11 мая вечером в Екатеринбурге прошел турнир RCC 19, где в основном бою Александр Шлеменко одержал победу над Куатом Хамитовым, а в поединке второго уровня Иван Штырков нокаутировал Гаджимурада Антигулова. Перед этим, накануне взвешивания, между Шлеменко и Штырковым состоялся острый разговор, зафиксированный журналистами. После завершения своих боев спортсмены продолжили переписку, но уже дистанционно.

Штырков заявил, что Шлеменко должен понять, что он не является самым важным человеком»

— Сейчас, отвечая на вопрос, подрался бы я со Шлеменко, и после нашего личного общения, когда мы разговаривали, глядя друг другу в глаза, он не произнес этих слов, которые начал говорить уже после того, как я повернулся и ушел. А я полагаю, что это нечестно — говорить за спиной такие вещи о людях. Было бы одно дело, если бы он сказал, что не уважает меня. Но он начал говорить о какой-то улице. Я не понимаю, когда Александр Шлеменко стал ассоциироваться с уличными понятиями. Он всю жизнь спортсмен, живет в зале — и разговаривает на основе каких-то уличных концепций. Он что, зарабатывает на улицах? И говорит от имени других людей, которых он также не знает, утверждая, что эти люди не уважают меня на улице. Какие люди? Как они не уважают? Что он имел в виду? Я не понимаю. Откуда он мог это узнать? Как он мог такое говорить?

Я поясню Саше, что не обязательно, чтобы тебя почитали на улице. Важнее уважение близких людей, ведь угодить всем невозможно. Одни будут уважать, другие – нет, некоторые могут необоснованно утверждать, что ты им неприятен. За подобные высказывания следует отвечать, как он это делает, обсуждая кого-то за спиной. Не стоит высказывать свое мнение о ком-либо, если тебя об этом не спрашивают. А если ты создаешь запутанные ситуации и вовлекаешь других людей, то за свои слова тебе придется отвечать. Как бы мужчина ответил бы за подобные слова? Он бы сказал: «Я так думаю»? Это всего лишь его личное мнение. Возможно, он бы заявил, что его отец не уважает меня, и добавил: «Это мое мнение.

— Означают ли ваши высказывания одобрение проведения этого поединка для Николая Клименко?

— Разумеется, согласие имеется, сколько можно повторять? Он построил свой мир, подчинил себе всех, высказывает свое мнение и не привык к тому, что у людей могут быть иные точки зрения. Это не означает, что он обладает абсолютной правотой. Так просто не бывает. Ему дозволено высказываться обо всех, общаться с камерами и журналистами, и за это ему не предъявляют претензий, но его имя нельзя упоминать. Что это за отношение? Ему необходима психологическая помощь. Ему следует обратиться к психологу, чтобы ему объяснили, что он не единственный в этом мире и не центр вселенной. Он допускает много ошибок, особенно в общении с людьми. И начинает говорить вещи, за которые, как правило, требуется отвечать. И не только в публичных местах, но и в цивилизованном обществе, в спортивной, научной сфере, на государственном уровне.

— Какие правила определяют проведение этого поединка?

— ММА, безусловно. Какой смысл в боксе, кикбоксинге? Он же специалист по ММА, я — тоже. Если люди этого хотят, пусть будет этот бой, но ему потребуется приложить усилия, я не буду заниматься подобными вещами. Куат поднялся к нему в 1984 году, поднимись ты в 1993! Если хочешь заработать деньги, давай заработаем. Подеремся, возможно, что-то уладим. Клетка — подходящее место для разрешения конфликтов. И жалобу в полицию не подашь, верно, Саша?

— Вы упомянули ваш вчерашний разговор. Какие чувства вы испытали, когда вновь прослушали слова, которые не были сказаны во время личной беседы? Что касается упоминания обиженной девочки…

— Я, признаться, очень расстроен. Прошу прощения за нецензурную лексику. Я предполагал, что после разговора с двумя мужчинами все закончится, дискуссия зайдет в тупик, и у Саши не останется контраргументов. Так поступать не принято – он, можно сказать, устроил мне засаду. Он подставил Владислава (журналиста), попросил его позвать меня, и я, честно говоря, надеялся на формальное рукопожатие и прощание. Я пожал ему руку, как и обещал, – после этого он начал предъявлять претензии. Я был ошеломлен, ведь я занимался физической подготовкой и готовился к бою.

Саша – человек с тонкой душевной организацией. Он попросил отстранить Сарнавского от турнира, объяснив, что ему трудно подготовиться к поединку, хотя сам спровоцировал неприятную ситуацию накануне боя. Неужели он лжец? Похоже, что да. Не влияют ли подобные разбирательства на твою концентрацию? Они должны влиять, вероятно. Такие ситуации не уместны перед боями. Если хочешь обсудить что-то по-мужски – подойди и поговори. У тебя же есть вопросы ко мне. Если бы у меня были вопросы, я бы подошел и поговорил.

