Виктору Тихонову без пяти сто, и он уже давно покоится на главной ваганьковской аллее, рядом с Гомельским, Маслаченко и Старостиным. Я легко представляю Виктора Васильевича живым, возможно, из-за того, что в последние годы он практически не изменился внешне. Мне кажется, что я смогу увидеть его, сдержанно улыбающегося, в самой почетной ложе армейского дворца. К сожалению, у меня нет возможности лично там побывать.

С течением времени он предстает перед мной как все более интересная и увлекательная личность. С каждым годом я всё лучше понимаю Тихонова. Какая цена была заплачена за его многолетнюю череду побед.

Я понимаю, во что обошелся Тихонову его педантизм, в который он когда-то поверил — это стремление учесть и зафиксировать все детали принесло ему немало проблем. Оно послужило причиной раздора со многими людьми. Но, безусловно, принесло и больше радости. Возможно, именно этот педантизм вывел тренера Тихонова на вершину. В его характере прослеживалась какая-то фанатичность.

***

В старом документальном фильме «Сор из избы» показано, как Тихонова критикуют: кто с мягкими упреками, как Константин Локтев, не сумевший реализовать себя в тренерстве, кто более резко, как собственные хоккеисты, которые на момент съемок еще выступали под руководством Тихонова.

Фильм создан благодаря таланту режиссёра — и по-прежнему смотрится с интересом.

Виктор Васильевич, пораженный увиденным — открытыми письмами и публикациями в молодежных журналах, с трудом выдавил из себя ответ, противоречащий самому себе в одном предложении:

— Я принял решение воздержаться от каких-либо ответов. Однако я… выскажусь. Обязательно выскажусь.

Виктор Васильевич, еще не потерявший привлекательности, с едва заметной улыбкой смотрит в объектив и говорит о том, что все трудности, связанные с подготовкой, он переживает вместе с командой. Не так, что они в Архангельске ожидают своей очереди у единственного телефона, а главный тренер ночует в собственной квартире возле Тишинского рынка.

Прошло время, и я испытываю сожаление о Тихонове, с которым познакомился в 1989 году, очень сильное сожаление. Он был искренним человеком. Возникает желание добавить «в своих заблуждениях», но я не уверен, что тихоновский хоккей можно назвать ошибкой».

После поражения на турнире в Лейк-Плэсид Виктор Васильевич не ограничился лишь комичной теорией о допинговом скандале у американской сборной. Однако, самое важное заключалось в том, что он вскоре сформировал настолько сильную команду, что игроки из других клубов ощущали растерянность: «Когда на лед выходила первая пятерка ЦСКА, с ними было невозможно играть. Все происходило настолько стремительно и слаженно, что не успевали заметить шайбу, а она уже оказывалась в воротах…»

Вспоминая любой турнир, скажем, Олимпиаду в Калгари, память словно объемными фрагментами воскрешает воспоминания о том, как проходили соревнования.

Неужели нынешний тренер Никитин – это лишь эмоциональный аналог Тихонова, немного приспособленный к современным реалиям?

**

Мне дорого вспоминать постаревшего, изменившегося Тихонова. Во время нечастых встреч он окружал меня атмосферой тепла. Я не мог поверить и в то же время верил, что это тот самый Виктор Васильевич, о котором было сказано столь…

Столько всего!

Он предлагал мне взять карамель из большой вазы, однако я внезапно вспомнил, что Тихонов баловал своих знакомых не только сладостями.

В те времена наставники без труда могли наказать ученика физическим наказанием. Самые талантливые воспитанники получали самые строгие выговоры. Одни были поражены, услышав в каком-то фильме, как Ирина Винер общается со своими ученицами. А кто-то знал, что так было принято.

Недавно Елена Чайковская поделилась информацией о том, что наказывала свою подопечную, фигуристку, в раздевалке, используя чехол от коньков.

— Наверное, это болезненно, — произнес корреспондент Кружков, чьи очки запотели из-за обилия деталей.

