14 октября празднует юбилей великому защитнику великой пятерки, двукратному олимпийскому чемпиону, обладателю Кубка Канады, пятикратному чемпиону мира, участнику Матча звезд НХЛ — 65. С августа 1997 года, когда едва завершивший карьеру игрока Алексей Касатонов неожиданно для себя повез два десятка кандидатов в сборную России на предолимпийский сбор под Филадельфию, а я приехал освещать этот сбор для «СЭ», мы дружим уже больше четверти века. К знакомству с ним, прочитав многое из написанного о нем до того, я относился настороженно — и вдруг открыл для себя интереснейшего человека, который просто всегда хотел быть и был самим собой. И не позволял никому решать за себя, что ему делать, даже в моменты самого трудного выбора.
Игорь Тузик должен был тренировать сборную, но незадолго до поездки попал в небольшую аварию и не смог отправиться за океан. Едва назначенному менеджером сборной России по Северной Америке Касатонову пришлось не только организовывать процесс и выстраивать отношения перед Олимпиадой, но и работать на льду. С чем, учитывая последующее серебро Нагано-98, он успешно справился.
В спортивном мире немногих могу назвать именно друзьями, но Алексей и Жанна Касатоновы стали таковыми. Даже прилетели ко мне на свадьбу и удивили заказанным для нас лимузином, ожидавшим у дверей дома. Общение Леши с моим дедом, ветераном Великой Отечественной войны, участником обороны Москвы, помню очень хорошо — оттуда и фотография сохранилась. Потому этот разговор — на ты. Несмотря на четырнадцатилетнюю разницу в возрасте.
Беседа получилась большой — я разделил ее на две части — и, по-моему, очень откровенной. Как многого добившийся человек, ощущающий себя вполне успешным, он не сводит счеты, не мажет окружающий мир черной краской. Он спокойно рассказывает и объясняет, давая подробные ответы на многие вопросы, которые волновали болельщиков в течение многих лет. Рассказывает об отношениях с Виктором Тихоновым и Вячеславом Фетисовым, о единственной победе сборной СССР на Кубке Канады-81 и шокирующем поражении от американских студентов на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде, о драмах отъезда первых советских хоккеистов в НХЛ и шоковых историях из новой России 90-х.
Наследники морских воинов, люди, пережившие блокаду, встреча с Кондрашиным.
— Чем бы ты занялся, если бы не играл в хоккей? — спрашиваю Алексея.
— Конечно же военным моряком. Как иначе, если целых три адмирала Касатоновых в династии? Существует даже музей военной династии Касатоновых. И мне самому, когда в пять-шесть лет ездил с бабушкой в Феодосию, где служил дядя, всё это нравилось — форма, море, корабли. Более того, в какой-то момент мой папа загорелся идеей отдать меня в Нахимовское училище.
Связей хватало. С братом отца, в Крым к которому мы ездили, учился в Нахимовском. Стал капитаном первого ранга, подводником, инженером-испытателем. Не говоря уже об Игоре Касатонове — адмирале, бывшем командующем Черноморским флотом, который, как многие пишут и говорят, после развала СССР спас его для России. В этом наверняка помог бы.
Погружение в хоккей привело к проблемам с учебой: я учился в обычной школе без отношения к спорту, и много времени уходило на переезды к тренировкам. Отец посчитал, что мне нужна дисциплина. В 13-14 лет прогресс в хоккее был серьёзным. Мама категорически возражала против ухода из спорта и отстояла мое будущее в этой сфере. Получилось необычно: обычно отцы ведут сыновей в спорт, а матери отговаривают. У меня — наоборот.
— Вот поэтому и так умеешь играть, ведь твоя мама, как у Александра Овечкина, профессиональный спортсмен.
Да, уровень был чуть ниже золотых Олимпиад, до них дело не доходило. 10 лет играла в волейбол за ленинградский «Спартак», стала бронзовым призером чемпионата Союза. В отличие от мамы Овечкина, тренером не стала, работала в НИИ. С папой познакомились на волейбольной площадке. Он занимался в школе «Динамо», но в мастера не пошел, предпочел учебу в Ленинградском военно-механическом институте.
Не поступив в Нахимовское училище, пообещал отцу прийти в армию через спорт. Слово сдержал: сначала служил в СКА, потом в ЦСКА. Став офицером, иногда надевал военную форму, например, после золота Олимпиады-88 в Калгари во время приема в Министерство обороны СССР. Словами разбрасываться не люблю, если что-то сказал — обязательно сделаю.
