. Отправляются с утра на тренировку, по пути ломается автобус.

— Бывает.

— Ну скандал, не скандал… Как выходили из этой ситуации, не знаю. В субботу выписался из больницы, месяц пролежал. В воскресенье с утра сижу дома, раздается звонок. Сыч: «Борис Александрович, в 9 утра нас ждет Павлов. Буду я, ты и Тихонов». Ну хорошо. Я в 9 утра в приемной, появляется Тихонов. Кипит: «Какое безобразие! Сейчас буду жаловаться, скажу там!» — и кивает на дверь министра.

— Что вы?

— Стараюсь успокоить: «Оставляй эту пустяковую тему. Договорюсь с Месумяном, всё разрешим. А что ты?»

— Месумян — это?..

Начальник хозяйственного управления спорткомитета СССР был таким человеком. Тихонов молчал, ничего не ответил. Пошли к Павлову, какие-то вопросы, то есть. Тихонов начал говорить про этот автобус! Павлов посмотрел на меня: «Что ж не решили?»

— Что ответили?

— Сергей Павлович, этот вопрос я не смог разрешить, об этом узнал лишь в вашей приемной. Как вы помните, я лежал в больнице… — «Да-да, помню». Ну и как всё завершилось?

— Надо думать, починили автобус?

— Транспорт вез хоккеистов — а вслед за ним ещё один, свободный. Безопасно не было.

— Безумие какое-то.

Да, безумие! Безумие! Когда я возглавлял управление, а Тихонов тренировал сборную, мы редко виделись. Виктор Васильевич думал, что я помогаю «Спартаку», считая меня почти личным врагом.

— Как вы это поняли?

— Матч на стадионе «Лужники». «Спартак» при тренере Кулагине либо победил, либо сыграл вничью с ЦСКА. После игры заходит в раздевалку, там многолюдно. Тихонов беседует с генералом. Сам он не обращается ко мне, а генерал спрашивает: «Ну что, довольны?»

«Лейк-Плэсид проиграл только Тихонов»

— Вы понимаете хоккей как никто иной. Давали ли Тихонову рекомендации?

Если что-то говорил, советовал — ответа не получал. Тихонов принимал это и, видимо, потом размышлял. Чтобы сразу ответить: «Это не так, а лучше попробовать вот это» — ни разу не было! Молча закрывал тему, оставляя за собой последнее слово. А с некоторых пор вообще перестал вмешиваться в эти дела. Думаю: зачем мне? В конце концов, я администратор. Команда устроена. Если есть бытовые проблемы — давайте решать их.

— Это после какого-то случая вы решили?

— Да. Когда-то Тихонов сам поинтересовался: «Как?». Я сказал: «Наша команда не совсем на месте, Виктор Васильевич».

— Что-то по составу?

— Про игру. Все произошло в Лейк-Плэсиде, где провалились совершенно. Тихонов услышал и рассердился: «Как ты можешь так говорить? Специалист, ***!» Я говорю: ты сам не замечаешь этого?

— Все было настолько печально?

Хорошо, проиграли мы американцам. До этого едва сбежали от финнов.

— Вообще не помню.

Володя Крутов спас нас, забросив две шайбы за последние пять минут. Мы как-то выиграли. Финны, елки-палки! После этого матча Тихонов меня спросил.

— Почему все было так скверно?

Тихонова погубил его излишний педантизм. Все это выглядело смешно! «Так, в сентябре мы пять километров не пробежали. Сейчас ноябрь, давайте эти пять километров пробежим». Вот он такой во всем — бумажки, записочки, блокнотики…

— В Лейк-Плэсиде бегали за прошедшие месяцы?

Мы проживали в олимпийской деревне. Условия там были особенные.

— Жили в какой-то тюрьме?

— Да. Но все олимпийцы находились в одинаковых условиях! Только для фигуристов спорткомитет снимал особняк. От этой тюрьмы 40 минут езды на автобусе до катка. Как правило, играли мы в 5 вечера. Раскатка в половине десятого. Что делал Тихонов? Поднимал команду в 7 утра!

— Зачем?

— «Завтракайте и отправляйтесь». Народ не привык вставать так рано! Только после завтрака прижались к подушке — услышали: «Едем на тренировку!». Вздыхают — едут. Оттренировались, пообедали. Только к подушке — опять: «Вставайте, собрание, установка на игру!». Опять оторвали от подушки. 40 минут едем на игру. Вот так — каждый день.

— Свихнешься.

