Сегодня свой юбилей празднует олимпийский чемпион и трёхкратный чемпион мира по греко-римской борьбе, президент Федерации спортивной борьбы России Михаил Мамиашвили.

Кроме того, этот человек является заслуженным тренером России. В 1992 году на Олимпиаде в Барселоне руководил нашей командой по греко-римской борьбе, которая в десяти весовых категориях завоевала девять медалей: по три золотые, серебряные и бронзовые.

Геннадий Сапунов описал стиль борьбы Миши так: «Если Михаил захватывал соперника за голову, то либо отрывал ее, либо у оппонента после попытки противостоять оставалась только половина борца. Результат схватки не вызывал сомнений…»

На Олимпиаде 1988 года в Сеуле Мамиашвили соревновался в категории до 82 килограммов и победил всех соперников. В финальном поединке с венгром Тибора Комароми одержал победу по очкам со счетом 10:1.

Хотя наш спортсмен казался уверенно шагающим к золоту, легкость пути обернулась ложью. Мамиашвили раскрыл некоторые подробности в «Разговоре по пятницам».

— Финал Игр помните?

— По секундам! Хотя ни разу не пересматривал историю. Неизвестно многим о том, что происходило до Олимпиады. В 1987 году на сборе в Алуште я порвал кресты — переднюю связку, боковую, мениск, суставную сумку…

— Что за ощущения?

— С хрустом колено вывалилось в сторону. Боль пришла через двадцать минут, когда скопилась жидкость. Да и слава Богу, терпимо! Хуже всего — ощущение собственной беспомощности. Повезло, что в госпитале Бурденко встретил хирурга Владимира Николенко. Большая часть сеульской медали принадлежит ему.

После операции отправился в Саки, где находился военный санаторий. Принимал грязевые ванны. Хирург летел со мной! Контролировал всю реабилитацию. Нога не сгибалась полностью. До Олимпиады оставалось мало времени. Сняли гипс — а у меня атрофия мышц, опухшее колено. Каждый миллиметр преодолевал через боль. Чтобы разработать ногу, дома бегал на свой 17-й этаж.

— Вы же и в гипсе тренировались?

— Да, гантели поднимал, по верёвке карабкался. А сегодня кто-нибудь взобрался бы на верёвку сто раз за час? С перевязанным коленным суставом?

— Были сомнения, что к Сеулу восстановитесь?

— У меня никаких? А один из тренеров сборной сказал: «Мамиашвили был первым номером в команде. С дистанции вышел — найдём других».

— Задело?

В начале расстроился. Потом понял: звучит грубо, но это истина. Нужно было принять или убедить себя.

— Точнее, всем вокруг?

— Только самому себе! Если доказываешь кому-то, это напоминает о гордыне. А гордыня — грех. Пропустил я год, прежде чем врачи разрешили бороться. За ногу побаивался, но Геннадий Сапунов, тренер сборной, позволил мягко вписаться в процесс. На первом турнире я выиграл две важные схватки. У чемпиона мира поляка и крепкого румына. Внезапно Сапунов говорит: «Всё, снимаю тебя. Достаточно». Хотя я рвался в бой!

— Он был прав?

На чемпионате СССР победа досталась с большим трудом. В финале чемпионата Европы я одолел венгра Комароми со счётом 1:0. Точно такой же соперник ждал меня и в финале в Сеуле, но там по баллам счёт был уже 10:1.

— С вашим-то несгибающимся коленом…

Друзья мои, скажу вам одну вещь, поверьте, не для пафоса. В Саках моё сознание перевернулось. Меня там окружали воины-афганцы: без рук, без ног, на колясках. «Вот бедолаги», — думал я.

— Себя такими они не считали?

Нет! Это потрясло меня. Понял: моя царапина — пустяк по сравнению с их увечьями. Я снимал этих ребят с колясок, заносил в море, окунал, снова брал на руки. И не видел у них ни уныния, ни апатии. Наоборот, желание жить и себя реализовать. Даже тренировались вместе со мной!

— Как?

Кто-то из них занимался спортом, а я поменял свое отношение к жизни.

— Нам рассказывали, что вы падали в обморок на кроссах.