Мои родители — участники блокады. Больше о блокаде рассказывала бабушка, которая много занималась моим воспитанием. Ей повезло — устроили работать в офицерскую столовую. Благодаря работе хоть что-то перепадало от моряков, офицеров. Возможно, поэтому семья и выжила. Ясно, что с таким питанием, как во время блокады, родителям в детстве не хватало витаминов. И мне самому интересно, как у них родился и вырос такой здоровяк, как я. Сам удивлялись. Это парадокс, интересный даже в научном плане. Считаю природное здоровье одной из главных причин того, что у меня получилось в спорте.
— И кто, помимо матери, в семье была окружение спортсменов в детстве?
У нас была спортивная квартира — после моего рождения общество «Спартак» выделило маме отдельную квартиру. Сверху и снизу жили известные ленинградские «спартачи». На этаже ниже, на третьем, жила олимпийская чемпионка по марафону и гребле. Как я ей мешал тем, что дома тренировался с клюшкой и мячиком! Грохот стоял немалый — а слышимость в хрущевской пятиэтажке, как вы понимаете, хорошая. Гнала меня, конечно же, эта олимпийская чемпионка. А я был мальчишкой активным, не остановить.
На втором этаже жил великий баскетбольный тренер Владимир Кондрашин. Кстати, я видел Александра Белова, который под руководством Кондрашина с сиреной совершил решающий бросок в легендарном финале Олимпиады-72 с американцами. Как раз вскоре после Мюнхена ему предстояло пойти к Кондрашину, а мне — навстречу. Запомнил это не только потому, что всем Союзом восхищались Беловым.
— А почему еще?
— Поскольку Саша спешил, то длинными ножищам за один прыжок пересек все ступеньки лестницы, восемь штук. Мне было двенадцать лет, и я был так поражён, что запомнил это навсегда.
Кондрашина дома видели редко — весь его время занимало тренировки, часто он жил на сборах. Но иногда встречались, даже у него дома бывали. Помню, на стене висела клюшка с автографами хоккеистов сборной СССР и Юрия Гагарина. На какой-то матч национальной команды пригласили первого космонавта и Владимира Петровича. Там Гагарин и расписался. Это был завидный экспонат. Но клюшка явно не игровая, массовый товар. Даже тогда я уже это понимал.
Низкий уровень игры до Тихонова, «Суперсерия-72» на даче, выступления юного хоккеиста в Монреальском «Форуме».
— В хоккей рано пошел?
Первым делом отправили меня в плавание. В школу олимпийского резерва на Невском проспекте, в здании бывшего костела. Сейчас это трудно себе представить, но тогда большинство храмов любых религий, даже если оставались целыми, не выполняли своё основное назначение.
Понимаю сейчас, что занятия плаванием в детстве благотворно сказались на здоровье. Основой физического развития считаю именно эти годы. Но в плавании не было прямых контактов с соперниками, а меня притягивали игровые виды спорта — хоккей, футбол, баскетбол. В баскетболе неплохо играл. Плавал в восемь лет по первому детскому разряду и сейчас люблю плавать. Но в восемь лет оставил этот вид спорта, а в августе того же года записался на хоккей. И мне снова улыбнулась удача дважды.
— В чем?
Первым делом обратился в детскую спортивную школу мясокомбината, которая, как предполагалось, располагалась в нашем Московском районе на стадионе СКА. Но, кажется, заблудился по пути, приехал в другое здание. И там заметил объявление о приеме детей в школу СКА. Вот это — точно судьба.
Второе везение — то что сначала нас смотрели на земле. С катанием у меня было очень плохо. На земле же выглядел убедительно. Благодаря здоровью, заложенному плаванием, и спортивным генам. Прекрасный детский тренер Олег Сивков что-то во мне увидел — и, даже когда я вышел на лед, это не помешало ему взять. А если бы сначала был лед — до земли дело бы просто не дошло. Сейчас у Паши Буре сынок, Пал Палыч, уже в два года перед нами на 10-20 минут на лед уверенно выходил, когда мы катались с ветеранами.
Я серьёзно стал кататься только в ЦСКА под руководством Виктора Тихонова, после очень тяжёлых тренировок. Даже в СКА это оставалось для меня слабым элементом. Хотя желание играть было круглосуточно. С отцом мы делали два квадрата из досок, ставили их вместо ворот около дачи — и гоняли шайбу. На точность бросал с огромным удовольствием. Шайбы собрал — и всё по новой. И это давало результат. Читал, что Сидни Кросби в детстве так же тренировался в отцовском гараже. Всё лето не останавливался ни на секунду. Кросс, плавание, баскетбол, волейбол. Физическая подготовка у меня всегда была на высоте.
