11 мая в Екатеринбурге прошел турнир RCC 19. Александр Шлеменко одержал победу над Куатом Хамитовым в главном бою, а Иван Штырков нокаутировал Гаджимурада Антигулова в со-главном событии. Ранее, в день взвешивания, между Шлеменко и Штырковым произошел напряженный диалог, зафиксированный журналистами. После своих поединков бойцы продолжили общение, но уже онлайн.

Штыркову нужно донести до Шлеменко, что тот не центр вселенной.

Сейчас на вопрос, подрался ли бы я со Шлеменко, и после нашего личного разговора, когда мы глаза в глаза разговаривали, он мне не сказал слов, которые начал говорить после того, как я развернулся и ушел. Я считаю, вот это не по-мужски — за глаза говорить такие вещи про людей. Ладно бы он сказал, что меня не уважает. Он начал говорить за какую-то улицу. С каких пор Саша Шлеменко стал уличным, я не понимаю. Вся жизнь спортсмен, в зале живет — за какие-то понятия уличные разговаривает. Он что, улицей кормится? И говорит за других людей, которых также не знает, что эти люди меня не уважают на улице. Какие люди? Как не уважают? Что он имел в виду? Я не понимаю. Откуда это может знать? Как может такое говорить?

Я объясню Саше, что необязательно всем на улице тебя уважать. Нужно, чтобы близкие люди тебя уважали, а для всех ты хорошим не будешь. Кто-то уважает, кто-то нет, кто-то без причины, как он, может говорить, что тебя не уважает. За эти слова принято отвечать, как он говорит, на улице, когда разговариваешь за глаза о человеке. Не когда тебя спрашивают, ты говоришь свое мнение про него. А когда накручиваешь непонятные моменты о каких-то людях, за эти слова реально отвечают люди. Как это будет делать? Как мужчина ответил бы за эти слова? Сказал бы: «Я так считаю»? Так это лишь твое мнение. Может, он сказал бы, что его отец не уважает, и потом сказал бы: «Это мое мнение».

Можно ли считать твои слова разрешением для Николая Клименко провести бой?

Согласие есть ограниченное. Он построил свой мир, всех подчинил себе, ходит, высказывает своё мнение и не привык, что у людей может быть другое мнение. Это не значит, что он истина. Так не делается. Ему можно обо всём высказываться, говорить с камерами и репортерами, а ему за это никто не предъявляет претензий, но его имя нельзя называть. Что это? Ему нужна психологическая помощь. Надо прийти и поговорить с психологом, чтобы кто-то объяснил, что он не один в этом мире, не центр вселенной. В многих вещах, особенно в людских, он ошибается. И начинает говорить вещи, за которые принято отвечать. И не только на улице — и в цивилизованном мире. В спортивном, не знаю, научном обществе, на государственном уровне.

Какими правилами должно быть проведено это соревнование?

— ММА, конечно. Зачем нам этот бокс, кикбоксинг? Он же ММАшный боец, я тоже. Хотят люди — пусть будет этот бой, но ему придется подняться в вес, я не буду вот эти вещи… Куат же к нему поднялся в 84-м, поднимись ты в 93! Хочешь бабок заработать — давай заработаем. Побоксируем, может, что-то решим. Клетка — хорошее место для выяснения отношений. И заявление не напишешь — да, Саша?

— Ты говорил о беседе вчера. Какие чувства испытал, прослушав записанную речь с словами, которых не услыхал во время личной встречи? О той девочке, которая обижена…?

— Я вообще в ярости! Извиняюсь за выражение. А как это сказать? Я думал, всё, двое мужчин поговорили, разговор окончен, он зашел в тупик, у Саши аргументов никаких не осталось. Такие вещи так не делаются — он просто, можно сказать, нежданул меня. Подставил Владислава (журналиста), сказал позвать меня, я правда тоже думал, может, на старых дрожжах руки пожали, увиделись. Я пожал ему руку, как и говорил, — он мне начал предъявы кидать. Я сначала опешил — вес гонял, к бою готовился.