— О чём речь? Население просто устало от этого режима. И вообще устало. Какой смысл проводить разминку, если матч в пять вечера? Я сам был тренером — никогда этого не делал. Парни могли выспаться, спокойно позавтракать, отдохнуть, провести собрание. Тихонов режимом просто душат команду. А когда я ему сказал, что двигаемся плохо — он мне устроил скандал!

— Больше не говорили?

— Никогда. На этом закончил. Сыч на той Олимпиаде меня спрашивал — я ему всё повторил, что сказал Тихонову. «А ты говорил с ним?» — «Пытался. Но он меня уже три года не слушает. Поговорите с ним, он любит начальников. Может, вас послушает». Не знаю, поговорили или нет. Вскоре приехали американцы.

— Это Тихонов проиграл Лейк-Плэсид?

— Я считаю — да.

После этого появились слухи о том, что США применяли допинг.

— Наша команда была мощнее, чем эти американцы. Никакая допинг-программа им бы не помогла. Про допинг — это выдумки. Что меня удивило, другое!

— Что же?

Мы проиграли. Я стою в коридоре возле раздевалки. Мимо идут два представителя международной федерации хоккея. Счастливые, один другому говорит: «Отличный хоккей!». Устали все, что Советский Союз побеждает. А тут Тихонов своим фанатизмом просто измучил команду…

Тихонов предположительно посадил Третьяка до третьего периода?

— Да, поставил Мышкина. Третьяк пропустил две легкие шайбы, мы стали проигрывать. Не знаю, почему с Юрзиновым принял такое решение. Юрзин, конечно, никаких решений не принимал, это всё Виктор Васильевич.

«Неваляшка»

— Кстати, про вратариев. Из уст ветеранов дошло: Сидельников крепче Третьяка.

— Нет. Я за Третьяка.

— Почему?

— А проверяют таланты где? Не в личных соревнованиях! Только на мировых первенствах! Так что же Сидельников преуспел? Всегда был лишь Третьяк.

— Коноваленко тоже слабее Третьяка?

Третьяк играл более технично и быстро. Коноваленко удачно располагал себя на поле, также обладая хорошей техникой. Однако Третьяк иногда выглядел неуязвимым.

В сравнении с Третьяком Коноваленко нарушение режима осуществлялось на невероятно высоком уровне.

— Там вообще был коллектив… Даже и не вспоминай!

Как при таком подходе к алкоголю удалось завоевать серебряные медали?

Расскажу случай, произошедший лет двадцать назад. Пресса тогда печатала разное: иногда и ложь, не соответствующую действительности. Умер Борис Немчинов из Горького, Вячеслав Жидков, Коноваленко… Нижний Новгород отмечал годовщину кончины Коноваленко. Собрались туда Александр Павлович Рагулин, Ромишевский, я и еще несколько человек. Сидим в поезде, беседуем. Замечаю — никакой выпивки!

— Я был далек от мысли.

— Ромишевский говорит: «Такая команда, столько потерь. Вот и Сахаровский у них умер». Надо же, отвечаю. Жалко Роберта, хороший был человек. Приезжаем в Нижний Новгород, расположились в гостинице. Первое мероприятие — собираемся на могилу Коноваленко. Подают автобус, март, прекрасная солнечная погода… Приезжаем на кладбище.

— Памятник у Коноваленко прекрасный.

— Да. Рядом с ним собралась толпа, я стоял немного подальше. Внезапно кто-то сзади потянул меня за пальто. Голос сказал: «Борис, здорово!». Я повернулся… и опешил.

— Что такое?

— Стоит Сахаровский!

— Теперь уж и я онемел.

— Отлично одет. Чистенький, аккуратненький. Глядит на меня. Я побледнел, молчу. Говорит: «Ты что, не узнал?» Я хотел сказать: «А Ромишевский…» — но задумался. Что же сказать? Что Ромишевский тебя уже похоронил?

История интересная. Ромишевский неожиданно скончался.

С ним, честно говоря, у меня не было близких отношений. Я и Ромишевский всегда противостояли друг другу.

— Это как?

Наш Леша Макаров превосходил Ромишевского в «Спартаке», но его никогда не вызывали в сборную.

Отличный пример для людей, которые не хотели переходить в ЦСКА?

Вот так и сложилось. А тот извивался у ворот, перед вратарем. Тоже как-то мешал. Кличку у него Неваляшкой дали.

— Это у легендарного Ромишевского?!

— Да, в ЦСКА. Чтобы с таким катанием — и в сборной выступать?!

«Вы забыли, Анатолий Владимирович? А я напомню!»

Помню, старцы мне историю рассказывали. Говорят, Тихонов под трибунами с Кулагиным чуть ли не драку устроил.