После тренировок в СКА всегда хотелось есть. Шел по парку при минус 15, покупал мороженое — и съедал его. Хотя в такую стужу откусить было невозможно. Раздевалок для команд разных возрастов тогда еще не было — две на всех. Зашел, быстро переоделся, уступил место другим. Надел рюкзак, шел по парку, кусал мороженое…
В семьдесят втором году, когда в Канаде и СССР проходила Суперсерия, тебе почти исполнилось тринадцать лет. Что-то из этого времени сохранилось в твоей памяти?
Конечно. Мы были одержимы ею! Первый матч, транслировавшийся в выходной день, смотрели на даче. В деревне, которая только строилась у военно-механического института, был единственный телевизор, и все собрались вокруг него. Жители знали друг друга — кто-то учился курсом старше, кто-то младше. Среди них были и мои родители. Сентябрь, грибы, картошка…
Ожидание разгрома. Канадские профессионалы пугали нас. Та музыка — органная в дворцах, это зрелище — волшебство какое-то. Показ был словно из другой реальности, в дымке. Кто тогда сказал бы мне, что скоро буду играть в таких дворцах… А тут сразу 0:2. Но потом наши забили и превратили игру в 7:3. Мог ли я, ленинградский парень из Московского района, представить, что когда-то буду с Александром Якушевым не просто играть, но и дружить?!
— А когда сам в первый раз в Канаду поехал?
В школе еще учился. Мы полетели двумя ленинградскими пятерками, вошедшими в детскую команду ЦСКА, и это были мои первые матчи в составе московских армейцев. Командой руководили два тренера — от ЦСКА знаменитый в прошлом защитник, двукратный чемпион мира Владимир Брежнев, а от СКА — мой детский тренер Олег Сивков. Проехали по всей Канаде: Оттава, Квебек, Виннипег, Калгари, Монреаль. И играли в настоящих дворцах НХЛ, включая монреальский «Форум». Даже запах этих арен до сих пор помню. Колоссальное впечатление.
При приземлении были поражены видами: огни простирались повсюду. Огромная гостиница с номерами, оснащенными телевизорами и бассейнами — такого не могли представить. В Канаде даже детские команды принимали на достойном уровне, позже стали экономить. Кока-кола исчезала моментально, пока ждали закусок. И приоделись, насколько это было возможно на сто долларов суточных на всю поездку. Но джинсы купил!
В Оттаве первая встреча завершилась поражением с разницей в одну шайбу, вторая — ничейным результатом. В последующих четырех матчах команда адаптировалась к маленьким площадкам и одержала победы. В Виннипеге игрок получил награду лучшего игрока, а Бобби Халл, выступавший тогда в ВХА, подарил ему клюшку в раздевалке по этому случаю. Запомнился специальный вырез на клюшке Халла — для сломанного пальца, который не гнулся. Двадцать лет спустя игрок немного поиграет в «Сент-Луисе» с сыном Бобби — Бреттом.
Эта поездка повысила наш уровень игры и дала толчок развитию. Возможно, без неё ничего бы не было в моей жизни. В профессиональных кругах стали говорить обо мне. После моего возвращения в школе провели специальный «Классный час», где я рассказал одноклассникам о Канаде.
В Канаде состоялся разговор, который запомнился мне надолго. Ленинградский СКА среди ведущих команд не признавался, не был равным ЦСКА, «Спартаку», «Динамо». Заговорили о том, куда бы хотели попасть. «Спартак» казался мне близким: мама играла за него. Я и сказал, что пошел бы в «Спартак». Брежнев повернулся ко мне и произнес: «Ты будешь играть только за ЦСКА!»
В этот момент стало ясно: я, пожалуй, не так уж и плох. Разница ведь в том, что хорошо сказал Сивков, всегда поддерживавший меня, а вот Брежнев — чемпион мира, с которым мы только встретились.
Знаком вы были с Леонидом Ильичом Брежневым?
— Нет, хотя о страсти к хоккею и ЦСКА ходили слухи.
В конце 70-х годов футбольный клуб СКА переживал трудности, многие игроки покинули команду и перешли в ЦСКА.
— Время, которое провела в СКА, было коротким, менее двух лет. Что запомнилось?
— Из трагикомичного — как наш главный тренер, легендарный в прошлом вратарь Николай Пучков заходит в раздевалку: «У нашего товарища украли десять рублей. Как же так! Ведь и у меня, старшего тренера, могут. Вот у меня лежит в кармане червонец… Так, не лежит. И у меня украли!»
— Вора нашли?
Нет. На льду запомнился матч против ЦСКА в семнадцать лет. Пучков считал, что против первого звена Михайлов — Петров — Харламов ставить меня еще рано, а против третьего — «тебе неинтересно будет». Вышел против второго — Викулов — Жлуктов — Александров, и Боря Александров так навозил! Тогда я понял, что такое уровень ЦСКА. При том, что меня совершенно не трясло. Но чемпионы СССР — это даже не молодежный чемпионат мира, который мне довелось выиграть дважды.
