В клубе с канадским форвардом Тони Твистом завершился этап игры. НХЛ В течение десяти лет человек считался одним из самых известных представителей тафгаев своего времени. В статье «The Athletic» рассказывается о его пути к успеху, завоевании репутации и страхе, который он внушал соперникам, а также о том, чего не стало. НХЛ с уходом «полицейских».
На середине катка я стал имитировать движения птенца, размахивая руками.
В 1998 году в возрасте двадцати лет я пытался пробиться. Брайан Саттер тренировал «Сент-Луис», и накануне моего первого тренировочного лагеря он сказал: «Парни, вот чего я хочу. Если ты снайпер, забивай голы. Если ты защитник, защищай. Если вратарь, останавливай шайбу. Если ты боец, бейся». Спускаюсь я в лифте и говорю Тодду Юэну: «Хм, кажется, мы с тобой завтра схлестнёмся?». Он ответил: «Мне не нужно с тобой драться», а я сказал: «Ещё как нужно».
Во второй смене первой тренировки я преследовал Тодда, но драться не стал. В следующей смене оставил перчатки, клюшку и шлем на скамейке, вышел на лёд и руками изображал цыплёнка, кричал его имя и пищал «Кудах-тах-тах». Подрались хорошо, победителя не было, но у меня остался порез над глазом. Доктор предложил зашить, а я ответил: «Заклей пластырем, мы сейчас ещё раз зарубимся».
В тренировочном лагере в раздевалке Тодд говорит мне: «Больше не буду драться». Я отвечаю: «Ещё как будешь!». Беру пластыри и выхожу, говоря: «Увидимся снаружи!».
Не знал ничего другого. Был юниором, у юниоров такой менталитет был. «Сент-Луис» считался возрастной командой, все удивлялись: откуда вообще взялся этот парень. Не пытался проявить неуважение, но проявлял. Был ещё мальчишкой. В тот год отправили в фарм, шесть раз дрался на предсезонке. Тренер Уэйн Томас говорил: «Это выставочный матч, что ты творишь?». Отвечал: «Задаю тон». Он мне: «Зачем?». А я ему: «На сезон. Если будешь валять дурака, будешь валяться!».
Мои навыки оставляли желать лучшего. Быть обузой? Возможно. Некоторые матчи я не выходил на лёд. Но на втором лагере с «Сент-Луисом» Тодда дисквалифицировали на 10 игр, и нужен был тяжеловес.
Так все и началось. Сначала я расскажу немного о себе, а потом – о том, что такое быть тафгаем. НХЛ и что лига потеряла без них.
В Канаде всех с отклонениями принимали только в католических школах, а в обычные не допускали.
Посещал католическую школу. В Канаде все дегенераты ходили в католические школы, потому что государственные школы их не принимали. С третьего класса стал драчуном. Однако был капитаном и парнем, который умел забивать, и так было на протяжении всей юниорки, до 16 лет. Но всё равно приклеился ярлык. Тренер «Принс Джордж Спрюс Кингз» Лен Макнамара только и делал, что отправлял драться. Ездили по всем городам – Гранд-Прери и Уильямс Лейк – и правил не было никаких. Это были поселения по лесозаготовке, и на раскатке бывали драки по 25 человек, рубили игроков, а не деревья.
В семнадцать лет оставил хоккей. Не считайте, что не любил его, просто постоянно дрался. Из сорока пяти-fifty матчей дрался практически во всех. Подраться можно было раз за игру, поэтому в первом и втором периодах сдерживался ради драки в третьем. Всегда бился с парнями старше на четыре года.
Я поставил цель поступить в колледж, но в это время мои права в WHL обменяли из «Камлупса» в «Саскатун». Я поехал в лагерь «Саскатуна», но даже там меня поставили на игру ради драки. Я говорил с папой и сказал ему, что как игрок могу больше, чем это. Но либо принимаешь ситуацию, либо отступаешь. Я принял это. Значит, так я и есть.
Я не смотрел драфт НХЛОднако однажды утром папа пришёл ко мне в комнату и сказал, что меня задрафтовали. Я ответил: «Гонишь». Встаю, иду готовить завтрак, а он опять: «Да, правда, тебя выбрал «Сент-Луис». Потом мне позвонили. Действительно, в девятом раунде. НХЛ Никогда о таком не думала, а тут внезапно подписала первый контракт, что значит — больше не буду играть за университет. Всё произошло очень стремительно.