В давние времена, до травмы, молодого борца привлекли к тренировкам сборной. Главным был Сапунов. Дали кросс — я выложился изо всех сил. И перепутал, пробежал на круг меньше. Опередив всех. Сапунов, мужик суровый, коротко, в своей манере объяснил: еще не все. А я обессилел. Но в голове мысль: должен быть первым! Метров за двадцать потерял беговую дорожку, «поплыл». Очнулся в сауне. Меня отпоили чаем, полежал часа полтора. Тем же вечером у меня была контрольная схватка. Никаких поблажек!

В Самаре о праздновании победы сеульских баскетболистов тоже узнали.

Отметим легкой вечеринкой со шампанским. Наш вид спорта особый: если увлечешься слишком сильно, то завтра за тебя никто не выступит.

Бывает ли у вас забавное воспоминание о каком-либо столкновении?

Сапунов пообещал поездку ко мне на Кубок мира в Штаты, предупредив, что лечу запасным и могу хорошо провести время. Но у Сапунова не забалуешь. Шаг влево, шаг вправо… Я чем-то его огорчил и вечером услышал: «Раз так — завтра будешь бороться!»

К борьбе со мной вышел темнокожий американец.
Невероятно физически сильный, но далекий от борьбы. В обычных условиях я бы его не заметил. Поскольку сам был не готов, уже ко второй минуте потерял ориентиры и вообще не соображал, где нахожусь. К счастью, в бригаде арбитров был наш Нугзар Журули.

— Как это?

Я так смотрел, что он понял серьезность положения и помог. Зайдя в партер, я выиграл пару баллов, ноги начали запутываться — сразу свисток: «Стоп. Партер». Американец технически оснащен слабо, поэтому Нугзар понимал, что в партере я 30 секунд передохну. Встаю, балл беру — опять «плыву». Нугзар: «Стоп. Шнурок развязался».

— Пауза?

После этого в правила внесли изменение: шнурки на борцовках теперь должны быть надёжно зафиксированы. В той схватке журули за уши вытащил меня.

С борцом Латарией тоже был курьезный эпизод. Латария чуть старше, призер союзного чемпионата. На Спартакиаде я выиграл у него. Грузинские борцы — техничные, но маловыносливые. Такую тактику я выбрал. А Латария всем рассказывал, что Мамиашвили, дескать, бороться не умеет, просто загнал его и на обессиленном теле провел прием.

— Расстроились?

— Посмеялся. Спустя восемь месяцев встречаемся на чемпионате вооруженных сил. Первая схватка у меня с Латарией. Перевожу его в партер, поднимаю, бросаю — и ломаю ногу. К ужину возвращается он из больницы на костылях, указывает на гипс: «Я же говорил, что ты бороться не умеешь! На ровном месте человеку ногу сломал…» Но больше на моей совести нет ни одной травмы.

— Говорят, что в 1992 году вы стали главным тренером сборной России по рекомендации стихов Есенина. Вы читали их вслух до пятого произведения, после чего вас утвердили на посту?

— Не так было. У каждого о патриотизме свое мнение. Некоторые любовь к Родине выражают тем, что выпьют водочки, порвут рубаху на груди с криком: «Россия!» — и опрокинут лицо в салат. Случай на заседании федерации из той же серии. Вдруг кто-то сказал: «Сборную должен тренировать русский!». Я спросил: «В профессиональном плане ко мне вопросы есть?» — «Нет». Тогда предложил этому ура-патриоту собрать товарищей и проверить, кто из нас знает наизусть больше стихов великого русского поэта Сергея Есенина: «Вы читаете все вместе, я — один. И поглядим, кто кого…»

— Согласился?

— Нет, конечно. Сразу затих.

— Что из Есенина помните наизусть?

— Стихов стало печатать меньше, сам постарел. Но «Письмо матери» — всегда в программе. И «Никогда я не был на Босфоре…». И «Клен ты мой опавший…». В компании за праздничным столом иногда делюсь этими строчками.

— Сентиментальный вы человек.

— Слишком эмоционально. Обожаю фильм «Отец солдата». Видел много раз. Но досмотреть до конца не могу до сих пор. Слезы на глазах. Так же было на свадьбе дочки Тани, когда Иосиф Кобзон исполнил песню «Доченька».

Девочка уходит к кому-то другому, это не мой противник, однако всё равно.
Девочка, похожая на взрослую даму, покидает дом.
И подаренные ею куклы остались без хозяйки.
Говоримые ею слова падали вздохом семиструнно…