Впервые мы с Фетисовым и Макаровым в составе обыграли в полуфинале Канаду со 16-летним Уэйном Гретцки, ставшим лучшим бомбардиром МЧМ и получившим приз лучшему нападающему. А во второй раз, в 79-м, уже с Крутовым, с которым мы жили в одном номере и играли в одной пятерке, и Ларионовым. То есть вся наша будущая пятерка за два года прошла через победы на молодежных чемпионатах мира. Во второй раз я уже был игроком ЦСКА, после предсезонки у Тихонова мне не было страшно ничего — и я получил приз лучшему защитнику турнира.
Возвращаясь к СКА, в моём втором и последнем сезоне мы финишировали на предпоследней строчке с большим отставанием. Впоследствии высшую лигу расширили до двенадцати клубов, а ленинградская команда сохранила своё место. Уже без меня.
— Что такое был СКА тех времен?
Команда была сформирована из опытных игроков, выступавших под руководством Пучкова в чемпионате СССР 1971 года. Однако наступил 1977-78 год… Многие из них погибли или умерли до сорока лет. Капитану СКА Славе Солодухину, единственному участнику Суперсерии-72 из клуба не из Москвы, не суждено было отпраздновать и 30-летие. В 29 лет, завершив карьеру, он задохнулся в гараже выхлопными газами. Я уже играл в ЦСКА и с ужасом воспринял эту весть.
Прочитав строки биографий, приходишь в ужас. Один, рабочий новокузнецкого металлургического комбината, умер от отравления водкой и его обнаружили мертвым в снегу. У другого, сторожа на даче у родственников, после запоя отказало сердце. Третий повесился. Четвертый, грузчик в магазине, умер от цирроза печени. Пятый, ледовар на стадионе СКА, умер от отравления некачественной водкой. Шестой, рубщик мяса, тоже. Все — судьбы хоккеистов бронзового СКА 1971 года. Фамилии не буду называть. Игроки, которые принесли счастье Ленинграду, после карьеры оказались никому не нужны.
Не могу сказать, что чувствовал себя плохо в СКА — ветераны меня хорошо приняли. По физическим данным я выглядел не как мальчик, поэтому дедовщины со мной не было. К старшим всегда относился с уважением и не дерзил им… В том СКА финансирование было очень слабым.
Сейчас, в эпоху Кузнецова и Деанджело, подобное кажется странным.
Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Романов якобы спортом не увлекался. «Зенит» поддерживал мощный завод ЛОМО, а нас — местный военный округ, без дополнительных выплат. В городе любили как хоккеистов, так и футболистов, иногда в избытке. Из-за этого ребята часто быстро выгорали.
Только один игрок в истории СКА стал чемпионом мира в советские времена — защитник Святослав Хализов, это произошло уже в конце 80-х годов. Парня 1963 года рождения, к слову, давно нет в живых. В Ленинграде в 70-е годы было много талантливых игроков на молодежном уровне. Но перед СКА не стояло серьезных задач, и талантливые парни быстро заканчивали карьеры. Кто знает, может, если бы я не пошел в ЦСКА и остался в том хоккейном Ленинграде, меня постигла бы такая же участь. Ведь болото засасывает всех, кто не стремится из него выбраться.
Твоя мама много лет спустя в одном из интервью говорила: «Я мечтала, чтобы Лешу забрал к себе в команду Тихонов. Пребывание в СКА начало оказывать на него негативное влияние. Опытные игроки вели его не той дорогой. Пошли рестораны, гулянки, отсутствие дома по ночам. И это в семнадцать лет! Кстати, именно по этой причине отговаривали Тихонова брать Лешу в ЦСКА».
Как любая мама, моя переживала за меня, и ей виделось больше, чем на самом деле было. Но какая-то доля правды в этом имелась. По молодости все бывало. Питер — город такой… Портовый. Но я при этом трудился и стремился совсем к другому. Будь всё не так, меня в ЦСКА никогда бы не пригласили. МЧМ выиграл, в семнадцать лет играл в основе СКА, прогрессировал. И в ЦСКА выжил. Однозначно, что переход туда сыграл ключевую роль в моей судьбе.
Известный журналист и позднее работник клубов НХЛ Игорь Куперман рассказывал: «Меня удивляло, что Алексея взяли в ЦСКА. Как-то играл СКА в Лужниках, Касатонов объезжает нападающего, а он красный, тяжело дышит и не догоняет. Неповоротливый был! Но у Тихонова резко прибавил».