— Это болезненно, — невозмутимо ответила Чайковская. — И досадно.

Хельмут Балдерис, солидный мужчина с начинающейся лысиной, чей автомобиль Bentley цвета шоколада был припаркован возле хоккейного дворца, поведал мне в Риге в 2006 году:

— Приезжали «Крылья», и во время утренней разминки я нанес удар по воротам, который попал вратарю Адонину прямо в шлем. По сути, это обычная ситуация, которая может случиться с любым игроком. Однако внезапно Тихонов подошел ко мне и начал выговаривать: «Ну что ты, негодяй, как можно так делать, убиваешь вратарей…» и даже попытался замахнуться на меня кулаками.

— Пощечину залепил?

— Да. Я сказал ему: «Успокойся, Витек, ну что ты делаешь!» Пришлось воздержаться от применения физической силы, я просто удержал его за руки. Затем я спокойно направился в раздевалку, переоделся и пошёл домой, чтобы отсидеться.

— Вы с ним всегда на «ты» были?

— Нет, но тогда мы были одни — что же мне ему говорить? (Смеется.) Я никогда не испытывал симпатии к обращениям по отчеству, как это принято в России. Мне было комфортнее называть людей по имени, и я просил, чтобы меня тоже называли только по имени.

— Тихонов позволял себе не сдерживать эмоции в беседе с игроками?

— Хотя иногда он проявлял некоторую излишнюю эмоциональность, в основном он держал себя в руках.

— В Москве он стал другим человеком?

— Он не изменился. Тогда хватало игроков, «незаменимых» не существовало. Признанных, опытных звезд он стремился убрать от основной команды. В те годы у нас не было такой развитой прессы, как в США и Канаде, и никто не задумывался о том, что Харламов, Михайлов или Балдерис способствуют продвижению сборной. Тогда это не имело значения, ведь сборная и без нас успешно выигрывала все соревнования.

Виктор Васильевич, очевидно, испытывал сильное волнение, вспоминая эти события. Однако после его смерти все, о чем рассказывал Балдерис, было подтверждено Валерий Ивановичем Гущиным, ближайшим соратником и другом Тихонова. Как бы сказали в кино, «советник».

— Была пощечина Балдерису?

— Было такое.

— Как нужно было убедить Виктора Васильевича, чтобы он поделился своими знаниями?

— Причину я уже не припомню, но попросил Балдериса прийти ко мне в кабинет. А тот начал высказывать что-то. Тогда Тихонов отшлепал его по щекам. Тот пришел, плачет… Ха-ха…

— Потом что было?

— Да ничего. А что может быть?

— Балдерис — с гонором.

— Изначально гонорара не было, он появился позднее. Ему всего 21 год, он еще очень молод!

— Зато хоккеист уникальный.

— Он занимался фигурным катанием, благодаря чему прекрасно владел коньками. Очень динамичный игрок! Мы для него разрабатывали уникальные задания. Нужно было кататься в центральной зоне, перемещаясь взад-вперед, и в защите он участия не принимал. Затем он внезапно выходил из-под защитника и стремительно двигался вперёд!

— Два человека спустя годы так и не смогли простить Тихонова: Ларионов и Балдерис.

— Вы бы знали, какой вклад Тихонов внес в это дело. Что касается Ларионова, прошу вас, не пытайтесь меня увлечь в обсуждение, я не буду ничего о нем говорить, это ни к чему не приведет.

**

Открытие памятной доски на доме Тихонова собрало такое множество людей, что это вызывало искреннюю радость. Я предполагал, что придет около пятнадцати человек, которые немного смущенно снимут покрывало. Раннее воскресное утро — ну куда же?

А тут — оркестр! Не протолкнуться от звезд!

Те, кто в тот день торопились по своим делам через Тишинскую площадь, отвлекались от всего вокруг. Они попадали в эту толпу, проталкиваясь и при этом обращаясь к окружающим: «Позвольте пройти». И вдруг осознавали, что место уступают не простому прохожему, а Владиславу Третьяку. На нем был какой-то необычный головной убор. Это была не фуражка и не бескозырка, но, похоже, с изображением якоря.