Саша наш – ранимая душа. Сарнавского с турнира снял по собственной просьбе, потому что ему тяжело настраиваться на бой, а сам перед боем устроил такое вот безобразие. Не балабол? Получается, тоже балабол! Тебя такие выяснения отношений не сбивают с настроя? Должны же сбивать. Перед боями такие вещи делать нельзя. Хочешь поговорить по-мужски – подойди, поговори. У тебя же ко мне вопросы есть. Если бы у меня были вопросы, я подошёл бы и поговорил.

Думаю, это провокация. Собрал вас всех. Понятно вам — ваша работа, мусолят это везде. Меня понимаю. Кто скажет: нет, не будем снимать, это личное? Но я Владиславу интервью не даю и не говорю: давай позовем Шлеменко! Что он хотел предъявить? Что он предъявил? Владислав, почему ты у меня о нем спрашиваешь? Ему не предъявил за это? Дебилизм в принципе, отвечаю. Взрослый мужик, ему 40 лет, мне тоже 40 лет, подходит: «У нас медиадень!» Ты что, больной?! Давайте поговорим о твоей подготовке. «Дом-2» устраивает, а потом обвиняет людей. Я комментарии не читаю, сейчас люди пишут…

— Там 90% за тебя.

— Поскольку вы же видели, что это просто маразм. И еще [Шлеменко сказал]: в нору свою спрятался! Кто от него бегал когда? Затем стоять и так говорить: девочка, обиженный… Я — перед тобой стоял! Если у тебя есть претензии, предъявляй. Я вообще ошеломлен, думал, разговор уже окончен. Развернулся, ушёл. А он стоит, меня уже лично оскорбляет. Так бы я оскорблял, стоя. Вот это я не понял. Это не по-мужски, как ни крути.

— Поп-ММА, получается?

— Ну вот так выходит. Не поп-ММА, а вообще за рамки мужского общения, мужского поведения выходишь. Я не знаю, где ему принято так себя вести, если он постоянно какую-то улицу вспоминает. Сам он на этой улице был? Когда последний раз дрался?! Только забор у соседа уносил?! Что это за улица, которую он все время говорит?! Улица Сезам, что ли?! Там нас должны уважать, или как? Зелибоба, тебя не уважают! Парни, я с этим жил, думал: зададите вопрос, я дам жару. Потому что это ненормально.

Шлеменко: «Где Штырков? Не забудьте микрофон взять, когда выйдет».

— Сражаться с Штырковым? За него я не отвечаю. Пусть подойдёт сюда и поговорим лично. А то опять про меня что-то говорит в спину — мне это просто смешно слушать. В чём дело, конкретно он здесь стоял рядом с вами, за чьей спиной?

— Речь шла о высказываниях из твоего интервью, которых ты не говорил лично.

— Я сейчас могу говорить! Что не так?

— Зачем тогда не произнесли, когда он был с вами восемь минут?

— Не, а что изменилось? Я уверен, что его это увидят, ты не понимаешь этого? Это не семейная беседа. В чём дело? Подойди, и мы разберёмся. Где ты?

— Его вызывали из-за моего прошения. Вы ранее утверждали, что это огорчённый подросток.

— Замедлись, замедлись. Пришёл? Вопросов решили, верно? Каких вопросов сейчас? Если есть вопросы — приходи прямо так, решим. Для чего проводить взаимные интервью?

— Согласны ли вы провести с ним бой?

— У меня есть соперник сейчас, но я не думаю об этом пока. Я выиграл бой, у меня следующий поединок с Кертисом Миллендером 1 июня.

— А чем вам вызван такой вопрос о Валерии Мясникове?

— Его вывели организаторы!

— Сказать «нет»?

— Я никогда не говорю «нет».

— Значит, если бы сейчас показали Ивану Штыркову, вы согласились бы на встречу лицом к лицу?

— Если меня вызывает, то ты сейчас меня вызываешь за Ивана Штыркова, а не наоборот. Валерий Мясников вышел, взял микрофон, вызвал, получил ответ. Пусть [Штырков] здесь выходит, возьмет микрофон и объявит всё, что пожелает. Спросить за какие-то слова — я готов обосновать все. Я просто так словами не бросаюсь.

— Какие чувства испытывали, уходя из РМК вечером после беседы со Штырковым?