Вот результат тренировок Виктора Васильевича! И рядом с такими талантливыми игроками. Тихонов меня лично в ЦСКА переманить не просил. Разговор состоялся с легендарным армейским селекционером Борисом Шагасом — в Волгограде, на турнире «вооруженка», где играли игроки, не попавшие на чемпионат мира. Он от имени Тихонова пригласил меня в ЦСКА.
Хотя я пообещал Шагасу ответить после турнира (не считал правильным говорить сразу, так как нужно было сначала отыграть за свой клуб), сомнений не было. Это была для меня мечта и честь. В СКА произошла странная история. Павел Козлов, начальник команды, когда я брал документы, вдруг сказал: «Да мы тебя сейчас в армию заберем, ты не имеешь права!» Учитывая, что я шел в ЦСКА, угроза показалась смешной.
Спрашивал у Шагаса об условиях? Что он пообещал?
Не спрашивал ничего, и мне ничего не обещали. О каких условиях в те времена можно было спрашивать, да еще и в восемнадцати лет?! Еще ни жены, ни детей. Обговаривать тут было нечего. Я вообще привык к тому, что сначала надо дело делать. Допустим, когда учился в Ленинградском институте физкультуры имени Лесгафта, никаких поблажек мне как действующему хоккеисту не делали. Была там кафедра анатомии — ни малейших снисхождений! Помню, как с двумя друзьями и олимпийским чемпионом Монреаля-76 по конькам Евгением Куликовым сдавали экзамен. У него стояла черная «Волга» прямо во дворе. Человек индивидуалку на 500 метров в шерстяном костюме на мировой рекорд пробежал — а тут бери и отдувайся перед преподавателями!
Было всё жестко. До сих пор помню ванну с формалином и эти человеческие ноги без кожи. Мы учили все эти мышцы с названиями на латыни – вот так, на конкретных примерах. На трупах. В первый раз было тяжело. Но никуда не денешься. Или на институтской базе в Кавголово лыжи сдавали при минус 20, отморозили себе всё, что можно. Работали там серьёзные люди, блокадники. С ними невозможно было договориться. За это я им сейчас очень благодарен, потому что они меня тоже воспитали.
— Тебя едва не исключили из ЦСКА через два месяца. Даже Тихонов в интервью говорил: «Касатонов пил в молодости так, что через два месяца я его хотел отправить обратно. Но по просьбе Моисеева оставил. Спустя полгода смотрю: пошел, пошел… Поверил в меня».
Не знаю, кто ему рассказал про выпивку. Просто было очень тяжело, запредельно. Никогда в жизни так не работал. А эта история с несостоявшимся отчислением случилась в Ленинграде на предсезонном турнире на призы «Советского спорта». Она была связана с режимом, но не с алкоголем. В родном городе не вернулся в гостиницу к отбою. Это засекли и наутро вызвали к тренерам.
В тот вечер не явился к отбою ещё и Борис Александров — тот самый, который водил меня, когда я играл в СКА. Большой талант, но трудны для управления. На него Тихонов и прежде имел претензии. И тут понял, что мы оказались порознь: Борису усугубляло ситуацию то, что он, в отличие от меня, не вернулся в гостиницу ни в ту ночь, ни на следующее утро. Тихонов был на нервах. И, учитывая мою далеко не лучшую форму, трудное привыкание к требованиям ЦСКА, вспылил. Но ясно, что он не склонялся к тому, чтобы изгнать меня. Если бы хотел — сто процентов сделал бы, невзирая на все заступничество Моисеева.
Возможно, это была всего лишь игра — привычное противопоставление доброго и злого следователей. Но всё было сказано мне очень строго. В конце концов Тихонов удалил Александрову, а моя ситуация отошла на второй план. Потом у меня не возникало больше поводов.
Тихонов
— Что из рассказов о вашем общении с Тихоновым лучше всего его передает?
Лето 82-го, Крым. Мы со Славой Фетисовым как всегда отдыхали в Ялте. Настроение было хорошее: за сезон выиграли все — начиная с Кубка Канады и заканчивая чемпионатом мира. 4 июня день рождения у Тихонова. Решили заехать его поздравить — он всегда отдыхал в военном санатории рядом с Медведь-горой по пути в Ялту.
Его жене Татьяне Васильевне подарили букет. Сам он сидел за столом, расслабленный, без майки. Увлеченно, ничего не замечая, чертил и писал. В два часа дня, в разгар пляжного сезона, в день рождения! Мы со Славой выпили чаю — больше нам ничего не предложили — и поехали дальше. Даже в разгар отпуска и в такой день он жил хоккеем.