Я обрадовался, увидев в толпе сына Валерия Харламова Александра. А также довольно энергичную Татьяну Васильевну. Вот кем же все восхищались! Женщина с необычайной силой духа!

Потеряла самых дорогих мне мужчин. Трагически рано скончался сын Вася, муж Виктор не пережил произошедшего. Внук Витенька находится в Соединенных Штатах.

Она направляла последние силы на создание этого памятника и установку доски на доме, где она проживает. Именно в этом сквере ее муж, Витя, выгуливал своих пуделей. Всех щенков звали Нерон.

Я приблизился и слегка наклонился над ее стульчиком. Поддержал ее добрым словом:

— Виктор Васильевич прекрасно изображён на этой доске.

— Вы бы знали, сколько фотографий мне пришлось просмотреть! — с радостью отреагировала на похвалу Татьяна Васильевна. — Ох…

— Я неожиданно получил возможность изучить записи Виктора Васильевича, — выпалил я.

— Как-то раз я давала интервью и сказала, что эти архивы никому не требуются. К сожалению.

Я был потрясен услышанным. Оказывается, записные книжки Тихонова не представляют интереса для кого-либо?!

— Прежде всего, важно оставаться человеком, а величие придет со временем, — внезапно заключила Татьяна Васильевна.

**

Слушая рассказы друзей о смерти Виктора Васильевича, я испытывал глубокую печаль. Его последние месяцы были наполнены невыносимыми душевными страданиями. Жить не особенно хотелось.

И зачем говорить об этом, ведь погиб сын Вася, которого он так любил? О котором он не просто говорил, но и искренне полагал: «Он – тренер лучше меня!» Сам Василий Викторович смущенно отмахивался от таких слов: «Отец преувеличивает». Но Тихонов-старший повторял это снова и снова: «Вася сильнее!»

Вася покоится в отдаленной части Ваганьковского кладбища. Рядом с ним похоронены артист Филозов, режиссер Арцыбашев, искусствовед Святослав Бэлза, певец Александр Градский, выдающийся писатель Борис Васильев. Это весьма достойное окружение. Прохожие, останавливаясь, разглядывают портрет и удивляются: «Какой он молодой! Кто же это?» Вскоре бросается в глаза надпись: «Тренер команды ЦСКА».

— А-а-а, понятно…

**

Я хочу, чтобы спустя годы я вспоминал Виктора Тихонова с теплотой и ни с какими другими чувствами. Мне даже приятны его яркие рубашки и галстуки необычного для полковника дизайна, над которыми в 80-е шутили все.

На этих рубашках в гавайском стиле, которые обычно носят с незастегнутой верхней пуговицей, Виктор Васильевич всегда застегивал ее. Это тоже стоит отметить.

Я помню Тихонова в праздничной раздевалке мытищинского «Атланта», когда команда обыграла ярославский «Локомотив» и пробилась в финал Кубка Гагарина. Виктор Васильевич выглядел счастливым, но словно отстраненным. Казалось, он искал кого-то среди ликующих хоккеистов, но не смог найти. А вот своего бывшего подопечного из ЦСКА 90-х, Олега Петрова, он не узнал.

Спустя несколько недель мы с Олегом вместе смеялись, когда вспоминали произошедшее.

— Виктор Тихонов каким вспоминается?

— Виктор Васильевич обладал образным мышлением. Так, за неторопливый стиль катания Зубова прозвали Тип-Топ. Во время нашей поездки в Германию Тихонов заметил рекламу компании под названием «Тип-Топ» и произнес: «О, Сережа Зубов — Тип-Топ…»

— А вас как звал?

— Зародыш, не раскрывший своего потенциала. «Когда же наступит момент?» — вопрошал я. И вот к сорока годам я и раскрылся.

