Евгений Кафельников: плотный график может помешать карьере Медведева

Топы современного тенниса жалуются на длинный сезон и жёсткий график, а вот Евгений успешно выступал в двух разрядах. Как ему это удавалось?

Евгений Кафельников — первый чемпион турнира «Большого шлема» из России/СССР во взрослом одиночном разряде. При этом на том турнире, «Ролан Гаррос» 1996 года, он ещё и сделал дубль, победив также в паре с чехом Даниэлем Вацеком. Кафельников всегда играл на большом количестве соревнований – за сезон он спокойно мог принять участие более чем в 30 турнирах, при этом в половине из них выступая сразу и в одиночке, и в паре. Мы поговорили с Евгением о том, как ему давались такие нагрузки, не думал ли он остаться в туре подольше ради парного разряда, а также о нынешнем календаре ATP и жалобах теннисистов на слишком плотное расписание турниров.

— Евгений, расскажите, как вам удавалось в физическом, в психологическом плане играть по 30 или больше турниров за сезон в одиночном разряде? При этом во второй половине 1990-х в некоторых сезонах у вас ещё штук 20 турниров было, которые вы играли в паре.
— Провёл большую работу над тем, чтобы подготовить свой организм к таким нагрузкам, поэтому мне это удавалось. Я очень любил соревноваться, мне нравился процесс игры, соперничество, причём намного больше, чем тренировки. Хорошо это было, плохо это было — мы сейчас не будем углубляться в прошлое. Но мне, как выясняется, это очень помогало. Я всё время держал свой организм в игровом тонусе. И поэтому у меня не было таких больших, так сказать, глубоких спадов в карьере. Благодаря тому, что я ещё вдобавок знал свой организм очень-очень чётко – когда нужно сбросить нагрузку, а когда нужно прибавить. Но это всё с опытом приходит, больше ни с чем.

— По сути, особой необходимости в том, чтобы брать паузу в выступлениях по ходу сезона, вы не ощущали?
— Нет. Не ощущал.

— А вот, например, «Ролан Гаррос» 1996 года, на котором вы сделали победный дубль — завоевали титулы и в одиночке, и в паре. До сих пор в мужском туре вы остаётесь последним теннисистом, который это сделал. Судя по тому, как неохотно нынешние топы в мужском теннисе выступают в парном разряде на «Шлемах», ещё очень надолго так останется. Вам было тяжело на том турнире?
— Нет, мне не было тяжело. Я был в очень хорошей спортивной форме, и не было никаких предпосылок к тому, чтобы я уставал. Просто обыгрывал всех своих соперников с большим запасом. Но это всё благодаря тому, что перед этим очень много работал и всё вкладывал в это. И вот такое случилось. Это было уже стечением обстоятельств и такой трудоёмкой работы, скажем так, которая была проведена до этого.

— Хотел спросить: то, что у вас в те годы был личный самолёт, это как-то в плане…
— В те годы у меня не было личного самолета, в 1996 году.

— Не конкретно в 1996-м. Я имею в виду во второй половине 1990-х, в начале нулевых и до конца карьеры. Это вам как-то помогало именно в плане того, что вы играли такое количество турниров и можно было пользоваться личным самолетом и быстрее перелетать?
— Не знаю. Не могу ответить на этот вопрос.

— Но это же экономило определённое время и силы по сравнению с тем, если бы вы летали чартерными рейсами.
— Определённая экономия во времени и в физических силах есть, да.

— Хотел ещё по вашим выступлениям спросить. Не помню, честно, как-то в ваших интервью на такое не натыкался. Когда решили заканчивать, у вас не было на какой-то момент мыслей уйти из одиночки и продолжить выступать только в паре, учитывая, что там вы ещё до последнего выигрывали и были в больших финалах?
— Нет, у меня не было мыслей остаться в туре ради пары.