Первая предсезонка прошла очень тяжело. Это был кошмар, испытание на выживание. В восемнадцать лет я словно пересел из такси за руль в «Формулу-1». Время привыкать не было. Или ты проходишь все эти круги ада, или до свидания. В ЦСКА претендентов на твоё место всегда хватало. В СКА мы за неделю столько не делали, сколько в ЦСКА за день. И атлетизм, и беговая программа… Дело было в Москве, на футбольном стадионе, и я тут же понял, почему игроки все это называли «Сантьяго». Если вспомнить, что в столице Чили у Пиночета стадион был превращен в концлагерь, думаю, догадываешься, как это было тяжело.
Тихонов дополнил серьёзный атлетический стиль Тарасова мощной работой над скоростно-силовой выносливостью, применив интервальную программу. В ЦСКА нельзя было отстать на дистанции — кто сходил, тот покидал команду. При Тарасове ценились вес и мускулатура, но потом всё сместилось к быстроте и выносливости. Тихонов заметил эту тенденцию одним из первых. Сила его как тренера заключалась в постоянном поиске чего-то нового: в Риге он стал первым тренером страны, перешедшим на игру в четыре полных звена, а также одним из первых начал пользоваться видео.
Много ли говорил о значении побед советских хоккеистов для партии и народа?
Виктор Васильевич не любил разговоры о политической важности побед, долге перед страной, коммунистической партии и так далее. Всегда старался ограничить доступ в команду людям, не связанным с хоккеем — спортивным чиновникам, военным чинам. Был закрыт по отношению к ним и журналистам, поэтому на высоких властных этажах и в прессе нажил много врагов. Пока Тихонов побеждал, все молчали, ждали поражений.
Игроком его можно было назвать средним. Трудности с техникой были, защищать умел хорошо, но не более того. На тренировках по хоккею ему не приходилось играть вместе с нами. Помощники — Моисеев, Кузькин, Фирсов — любили заниматься шайбой, Тихонов же нет. Кросс бегать с нами же предлагался всегда, при первой же возможности.
— Каким Виктор Васильевич был вне льда?
Поэтом Евгением Евтушенко был друг тихоновской юности. К нам приезжал он, и вообще у нас была насыщенная культурная программа. Часто всей командой в театры ходили. В то время попасть на «Юнону и Авось» в Ленком самим, тем более при нашем графике, было невозможно — всегда аншлаги. Поэтому с удовольствием ходили туда коллективом, встречались с Николаем Караченцовым, другими актерами, что нас тоже развивало.
Он был читателем. Не только книг, но и прессы — особенно интервью с тренерами по другим видам спорта, из которых черпал много знаний. Сам он писал больше, чем читал. Чаще всего был серьёзен, но мог рассказать анекдот: это случалось чаще всего в поезде после победных матчей. Был аскетом. В 80-е получил трехкомнатную квартиру на Большой Грузинской, чего ему было достаточно. Плюс дача в Одинцове, где я у него чаще всего бывал в последние годы.
Он не водил машину. Вероятно, экономил время. Будучи пассажиром, мог писать, готовиться, размышлять. По его архивам, у него был расписан каждый день почти по минутам. Виктор Васильевич не был большим мастером художественного слова, как Анатолий Тарасов. Он брал скрупулезностью, вниманием к деталям. На том же Кубке Канады-81 знал и объяснял нам, как преодолевать канадское силовое давление, как бороться на пятаке и на бортах.
Ты думаешь, Тихонов мог бы тренировать в НХЛ?
Он брал многое оттуда, смотрел матчи, анализировал тактику. С другой стороны, корни и хоккейная культура там и здесь все равно разные, почти полярные. У нас тоже возникли много проблем, когда в зрелые годы уехали в НХЛ, потребовалось время, чтобы их преодолеть. Думаю, Виктору Васильевичу было бы намного сложнее. Чтобы быть эффективным мотиватором, тренеру главное — увидеть и почувствовать, чем живут люди, какие фильмы смотрят, на чем выросли, кто их герои. У Тихонова просто не хватило бы на это времени. Поэтому, если быть до конца честным, не думаю, что у него там получилось бы.
— Ты упоминал о трудностях с ездой, которые появились исключительно в ЦСКА. Чем занимались для их устранения?
Юрий Моисеев индивидуально занимался со мной. Тренировки были интенсивными: беговые и рывковые упражнения для развития скорости. Проводились тренировки на дистанциях 400, 200, 100, 30 метров, фортлеки, бег по пересеченной местности, с горки и в горку. Были прыжки, ныне запрещенные, штанга с приседаниями до упора – профсоюзы хоккеистов сейчас сильно ограничивают такие упражнения из-за нагрузки на колени, а мы даже выпрыгивали со штангой! Благодаря такой работе скорость действительно развивалась.