— Тихонов вошел в раздевалку «Атланта» после выигрыша серии у «Локомотива». Была ли у них беседа?

— Нет. Виктор Васильевич, видимо, забыл обо мне. Он поцеловал Мозякина, пообщался с Хомицким. А со мной не виделся уже двадцать лет.

— Могли бы сами к нему подойти.

— Мне стало неловко. Вокруг была толпа, работали камеры, у Тихонова брали интервью. По дороге к автобусу я тихонько спросил у одной девушки: «Кто это?». Она удивлённо округлила глаза: «Вы не знаете? Это же Тихонов!». — «И правда?». И я пошёл дальше.

**

Виктор Васильевич всплыл у меня в памяти в связи с Олимпиадой в Сочи. Невозможно было представить, что Тихонов прожил еще совсем немного времени. Он ходил очень энергично!

Виктора Васильевича я в этот раз не узнал. Надеюсь, Петров, заслуженный хоккеист, не расстроится из-за этого.

Я помню, как отправил печальное сообщение в Москву о том, что наша сборная выбыла из борьбы из-за поражения от финнов. Шел к своему дому.

Неожиданно я заметил, что старенький Виктор Тихонов пытается укрыться от веселой компании волонтеров в холле. Мне хотелось бы поспешить ему на помощь и остановить их, преградив путь своим некрепким телом, но я был слишком измотан из-за просмотра хоккейных матчей нашей сборной и поэтому некоторое время наблюдал за происходящим со стороны.

А потом все увиденное описал в репортаже.

«Виктор Васильевич продемонстрировал впечатляющую скорость, что стало одним из самых позитивных моментов вечера.

Проворные волонтеры настигли его, словно дедушку Корнея. Они окружили его и долго фотографировались. Но даже когда вылетала птичка, Тихонов не смог выдать улыбку. Он переживал за внука, который, по его мнению, был недооценен в той команде.

Я догнал Виктора Васильевича и попросил его поделиться информацией. Его взгляд, направленный в никуда, внезапно прояснился. В глазах вспыхнул гнев. Он замолчал:

— Что вам сказать? Вы ведь наблюдали, как выступала команда?!

Я кивнул. Конечно, видел.

— После такого матча не о чем говорить?

Лишь воспитание удерживало Виктора Васильевича от того, чтобы плюнуть на кафель».

**

Я вновь смотрю документальные фильмы о Тихонове. Перечитываю некоторые моменты, стараюсь уловить каждое воспоминание. Размышляю над неприязнью, которую испытывали многие хоккеисты.

Я их пониманию. Но понимаю и его.

Сегодня я понимаю, у меня сложилось ощущение: моя привязанность к Тихонову имеет необычное происхождение. Мне самому хотелось бы обладать несколькими его достоинствами. Однако это не удалось. Человек не всесилен. Зато Виктору Васильевичу это под силу. Его принципиальность для хоккеистов и для себя самого была выкована из стали. Мое же «надо» всегда окрашено неуверенностью и жалостью.

Я хочу погрузиться в записи Тихонова, получив разрешение Татьяны Васильевны. Проводить время до вечера, разбирая его почерк и рисунки. Хотя эту работу уже выполнил замечательный Дима Федоров, который вместе с Татьяной Васильевной написал познавательную книгу.

Я бы с удовольствием прочитал искреннюю книгу, написанную самим Виктором Васильевичем. Однако прошлое изменить невозможно.

Поэтому я выбираю другой вариант. Я снова перечитываю интервью Виктора Васильевича, которое он давал мне и Кружкову. Наверное, так искренне Виктор Васильевич еще не говорил. Обычно собранный Тихонов в тот день словно расслабился и стал более открытым.

Я читаю и улыбаюсь.

— У Лобановского была разветвленная сеть информаторов в Киеве. А у вас — в Москве?

— Трудно согласиться с этим утверждением. Обо всех происшествиях узнавали незамедлительно, моих коллег легко было узнать. Не раз случались серьезные инциденты, и нам приходилось оказывать помощь.