— То есть, несмотря на то что в парном теннисе вы выиграли даже чуть больше титулов, чем в одиночном, пару вы рассматривали всё-таки всегда как некоторую такую добавку к одиночному разряду?
— Я мерил своё выступление по одиночному разряду. А всё, что было в паре – это был определённый дополнительный бонус. Поэтому ради бонуса не хотел оставаться в туре.

— Возможно, в том числе из-за перегруженного календаря довольно много травм в туре сейчас. А например, Рублёв, Зверев, некоторые менее известные теннисисты жалуются на какие-то психологические проблемы, на эмоциональное выгорание от постоянных выступлений. Что думаете по этому поводу?
— Не хочешь — не играй. Никто тебя не заставляет эмоционально выгорать. Возьми паузу и наслаждайся своим свободным временем. Всё очень просто.

— Ну тут же, с другой стороны, может быть где-то и психологически немножко сложно остановиться и пропускать какие-то крупные обязательные турниры, когда твои конкуренты играют, набирают очки, плюс ещё какие-то определённые штрафы от ATP предусмотрены, когда ты просто без причин снимаешься.
— Ну это уже не моя зона ответственности. Я не должен за кого-то думать о каком-то психологическом состоянии, если ему там надо играть. Это такую профессию каждый из нас выбрал. Выбрал профессию — будь добр выполнять условия. Что я могу тут сказать? Мне тут добавить нечего.

— Но получается, что условия по ходу выступления и карьеры немножко меняются. Например, «Мастерсы» почти все сейчас становятся полуторанедельными, кругов стало больше.
— А кто это всё сделал? Это профсоюз игроков. У каждого игрока есть свой представитель в совете директоров ATP-тура, который голосует за то или иное решение. И если представитель игроков решает всё это расширить, то это их ошибка, никого другого винить в этом не надо. Понимаете? Поэтому то, что происходит, это в том числе вина и игроков, потому что они, видимо, не жёстко отстаивали свою позицию. Вот и всё.

— Я, конечно, деталей внутренней кухни не знаю, но, судя по некоторым заявлениям, ATP сейчас не особо прислушивается к игрокам. Не зря же тот же Джокович…
— Такого не может быть. ATP — это общественная организация, где есть представители игроков — есть и игроки, и организаторы. И она, безусловно, не коммерческая организация, там никаких своих интересов, всё делается во благо игроков. И все эти действия, которые происходят, они идут во благо игроков, потому что они сами этого хотят. Но если они хотят этого, вы тогда у них спрашивайте, почему так происходит. А то они сначала принимают одни решения, а потом начинают: «Ой, как это всё плохо». Вот никто, кроме них, в этом не виноват.

— Ну не просто же так Джокович вместе с Вашеком Поспишилом несколько лет назад занимались созданием альтернативной организации профсоюзов игроков, PTPA.
— Они пытаются поделить шкуру неубитого медведя. Каждый хочет тянуть на себя. Все вопросы в деньгах, больше ни в чём.

— Хорошо. Так, насчет психологических проблем – с выгоранием и прочим. В принципе, про это стали и в теннисе, и в других видах спорта в последнее время говорить больше. А раньше про это как-то не было принято особо высказываться. Вы скорее, как я понимаю, негативно к таким разговорам относитесь?
— Они всегда были, просто сейчас такое время, век интернета, где всё на виду. А в 1990-х интернета не было, и никто ни соцсетями, ни чем-либо подобным не занимался. Проблемы такого рода всегда были, у всех были психологические спады, психологические срывы. Столько было примеров, что мама не горюй, просто это никто не афишировал, нигде это не упоминается. А сейчас это происходит, потому что все это знают, каждый об этом говорит. Поэтому всё тут сбалансированно. Если у тебя ментальный спад, это твои проблемы. Не можешь — иди ищи другую профессию. А то все хотят зарабатывать миллионы долларов, но при этом ничем не жертвовать. Так не бывает. Ищи тогда что-то другое — я не знаю, в городки там иди играть, где нету психологического срыва. Или в кёрлинг, где спокойно кидаешь эти камни на льду и кайфуешь. И никто от тебя ничего не требует. Хотя там тоже что-то требуют, там тоже есть спортивный принцип. Но все хотят в теннис, все хотят огромные заработки, ну и не плачьте тогда. Не бывает всё коту Масленица. Ещё раз говорю: нужно чем-то жертвовать — своим временем, своим здоровьем, если ты хочешь добиваться каких-то результатов и иметь какие-то материальные блага.