— Не исключаю, что такое возможно!

— Кулагин тоже был взрывной?

— Нет, Борис Павлович человек выдержанный. Но с характером и своим мнением. Умел в коллективе не то чтобы плыть по течению, а это течение подправлять. Играть на человеческих качествах. Вот я поступал с хоккеистом жестко — а Кулагин иначе: «Ты такой-сякой, опять нажрался? Вот завтра, если плохо сыграешь, я тебе…» Наступает завтра — Кожевников забивает две шайбы. Кулагин: «Молодец, я тебя прощаю». А у меня подход был жесткий. Один раз Кулагин при мне Тарасову так ответил!

— Что за история?

В 1977-м Кулагина исключают из сборной. Уступил два чемпионата мира — Польша-1976 и Вена-1977. Несмотря на то, что в 1976-м выиграл Олимпиаду. После венского чемпионата мира проходит большое совещание. Колосков мне говорит: «Борис Александрович, прошу тебя записать подробно всё, что будет сказано». Начинается этот тренерский совет.

— Что услышали?

Тарасов присутствовал и открыто поругался с Кулагиным. Набросились друг на друга. Тарасов что-то сказал, а Кулагин ему ответил. Все вспомнил! Тарасов поднялся: «Что за тройку вы создали — Балдерис, Жлуктов, Капустин? Это безобразие! Только безграмотный человек мог поставить этих людей вместе!»

— Что Кулагин?

Кулагин улыбнулся: «Анатолий Владимирович, а что вы мне говорили после второго матча на чемпионате мира про это звено? Вы забыли? А я вам напомню! Вы подошли после игры и сказали: «Борис, молодец! Какое звено ты создал!» Тарасов молчит, публика смеётся.

— Но Кулагина все равно сняли?

— Сняли. Назначили Тихонова.

Рядом с воротами слышно гудение. Я выхожу — Кожевников…

— Вы помните Кожевникова? Когда-то рассказывали смешную историю о том, как он ушел из «Спартака». Только детали забыл.

— Вот последние сведения, которые узнал от «Спартака». Кожевников участвовал в подкасте. Его спросили о «Спартаке» тех лет. Он заявил: «Майоров меня исключил из команды». Спасибо Усачеву, что не опубликовал это все. Многие знают правду.

— Вы когда-то рассказывали — но не грех и повторить.

Кожевников был моим игроком, настоящим хулиганом на поле. В понедельник после выходных к нему подходит — запах ощущается за пять метров!

— Какая неприятность.

— Ему говорил раз: «Саша, понимаю, трудная работа. В субботу вас отпустили. Ну и выпил. Зачем же в воскресенье так напиться?».

— Он что?

— Тишина. Я говорю: «Не только я этот запах чувствую, а все, с кем ты общаешься». Это просто невозможно! Организм у него по два литра принимал, что ли? Раз предупредил, второй раз. А на третий сказал: «На тренировку с таким запахом не приходи». Ну и отрезал его.

— Это что значит?

В «Спартаке» раз в три месяца выплачивали премию — 300 рублей. Я Кожевникова вычеркнул из списка получателей. Команда в отпуске, а я на даче. Рядом с воротами слышно гудение. Выхожу — Кожевников сидит в машине.

— Как нашел?

— Думаю, Сеглин ему подсказал, мой сосед. «Мне с тобой нужно поговорить». Хорошо, говорю. Сейчас ворота открою, загоняй машину, поговорим дома. Кожевников вдруг говорит: «Нет, не надо, давайте здесь». Ну не надо, так не надо. Мне-то какая разница? Сажусь к нему. Он что-то говорит, я отвечаю. А приехал он с девушкой!

— Так.

Женщина сказала что-то непонятное. Кожевников обратился к ней: «Иди отсюда, чтобы меня не видеть».

— Пошла гулять?

— Да, вдоль канала отправилась куда-то. Вдруг Кожевников заявляет мне: «Борис Александрович, собираюсь жениться».

— На той, которая гулять пошла?

— Он мне ничего не сказал, о ком речь. Продолжает: «Мне квартира нужна!» Я отвечаю: «Саша, смотри. Тебя пригласили из Пензы. ‘Спартак’ дал однокомнатную квартиру в хорошем месте».

— Где?

Теперь это Подкопаевский переулок, рядом с метро «Проспект Мира». Старшинов там живёт. Кожевников развелся — оставил жилплощадь жене. Второй раз женился, появился ребёнок. «Спартак» дал ему двухкомнатную квартиру в районе Речного вокзала. Снова развелся — квартиру оставил жене. Говорю: «А вот теперь в третий раз приходишь, просишь. А у меня очередь…»

— Очередь хоккеистов?