— С остальными всё хорошо. Я всегда делаю то, что хочу. Много интервью слушал, особенно у Влада. Про свою фамилию много говорил. Вот я сделал не так, вот это сделал не так. Жаль, что его нет, хотелось бы спросить: какое ему дело до нашей команды? Он в ней не состоит — это одно. Во-вторых, он вообще историю конфликта знает? Конечно, нет.

— Возможно, в комментариях к твоим публикациям люди выражают недовольство?

Люди, если это люди, сначала не поддерживают. Через некоторое время всё меняется. Когда говоришь и делаешь, везде есть инерция. Людям нравится жалеть: обидели, лишили, не дали. Потом смотрят, смотрят, у многих такое много раз было, и понимают, что оказался прав.

— Вы чувствуете причину подобного мнения?

— Какое мнение?

— Ты собрал всех для беседы, но ничего не решил.

— А в чем я не вывез? Разговор чем закончился?

— Расходом.

— Ну, кто ушел?

— Иван ушел первый, но…

— Подожди, а в чем я не вывез разговор?

— Без понятия, но, видимо…

Хорошо, сейчас скажу «обиженная девочка» — опять кто-то не поймет. Кто расстроился, обиделся, развернулся и пошел в этом разговоре? Что здесь непонятного, объясните мне, пожалуйста? И кто это написал? Вас тут много — любой из вас скажет: ты не вывез. Давайте поговорим — в чем не вывез?

— Я не писал такого.

— Но ты не считаешь так?

Мне кажется, в разговоре Иван выглядел лучше. Я людей понимаю.

— За себя говори. Чем?

— По причине того что в беседе проявлял агрессию, упоминал некоторые события…

— Слушай, не понятно почему за моей спиной постоянно говорят. Где я был агрессором? Если подача такая у меня… Пойми, предстоит бой, настроюсь на бой. Если выгляжу не очень расслабленно, это не значит, что я агрессор. Был бы агрессором, вел бы по-другому, поверь мне. Хотел просто услышать, поговорить. А кто там что-то говорит, кто написал… Смешно просто.

— Какую информацию вы хотели получить в ходе беседы?

Я всё говорил, ты разговаривал со мной? Сначала хотел узнать, пожмешь руку или нет. Увидел — раз. Потом хотел услышать, почему я якобы неправ, ведь человек, который не присутствовал в разговоре и не знает истории, говорит мне об этом. Возможно, он всё знает и специально молчит. И ещё: называет наших людей, которых он также знает, левыми и посторонними. Я пытаюсь объяснить, как всё было, а он мне говорит: «Не верю». Какие у меня проблемы? Что мне делать? Правда бьётся в голову кулаками? Это же невозможно.

Если бы целью было избить правду кулаками, то это бы произошло. Моя задача состояла в получении ответов на все вопросы, и цель была достигнута. Думаешь, я соберу вас всех, позову и буду бить кого-то на камеру? Это соответствует моей воспитанию? Если необходимо, пойду один, найду и решу вопрос сам.

Иван, после битвы, подумал: когда же Александр стал вести себя так бесшаблотно?

Позовите его, мы решим вопрос при вас. Я отвечу на все вопросы, если у него будут. У меня были такие, вы вчера это все видели. Сейчас вы спрашиваете: с каких пор? Да с таких пор! Если что-то непонятно, пусть приедет — Московка-2, Гашека, 17. Подойдёт к людям, спросит за меня. Можете там спросить любого в Омске, и вам объяснят, кто я и что я. Что такое уличный, я тебе объясню. Улица — это значит поближе к народу. Это значит не где-то там ты летаешь высоко и никого не видишь. А я с кем жил, с кем рос, с тем и расту. Да, многие умерли, но меня знают, кто ещё жив, и за меня скажут. За него есть такое сказать? У меня сомнения. Поэтому я говорю «улица». Это не значит какой-то блатной фольклор или АУЕ (организация признана экстремистской на территории РФ.) или еще какие-то моменты. Нет, конечно! Я просто говорю, что ты выйдешь на улицу, спросишь у простого человека — тебе за меня скажут, от малого до великого. Потому что я такой же, как и они.