Я убежден, это провокация. Я собрал вас всех там. Вам, вероятно, все ясно – это ваша работа, сейчас эту ситуацию обсуждают повсеместно. Я могу понять ваше положение. Кто бы сказал: «Нет, мы не будем этого снимать, это личное?» Но я же не даю Владиславу интервью и не говорю: «А давай позовем Шлеменко!» И что он хотел предъявить мне? Что он мне предъявил? Владислав, почему ты у меня о нем спрашиваешь? Он тебе не предъявил за это? Это полный абсурд, отвечаю. Я взрослый мужчина, ему 40 лет, мне уже 40 лет, он подходит: «У нас медиадень!» Ты что, не в себе?! Давай поговорим о твоей подготовке. «Дом-2» устраивает, а потом обвиняет людей. Я комментарии не читаю, сейчас люди пишут…

— Там 90% за тебя.

— Поскольку вы наблюдали, что это было совершенно нелепо. И еще [Шлеменко] отметил: он забился в свою нору! Кто от него убегал? А потом стоит и говорит: «девочка, обиженный…». Я — вот, стоял перед тобой! Если у тебя есть претензии, предъявляй их. Я вообще был уверен, что разговор уже завершен. Развернулся и ушел. А он стоит и лично меня оскорбляет. Так я бы и поступил, если бы стоял. Вот это я не понял. Это не по-мужски, вне зависимости от обстоятельств.

— Поп-ММА, получается?

— Да, это выглядит странно. Это не похоже на обычные мужские поединки, это выходит за рамки нормального мужского общения и поведения. Я не понимаю, где у него принято так себя вести, особенно если он постоянно упоминает какую-то улицу. Он сам хоть бывал на этой улице? Когда он последний раз дрался?! Только у соседа забор уносило? Что это за улица, о которой он всё время говорит? Улица Сезам, что ли? Там нас должны уважать, или как? Зелибоба, тебя не уважают! Парни, я с этим жил, думал: задам вопрос, я дам отпор. Потому что это ненормально.

Шлеменко обратился с вопросом: «Где Штырков? Пусть он возьмет микрофон и выйдет!»

— Бой со Штырковым? Я не буду отвечать за его действия. Пусть он подойдет сюда, и мы пообщаемся. В противном случае, мне просто забавно слышать, что он говорит за моей спиной. Он стоит прямо здесь при вас, но за чьей спиной?

— Его речь была направлена на те высказывания, сделанные тобой в интервью, которых не было в ходе личного общения.

— Я сейчас могу говорить! В чём дело?

— А почему тогда не сказали об этом? Когда он находился с вами в течение восьми минут.

— Нет, а что изменилось? Я уверен, что он это заметит, тебе этого не понять? Это не пустая болтовня. В чём заключается вопрос? Подойди, и мы разрешим ситуацию. Где ты находишься?

— Он подошел к вам по моей просьбе. Ранее вы отмечали, что он человек, склонный к обидам.

— Постой, постой. Он приблизился? Мы решили все вопросы, верно? Какие вопросы остались? Если есть вопросы, действуй так же — подходи, и мы их разрешим. Зачем проводить перекрестный опрос?

— Согласны ли вы провести с ним бой?

— У меня есть соперник, с которым мне предстоит побороться. Сейчас я не думаю об этом, так как одержал победу в бою с Кертисом Миллендером 1 июня).

— Но что послужило причиной мысли о Валерии Мясникове?

— Его вывели организаторы!

— Сказать «нет»?

— Я никогда не говорю «нет».

— Значит, если бы сейчас представился Иван Штырков, вы бы согласились и провели личную встречу?

— Если он меня вызывает. Ты сейчас вызываешь меня из-за Ивана Штыркова, а не он меня. Валерий Мясников вышел, взял микрофон, сделал вызов и получил ответ. Он [Штырков] здесь? Пусть выйдет, возьмет микрофон и выскажет все, что посчитает нужным. Я готов объяснить смысл любых сказанных слов, ведь я не бросаюсь словами бездумно.

— Какие мысли и эмоции сопровождали вас при выходе из Академии РМК после сложного разговора со Штырковым?

— С ними вообще отлично. Я всегда поступаю в соответствии со своими желаниями. Я слушал одно интервью, другое. Особенно часто я слышал от Влада их рассуждения о своей фамилии. Я поступил иначе, это сделал не так. Жаль, что его нет, мне бы хотелось у него спросить, что ему вообще до нашей команды. Он не состоит в ней — это первое. Во-вторых, знаком ли он с предысторией конфликта? Конечно, нет.