В первый и второй раз Проберт издевался надо мной так жестоко, словно я была тряпичной куклой.
Свой первый матч в НХЛ 5 октября 1989 года я провёл матч с «Чикаго» и дрался с Уэйном Ван Дорпом. Ван Дорп был их зачинщиком, что ещё лучше? Это был старый «Чикаго Стэдиум». Для молодого парня, проводящего свой первый матч, драться с зачинщиком соперника… Идеально!
За 10 лет карьеры в НХЛ Провел 104 драки, а если добавить юниорскую лигу, фармы, бары, улицы, то получится около пятисот. Четыре раза сражался с Бобби Пробертом. Бобби был мерилом для всех в лиге. Он не только играл в звене с Стивом Айзерманом, но и выбивал всю глупость из людей. Бобби был королем. Когда меня поднимали в основу, первым делом я накидывался на него.
Два раза он издевался надо мной, словно с тряпичной куклой. В третий раз мне удалось ему противостоять, и в последующих схватках я всегда побеждал без каких-либо сомнений. Финальным столкновением стало 1994 год, когда он выступал за «Чикаго». На стартовом броске он посмотрел на меня и произнес: «Твистер, я становлюсь слишком старым, а ты — слишком большим!».
Я стал королем, и это было сильное чувство, но с ним пришла огромная ответственность. У тебе появляется преимущество перед остальными даже до начала битвы, однако нужно ему соответствовать. Парни стали бояться драться со мной. Это бесило? Нет, на самом деле, было приятно, потому что быть бойцом — это значит иметь эго. Не как у Тая Доми, для меня приносить реслинг в… НХЛ После случая с цыплёнком в моём первом тренировочном лагере больше никого не тревожил. Это никому не приносит пользы, а кулак — да.
Люди спрашивают: «Кто был самым жестоким бойцом?». Я отвечаю: самого жестокого не было. Если ставить людей на пьедестал, психологически иначе настраиваться на бой — проиграешь. Потому что перестанешь быть как робот, без эмоций. Нельзя проявлять эмоции во всём, что касается драки. Если считаешь это работой и ко всем относишься одинаково, добьёшься большего успеха. Некоторые делают это для публики, такие долго не продержатся. Смотрите на тех, кто делает это для своих партнеров по команде, без предрассудков. Вот их и надо бояться.
Я желал закончить тебя. Ощутить, увидеть ужас.
Я был спокоен. Не думайте, что если у вас нет волнения, то случится что-то плохое. Достаточно одного удара. Я погрузился в работу, чтобы чувствовать себя максимально комфортно и не поддаваться эмоциям, которые могли бы помешать моим способностям. Я постоянно находился в зале, тренировался. Записывал все драки с ESPN. В поездках менял кассеты с ребятами, коллекционировавшими драки. Так я проводил исследования. Раз 100 я представлял бой до выхода на лёд. Мой стиль не изменился. Я хотел тебя победить.
Страх – реальное явление. В Торонто Пэт Бёрнс пригласил парня по имени Фрэнк Бяловас из фарма. Сразу стало понятно, что Фрэнк станет соперником в драке. На утренней тренировке я подошёл к их скамейке, обмотал свою клюшку на их скамейке, пил их воду. Никто не сказал ни слова. Вечером я подрался с Фрэнком, и долго… НХЛ он не продержался.
Когда уделял кому-то слишком много внимания, ложился спать, чтобы отвлечься, проснуться и избавиться от этих мыслей. Об этом можно было подумать по дороге на арену, но всё равно это ещё рано. В шесть вечера начинал готовиться. В любом городе, на любой тренировке заезжал на красную линию и старался установить зрительный контакт с соперником. Почувствовать, увидеть страх. Он мог спросить: «Будем драться?», тогда отвечал: «Да, можно». Он говорил: «Со стартовым вбрасыванием», а я отвечал: «Не, я тебя сам найду». Он начнёт, когда скажу начать.