— Конечно. Тяжелые времена — 1988 год! Попробуй что-то получи, выбей накануне развала СССР. Объясняю Кожевникову: «Третий раз просишь у «Спартака» квартиру. Хочешь сразу?» — «Да, сразу!» — «В очереди шесть человек. Называю фамилии. Решай, вместо кого тебе дать». — «Нет, так не пойдет…»

— Чем разговор закончился?

— Не выдержал: «Для тебя «Спартак» — это кормушка, что ли?» — «Ну почему кормушка?» — «Ты то женишься, то разводишься, это твои решения. «Спартак» здесь при чем?» — «Тогда я ухожу!» — Ну и уходи.

— Ушел?

Ушёл и теперь говорит в подкастах, будто его «из Майорова выгнали». Сам написал заявление. Его я подписал. Всё.

— Задобрить не пытались?

Проконсультировался с руководством. Там мне сказали: ну какая квартира, вы что вообще? В этом подкасте Кожевникова спрашивают: ведь был же разговор с Майоровым на даче? Отвечает: «не помню». Вот такой…

— А куда он тогда ушел?

В «Крылья» к Дмитриеву. Интересно, квартира так и не досталась!

— Почему?

Надо было обратиться к Дмитриевой. В то время было сложно. К тому же «Крылья» не «Спартак». Там обстоят дела ещё хуже с этим вопросом. Не понимаю, на что рассчитывал Кожевников.

Есть ли у вас ответ на вопрос о том, почему Тихонов выбирал его для Олимпийских игр, но не для чемпионатов мира?

Не могу сказать точно. Внешне необычный, особенно во время катания, но как игрок был хорош.

«Тюменев — человек непорядочный»

В «Спартаке» личности всегда выделялись. Например, Тюменев.

Витя человек нечестный. Плохой! Как-то уже плохо себя чувствовал, приехал из больницы на игру «Спартака» в «Мегаспорте». Меня увидел — стал обниматься. Последний раз в «Спартаке» работал с 1985 по 1989 год.

— Я помню.

— Там у меня была компания — елки-палки! Тюменев, Фаткуллин приехал из Новосибирска, Кожевников и Курдин. Ещё кто-то непременно присоединялся к ним. Как-то чувствовали друг друга. . Четверо из них у меня крови попили — о-ох! К удивлению, воспитанники Спартака были нормальными людьми. С ними до сих пор хорошие отношения. Довольно часто встречаемся — никаких проблем. С Сергеем Капустиным изумительно общались. Это был фантастический игрок!

— Прямо фантастический?

Просто гигант! Отличный хоккеист. Сбоку наблюдать — одно, а когда игрока держишь в руках каждый день на тренировках — совсем другое впечатление. Но Капустина я просто восхищался. Предпочту Серегу многим нападающим, которые с чьей-то точки зрения оставили большой след в нашем хоккее.

— Это кто ж, например?

— Точно Кожевников! Или всё-таки Капустин? Конечно, Капустин по всем параметрам.

— Легко ли было забрать хоккеистов из вашего «Спартака»?

— Вспомните, был такой Бякин. Вот о нём история.

— Еще бы. Знаменитый хоккеист.

— С характером у него не все хорошо. В середине сезона внезапно заявляет: возвращаюсь домой в Свердловск. А изтуда приходят письма: Бякин наш воспитанник, то-сё, на его базе будем строить команду…

— Как обычно.

— Что-то наобещали, в «Спартаке» ему уже не нравится.

— Платили меньше?

— Чаще всего претензии игроков ко второй половине 80-х сводились к одному: «заработная плата только?». На периферии обязательно полагалась доплата. А у меня таковых возможностей не было! Говорил — не нравится в Москве? Сезон закончиться — уходите. Команду перевели в автокомбинат номер один. Все думали: сейчас Краузе озолотит.

— Это руководитель автокомбината, которого похоронили возле Высоцкого?

— Вскорости на памятнике золотом написано «директор» — и всё. Но Краузе был таким лицемерным человеком, что лишнего рубля из общественных средств не потратит. К тому же трусливый в подобных делах.

В то время начали появляться первые хоккейные агенты.

— Разве?

— Неужели с Сержем Ханли не общались?