— Возможно, ты замечал, что в комментариях люди не выражают поддержки.

— И что? Я хочу выразить следующее: если это действительно люди, то изначально они, как правило, не оказывают поддержки. Со временем ситуация меняется. Когда человек высказывает свою точку зрения и действует, всегда присутствует некая инерция. В нашей культуре принято сочувствовать. Люди часто говорят: «Меня обидели», «У меня что-то отняли», «Мне что-то не предоставили». Затем они наблюдают, наблюдают, наблюдают – я сам неоднократно сталкивался с этим – и осознают, что я был прав. И тогда всё переоценивается.

— Объясни, пожалуйста, почему люди так считают?

— Какое мнение?

— Ты пригласил на беседу и не выполнил договоренность, если говорить прямо.

— А в чем я не вывез? Разговор чем закончился?

— Расходом.

— Ну, кто ушел?

— Иван ушел первый, но…

— Подожди, а в чем я не вывез разговор?

— Без понятия, но, видимо…

— Хорошо, сейчас я скажу «обиженная девочка», и снова кто-то не поймет. Я расстроился, обиделся, развернулся и ушел. Кто участвовал в этом разговоре? В чем была проблема, объясни, пожалуйста? И кто это написал? Вас здесь так много – любой из вас мне скажет: ты не справился. Давайте поговорим – в чем заключалась проблема?

— Я не писал такого.

— Но ты не считаешь так?

— Я считаю, что в этом разговоре Иван выглядел более уместно. Я понимаю позицию людей.

— За себя говори. Чем?

— Поскольку именно ты инициировал беседу и в некоторых моментах переходил к подобным высказываниям…

— Послушай, мне неясно, почему за моей спиной постоянно обсуждают меня. В чем я проявлял агрессию? Если моя манера поведения вызывает такое впечатление… Пойми, у меня предстоящий бой, и я настраиваюсь на него. Если я не выгляжу вполне расслабленным, это не означает, что я проявляю агрессию. Если бы я был агрессором, я бы вел себя иначе, поверь мне. Просто я хотел высказаться, хотел поговорить. А те, кто там что-то говорит, кто там что-то написал… Это же просто смешно.

— Что вы надеялись узнать в ходе этой беседы?

— Я все сказал, ты разговор слышал? Первое, что я хотел узнать: пожатие руки состоится или нет. Я это увидел – вот что важно. Второе, что я хотел услышать: мне интересно, в чем моя ошибка, если это говорит человек, не присутствовавший при разговоре и не знающий всей предыстории, возможно, намеренно скрывающий ее. И третье: он называет наших сотрудников людьми, которых он тоже знает, «левыми» и посторонними. При этом я пытаюсь объяснить, как все произошло, и показать свою точку зрения, а он мне отвечает: «Я тебе не верю». Какие у меня могут быть проблемы? Что я должен делать? Должен ли я доказывать правду физической силой? Это же абсурдно.

Если бы я преследовал цель добиться справедливости силовыми методами, я бы это сделал. Моей целью было выяснить ответы на все вопросы, и я их получил. Ты полагаешь, что я сейчас соберу всех вас, приглашу и буду кого-то избивать на камеру? Соответствует ли это имиджу воспитанного человека? Если бы мне это было необходимо, я бы действовал самостоятельно, нашел нужных людей и урегулировал вопрос.

— Иван поинтересовался: когда же Александр превратился в человека, ведущего уличный образ жизни?

— Попросите его, мы разрешим этот вопрос в вашем присутствии. Я отвечу на все интересующие его вопросы. У меня они возникали, вы видели это вчера. Сейчас вы спрашиваете: с какого времени? С этого времени! Если что-то неясно, пусть приезжает — Московка-2, Гашека, 17. Он обратится к людям и спросит обо мне. Вы можете поинтересоваться у кого угодно в Омске, и вам объяснят, кто я и чем занимаюсь. Что подразумевается под словом «уличный», я объясню. Улица – это близость к людям. Это означает, что вы не находитесь где-то далеко и не замечаете окружающих. А с кем я жил, с кем рос, с тем и расту. Да, многие ушли из жизни, но они знают меня, и те, кто еще жив, смогут рассказать о моих качествах. Есть ли что-то, что можно сказать о нем? У меня есть сомнения. Именно поэтому я говорю «улица». Это не связано с каким-либо криминальным фольклором или, например, с АУЕ (организация признана экстремистской на территории РФ. — Прим. «СЭ») или с другими подобными вещами. Нет, конечно! Я просто говорю, что если вы выйдете на улицу и спросите у обычного парня, они расскажут о мне, от мала до велика. Потому что я такой же, как и они.