Это не значит, что тебе обязательно надо драться с их агрессорами или драться вообще. Мы играли в гостях с «Детройтом», и Мартин Лапойнт въехал в Криса Пронгера. Я кинулся на Лапойнта, но он отступил. Что ж, выходит Джо Кокур, мы оба опустили головы, смеёмся. Он говорит: «Что делать собрался?». Я отвечаю: «Сломаю лодыжку Айзерману». Он говорит, что так нельзя. Я говорю: «Понимаю, однако ты должен сказать Лапойнту, чтобы не трогал моего парня». Судья проводит вбрасывание, я бью Стиви клюшкой, мы с Джои кидаемся друг на друга, но лайнсмен сразу же нас разнял. Так это работало. Сигнал был послан от Кокура к Айзерману, от Айзермана – к Скотти Боумэну, от Боумэна к Лапойнту. Но им нужно было верить, что я реально сломаю ему лодыжку, без всяких «если».
В это можно было поверить, так как такая была лига. Устрашение задавало тон, и все могли играть, болельщики могли смотреть на лучших игроков – Бретта Халла, Уэйна Гретцки, Эла Макинниса. Никто не бил исподтишка.
Почему? Ядерное оружие. Майк Кинэн внушил мне, что суть не в том, сколько раз ты подерёшься, а в том, сколько раз тебе не придётся драться, потому что своим видом держишь всех в рамках. Макиннис как-то сказал классную фразу: «Эх, если бы можно было держать на скамейке вырезанного из картона Тони Твиста». Ги Карбонно, приехавший в «Сент-Луис» из «Монреаля», рассказывал, что в раздевалке перед матчами у них любили повторять: «Не буди зверя на той стороне». Карбо говорил, они называли меня Вещью, как в «Семейке Аддамс», потому что рука была правой.
Долгое терпение моих ушей к жалобам о несправедливости кончилось.
Игра преобразилась, стала превосходнее. Чаще всего я её не смотрю, но иногда захватываю пару периодов по телевизору. Уровень таланта? Страшно сказать! Такая скорость, исполнение – поражает, если сравнивать с моим временем. Мой последний сезон – 1999/2000 – был последним для тафгаев. В каждой команде нас было по два-три, но сейчас это недопустимо. Я всё это понимаю.
Это не значит, что нужно закрывать глаза и проезжать мимо, когда кто-то нападает на вашего партнера. Нельзя просто притворяться, что ничего не происходит. Менталитет изменился, и виноваты в этом лига и игроки, которые согласились с тем, что предлагала лига. Когда исключаешь возможность защищаться и ждёшь, что это сделает лига, то в итоге этого никто не делает. Тогда все будут выходить за рамки. Но тот, кто выходит за рамки, должен ощущать последствия. Не обязательно иметь самую жёсткую команду, чтобы заступаться друг за друга. Однако как ты станешь драконом, если у тебя в руках всего лишь зажигалка? У вас для этого нужен бензин, пропан и метан!
В мастерстве нет отмены чувства братства и понимания товарищества. Для создания чемпионской команды нужно уметь передавать эстафету, чему никто не научит, кроме самого себя. Человек своим поведением определяет, способен ли он передавать эстафету. Но у тех, кто её держит, либо нет понимания этого, либо не чувствуется ответственности за ценность, которую представляют для команды. И я устал слушать жалующихся, которые говорят: «Весь мир против меня». Нет, знаешь что? Отвечай за свою работу! Делай её! Найди ответ. Не ныть, не искать оправданий. Я хочу видеть больше такого, и тогда другие последуют этому примеру.
Вследствие этого третьи-четвёртые звенья стали незаметными. Влияние их на игру можно оценить лишь по минутам на льду. Но на самом деле эти звенья, если им предоставится такая возможность, будут поддерживать команду. И важны не минуты на льду, а за его пределами: то, какую ценность представляет игрок в раздевалке и на тренировках. На пьедестал поднимаются через уважение, а уважение не даётся с разрешения. Его чувствуют.
В автобусе, когда Гретцки начинал рассказывать историю о хоккее, все слушали с неподдельным интересом. Эти истории служили способом косвенно выразить что-то важное. В таких моментах и возводился пьедестал. Молотком, пилой, гвоздями. Строишь пьедестал для игроков, чтобы им было на него подняться. Это должно быть общим для всех в команде и стать символом. Передайте уже эту чертову эстафетную палочку!