Серега Левин, которого также звали Ханли, был моим другом. Мы дружили после того, как я завершил игровую карьеру. Никогда не считал его агентом. Его эта деятельность никогда не интересовала. Да, вы правы, я был президентом «Спартака», когда появились эти агенты. С ними имел дело менеджер, руководитель команды. Я присоединялся к этим делам на последнем этапе. Какие там были вопросы? Платить 1200 долларов или 1300? Неважно! «Спартак» был беден. Благодаря Валерию Шанцеву мне удавалось поддерживать клуб. А потом пришёл Шабдурасулов — и меня отправили в отставку.

Геннадий Величкин говорил о том, как удивился, узнав, что Левин и Нечаев, первый русский хоккеист в НХЛ, ведут себя как супружеская пара.

— Да ну. Это анекдоты какие-то.

— Разве? Я не только от Величкина это слышал.

Это глупости. Витя Нечаев женат на американке с русскими корнями. У них двое взрослых детей. Проживает он в Лос-Анджелесе. Никогда мужем и женой с Левиным не были. Вы что, ерунду говорите?

«С телевидения меня убрали»

— С телевидения вы ушли? Или вас убрали?

— Убрали.

— Кто посмел?

Я человек, живущий в группе совершенно спокойно: никого не обижаю, не спорю ни с кем. Выскажу своё мнение — если кто-то не согласен, так это хорошо. Хотя атмосфера на телевидении всё же особенная.

— О чем и речь.

Но для них это была основная работа — а для меня параллельно с президентством в «Спартаке». Еще и у Третьяка я был вице-президентом на общественных началах. Поэтому их телевизионные посиделки, обсуждения меня особенно не интересовали. Приехал, отработал, уехал. Отправляют в командировку? Хорошо. Куда? В Ярославль? Еду. В Швецию? Давай в Швецию. Здорово было на Кубке мира в 2005 году, когда Овечкин уезжал в НХЛ. Мы вчетвером катались по маршруту Торонто — Миннеаполис. То туда, то сюда. А когда организовался этот «Матч ТВ» и со мной не продлили контракт, я честно говоря, не удивился.

— Почему?

— Ранее увольнение коснулось не только меня. В основном это касалось людей старше шестидесяти лет. Мне же в тот момент было уже семьдесят семь! Куда теперь?

— Кто это решал?

— Не знаю. Возможно, новый руководящий состав «Матч ТВ». Я никогда не углублялся в детали. Приехал, получил трудовую книжку и всё.

— Для кого-то из уволенных это стало трагедией?

Полагаю, это касалось Батурина. Некоторые сотрудники не коментировали матчи, а занимали различные должности. В итоге всех уволили!

— У некоторых там зарплата была под миллион.

— По поводу комментаторов? Возможно, это просто сплетни. Не верю! В то время НТВ Плюс подобных сумм не выплачивал. Даже близко к таким деньгам я не подходил.

— Сколько отработали на телевидении?

— Семнадцать лет. В какой-то момент решил подсчитать — оказался там уже в пенсионном возрасте, шестьдесят лет!

— Сегодня смотрите спорт — что задевает?

Меня возмущает одно. Люди, не игравшие в футбол или хоккей, внезапно начинают произносить специальные термины. Выдают на всю страну: «Ударил шведой». Откуда «швед»-то эта пошла? Ты хоть знаешь, елки-палки?

— А вот расскажите — откуда?

— Вот такое название появилось на дворе. Когда мы с ребятами в Сокольниках играли, то швырялись стопой снаружи — это называлось «шведой». Внутренняя сторона стопы — это «щечка». И сейчас люди рассказывают об этом! Куда? Зачем?

— Незачем?

— Рядом с экраном сидит простой человек! Или начнут — «два игрока поменялись местами и команда перешла на другую схему…» Это нужно простому человеку? Он разбирается в деталях игры? Что ты ему рассказываешь про «полупозицию»?

Удалось найти общий язык с Анной Дмитриевой? Ведь даже живёте поблизости…

— Она возле проспекта Мира. Да, хорошо общались. Как-то говорю ей: «Аня, хочу делать свою передачу». — «Наконец-то! Тебе есть что сказать…» Как раз пришёл работать юный Мосалев. А у меня был какой-то слабый матч. Говорят — вот, поработай с новичком. Думаю: слава богу!

— Почему?

— Не был готов по каким-то причинам. Ни статистики, ни составов. Думаю — пусть молодой человек этим занимается. Отработали, спрашивает: «Какие ошибки?». — «Только одну заметил. В спорте, Олег, сильных травм не бывает. Есть легкая, есть тяжелая, а «сильных» не встречал…» А в ответ — «Сильную травму получил». Потом в коридоре Дмитриева спрашивает: «Как тебе мальчик?» — «Прекрасно! Пришел неподготовленный — а он всё рассказал…»