— Случай с Фетисовым — яркий пример: он вступил в конфликт с охранником на стоянке в Киеве.

— Да. Вместе с врачом мы поспешили к руководителю отделения — нам выдали около двадцати различных документов. Я немедленно исключил Фетисова из числа капитанов.

— С Лобановским на эту тему говорили?

— Разумеется. Он усмехнулся: «Виктор, не доверяй рассказам. Фетисов проводил время с нашими ребятами. Что касается употребления алкоголя, то это было на высшем уровне». Запомнился еще случай с Ларионовым, который сбил человека на автомобиле. К счастью, пострадавший выжил, и ему потребовался год на лечение.

— У Жлуктова такая же история.

— Жлуктов, в отличие от Ларионова, оказался неопытным водителем. Руководство настоятельно рекомендовало уволить его, однако я решил оставить игрока в команде.

— Больших трудов стоило?

— Андропов предоставил мне неограниченные полномочия, поэтому решение о том, кого исключать, а кого оставлять, было за мной.

— Часто его именем пользовались?

— Я планировал исключить одного из ветеранов (Александра Гусева. — Прим. «СЭ»). На партийном собрании на меня обрушились с обвинениями: «Что вы позволяете?! Это заслуженный мастер спорта, майор…» Тогда я и сказал: «Сейчас, в вашем присутствии, наберу номер. Вам придется объясняться не со мной, а с Юрием Владимировичем». Все тут же замолчали. Андропов, когда забирал меня из Риги, предостерег: «Будешь спать всего по три часа, но наведи порядок. Я в курсе, что происходит в команде. Имеешь право отстранить кого угодно».

— У вас был прямой телефон к Андропову?

— Конечно. Однако он ни разу не применял их. Он всегда сам инициировал. К примеру, в мой первый сезон в составе национальной команды на турнире «Известий» мы потерпели поражение от чехов — 3:8. Тогда накануне игры в команду пригласили экстрасенса. Я, по его словам, могу воздействовать на Третьякова — он не пропустит ни одного гола.

— Согласились?

— Да. Владик пропустил восемь шайб, каких раньше никогда не пропускал.

— И что экстрасенс?

— Исчез. Больше его не видел. У нас же должна была состояться игра со шведами. Я заехал посмотреть их матч, когда ко мне подошли сотрудники КГБ: «Вас вызывает Андропов». «Подождите, — сказал я, — я досмотрю игру, а потом поедем». Они слегка повысили голос: «Виктор Васильевич, Андропов! Машина ждет».

— Бранился?

— Встретил с непроницаемым выражением лица: «Что ты думаешь?» Я ответил: «Возможно, такое поражение пошло на пользу. Впереди чемпионат мира в Праге, там будет проще». Андропов нахмурился: «А ты сегодня ездил в трамвае, в метро? Ты слышал, что говорят о выступлении сборной?»

— В экстрасенсов вы верили, судя по всему?

— Как не поверить в происходящее, когда на моих глазах происходили чудеса! В сборную приезжали две женщины, обладавшие значительным потенциалом. Одним разговором они могли снять напряжение. Я знаю, что впоследствии они добились больших успехов. Ларионов не признавал их способностей, считая это несерьезным. Они ответили ему: ладно, садись. И он свалился со стула.

— Гипноз?

— Наверное.

— И вы со стула падали?

— Я не поддаюсь гипнозу. Было установлено, что у меня очень сильное биополе, которое делает меня неуязвимым для подобных воздействий.

— Психологам тоже доверяли?

— Я следил за всеми новинками. Психологов включали в команды еще до начала военных действий. После этого их исключили. Вы знаете причину?

— Нет.

— Все они имели высшее образование. Однако тренеры нередко не получали даже среднего. Аркадьев был одним из тех, у кого было высшее образование. Игроки стали обращаться к психологам, и их влияние на команду оказалось более значительным, чем влияние тренера…