— Вы не думаете, что высказывания на эту тему могут отчасти и самим теннисистам вредить, что соперники могут воспользоваться этой информацией?
— Вообще об этом не думаю и не хочу думать. Каждый вправе делать то, что считает нужным. Я ни за кого не хочу думать ничего. Это точно не моя зона ответственности.

— Как на теннисистах, в том числе на топовых, сказывается то, что они бо́льшую часть сезона проводят в разъездах и достаточно редко бывают дома? Соответственно, у них мало времени на спокойное времяпрепровождение с семьёй.
— Откуда я могу знать, как это на них сказывается. У каждого всё индивидуально. Этот вопрос вы точно не по адресу задаёте. Как я могу знать, что там у Джоковича, ещё у кого-то…

— Ну, можете на своём примере рассказать?
— А что на моём примере рассказывать? На мне это никак не сказывалось. Ещё раз говорю: я делал свою работу и любил её. И никогда не канючил, не ныл, что тяжело играть, что не готов ездить, и так далее. У меня никогда таких проблем не было.

— С одной стороны, с расширением команд, увеличением числа массажистов, физиотерапевтов и так далее, с достижениями спортивной медицины сейчас средняя продолжительность карьеры у теннисистов довольно прилично выросла относительно ваших времён и более ранних эпох. Ну, понятно, если не считать уникальных игроков типа Джимми Коннорса. А не приведёт ли нынешняя перегруженность календаря к тому, что дальше всё начнёт как бы откатываться, что игроки следующих поколений будут завершать карьеру раньше? И уже там не будет идти речь о том, чтобы кто-то до 40 почти играл.
— Ну я ещё раз говорю — смотря как играть, какие задачи ты сам ставишь. Играть на каком уровне? Играть на уровне первой пятёрки — ну это единицам под силу. Но, видя сейчас, как играет Медведев, если брать его пример — он не готов, наверное, как человек, который находился на первом месте, выиграл турнир «Большого шлема», заработал огромное количество денег, не готов болтаться на уровне даже двадцатки. И кто знает, каким будет следующий год. Я просто смысла не вижу играть до 40 лет и реально свой имидж, который у него был, заработанный трудом, своими результатами, как-то, извините, спускать в одно место. Поэтому ещё раз говорю, что играть до 40 — это не всегда хорошо. Понимаете? Всему своё время. Нужно уйти тогда, когда твоё время пришло, когда ты сам понимаешь. Но я ещё раз говорю, что у каждого есть своя индивидуальность и своё видение на это всё.

Вы у меня спросили, почему я в паре не остался. Вот ровно по этим причинам. Потому что не хотел свой имидж, который у меня был, свои регалии спустить в туалет, проигрывая соперникам, которым даже в худшие времена не мог и подумать проиграть. Я это так вижу.

— Ну понятно, что выступать можно по-разному. Вавринка был на топовом уровне, три «Шлема» брал в эпоху Биг-3, а сейчас просто туристом катается по большей части турниров.
— Да, хотя его игра была блестящая, когда ему было 27, 28, 29 лет. Можно и его в пример привести, конечно. Но у него может быть другое видение происходящего, поэтому он до сих пор продолжает играть, потому что любит теннис. Мы все любим теннис, однако любить можно по-разному.

— Ну да, не все согласны выходить на корт и проигрывать больше, чем выигрывать.
— Абсолютно верно.