Вторую часть сезона я серьезно готовился. Когда уже точно знал, что нас ждет на предсезонке, две недели бегал на даче у родителей в Питере. И на предсезонке второе звено мне кричало: «Куда бежишь? Притормози!» Но уже так несло, что снизить темп было сложно.
Ужасное снаряжение, взаимоотношения с Харламовым и его смерть, инцидент с победным Кубком Канады.
Было ли у ЦСКА лучшее снаряжение по сравнению с другими командами?
Я наивно думал, что приеду и мне выдадут форму, клюшки, экипировку «Купер», ССМ… Но дали ношеные коньки Сергея Гимаева на два размера больше, чем нужно. «Адидас», в котором кататься было невозможно. Придумали красивый дизайн с желтыми ботинками, со стороны посмотришь — залюбуешься. Вот только катаешься в этом, как корова на льду. Полгода в них играл. Потом попал на турнир «Известий», где опытнейший Геннадий Цыганков, взявший меня в ЦСКА под опеку, отдал свои старые коньки «Бауэр» — и более легкие, и по размеру ближе. Играли кто в чем! Только после Кубка Вызова 1979 года, куда я поехал запасным, мне оставили новые коньки.
Клюшки? Вплоть до моего переезда в НХЛ даже на уровне сборной с ними возникали проблемы. В СССР их не производили, а из-за границы завозили редкий низкокачественный товар по странным контрактам, заключенным не клубами, а на более высоком уровне. В итоге в поездках за океан что-то находили, у кого-то меняли. Не представляю, как Харламов или Макаров показывали волшебный хоккей, играя такими клюшками. С современными они бы со своим мастерством забивали по сто голов за сезон. Представляешь, в какой другой мир с точки зрения экипировки я попал, когда в 30 лет поехал в «Нью-Джерси»?
Я ни в коем случае не жалуюсь. Такова была наша реальность, и мы ее любили. Я, по крайней мере, да все мы. Потому что, не любя то, что делаешь, ты никогда не выиграешь того, чего добились мы. И главное — не будешь играть так красиво, как нам это удавалось.
Какие условия были на базе ЦСКА в Архангельске?
В номере не было даже занавесок на шторах. Мы всегда жили с Фетисовым, и я ему только завидовал: Слава спал где угодно и как угодно. А у меня наоборот, заснуть, особенно днем, — проблема. В Архангельском был один туалет на этаж. То, что в Новогорске ванные комнаты были в каждом номере, считалось роскошью.
— А как же ты относился к воинским званиям и членству в партии в то время, когда играл в ЦСКА?
Полагаю, установил рекорд — раньше всех майором стал, в 27 лет. Хотя нет — Крут еще моложе, а звание получили мы все вместе, кроме Ларика. Игорь позже всех нас пришёл в ЦСКА, поэтому и звания получал позже — и ушел из армии, если не ошибаюсь, старшим лейтенантом. Ему это и не особо нужно было. Система работала так: когда мы что-то на международном уровне выигрываем, на армейском это должны как-то отметить — орденом, медалью, званием. В звании майора, уезжая в НХЛ, из армии и увольнялись. Такими темпами к сегодняшнему дню мог бы и до генерала дослужиться.
Некоторое время я исполнял обязанности комсомольского руководителя команды. Парторгом был Третьяк, а ближе к концу службы в ЦСКА назначили меня на эту должность. Я относился к ней более или менее серьезно. Такова наша семья. Отец — идейный коммунист. И я сам поначалу верил в коммунистическую идею, что у нас самый справедливый в мире строй…
В КПСС вступил после Игр-1984 в Сараево. Прошел испытательный срок в год. Задание КПСС – победа на Олимпиаде, озвученное нашей великой фигуристкой Людмилой Пахомовой, выполнено. Принимала меня в партию комиссия из олимпийских чемпионов. От нас – Третьяк.
Тихонов был коммунистом и верил в эти идеи. Команду формировал по спортивным принципам. Не применялось наказаний по армейской линии. Возможно, раньше игроков ссылали в воинскую часть за провинности, но во время моей службы такого не встречал.
— Что ты сделал с партийным билетом после распада КПСС?
— Мной настояли сдать его в ЦСКА, когда уезжал в НХЛ. Настояли реально: иначе бы не подписали обходной лист и просто не выпустили из страны. Если же ты имеешь в виду, переменил ли я тогда взгляды, то вырос в семье, где никогда не обсуждали правильность строя, в котором мы живём. Просто жили и старались приносить пользу своей стране.
— Но в НХЛ-то в конце концов ты уехал.
Потому что я все же хоккеист, а не политик. Лучшие хоккеисты из страны уезжали, и ясно было, что в будущем их будет всё больше. Хотелось попробовать на зуб, что такое эта НХЛ: против ее представителей десятки раз играли, но внутри никогда не варились!
— Никогда не жалел, что поехал?
Мне повезло семь лет провести в лучшем хоккейном мире лиге. Я поиграл в четырех командах, участвовал в Матче звезд. Не жалею о том, что не уехал туда раньше. Возможности такой не было, и смысл жалеть о чем-то недоступном? Гордость за наш хоккей ничуть не умаляется опытом игры за океаном.
В советском хоккее мне было удобнее, чем в российском, куда я окончательно вернулся лишь в конце нулевых, через 19 лет после ухода из ЦСКА в «Нью-Джерси». Вернулся, пожалуй, с опозданием, чтобы быть в нем до конца своим.
Харламов
— С Харламовым стали дружить, невзирая на разницу лет?
С Михайловым и Петровым сначала даже побоялся обратиться. Страшно было: кто я такой, чтобы с ними разговаривать? И оба достаточно суровы. А Валерий Борисович при всей своей легендарности был гораздо доступнее. Честный, открытый, светлый человек, не умевший обманывать!
У него было много знакомств во всех сферах, вся страна любила его, и он всем оказывал помощь. Однажды у меня отобрали магнитофон на таможне. Вез два, оказалось, можно только один. Рассказал об этом Харламову. Он тут же: «Поехали». Ради меня, молодого! Прямо со сборов рванули, благо от Новогорска до Шереметьево недалеко. К его знакомому таможенному начальнику. Вернули. Его авторитет сработал безотказно.
В Москве тогда у меня не было квартиры, жил то на базе в Архангельском, то в пансионате на Песчаной улице — там, где теперь построили футбольный стадион ЦСКА. Номер на троих был с Сашей Тыжных и Сережей Гимаевым. Харламов и Цыганков как «воспитанника» меня иногда брали к себе домой на выходные. Ночевал то у одного, то у другого. Хотя казалось бы, зачем мне, лишнему человеку, семейным людям, имевшим крохи свободного времени? С Харламовым и его женой Ириной гуляли на ВДНХ — он там рядом в сталинской «трешке» жил. И даже отдыхали вместе. К тому времени в Крыму построили гостиничный комплекс «Ялта», лучший курорт в Союзе. Мы с Фетисовым туда много лет подряд ездили. Бывал там и Валера.
В киноленте «Легенда № 17» Харламова показали реалистично?
Образ получился обобщённым. Если честно, в его характере больше взято от Михайлова. Лидерские качества на льду были у Бориса Петровича сильнее. На моей первой клубной Суперсерии в Америке он выезжает после зарубы на пятаке, а у него две кости чуть ли не открыто торчат из смещенного носа. Ему кричат: «Давай зашивать!» Он рычит: «Заклей!» На следующий день его Тихонов держит, выпускать на лед не хочет, но он лезет, выходит на площадку — и опять биться! Поэтому и был капитаном.
— Как Харламов водил машину?
— Спокойно. Вот Петров — тот мог прилично ускориться. А Борисыч старался не нарушать. Много раз ездил с ним на его белой «Волге» с номером 0017, на которой разбились в августе 81-го.
— Какое твое мнение о том, что Тихонов не включил его в состав на тот Кубок Канады? И об обвинениях, что Харламов, страшно переживая это событие, умер из-за него косвенно?
По правде говоря, тренер не включил игрока в состав команды по спортивным причинам. Команда одержала победу, разгромив хозяев в финале со счётом 8:1. Это был единственный официальный турнир на уровне сборных, когда наша команда превзошла лучших хоккеистов НХЛ не в отдельном матче, а в целом по итогам соревнований.
У человека произошла трагедия. Жизнь – такое мгновение. Почему тренер должен нести это бремя? Или Вова Крутов, считавший, что его взяли на Кубок Канады вместо Харламова из-за быстрого восстановления после травмы. Для нас всех Борисыч был кумиром, богом, и мы гордились дружбой с ним. А Крут был еще более чувствительным, чем остальные. Его реакция была близка к нервному срыву.
— Перед вылетом в Канаду Харламову на Кубке европейских чемпионов в Италии назвали лучшим игроком. Его туда приглашали?
Понимаете вы, как на таких соревнованиях подобные награды даются? Тем более — в Италии. Забил он, появился повод хороший. Ведь для соревнований престижно, когда лучшему такому мировому знаменитости, как Харламов, дают приз. Это же и на статус самого турнира в будущем влияет.
Была выходной, потом заезд в Новогорск, а на утро вылет в Канаду. Приехал на базу, все уже в экипировке. И тут вижу Валера в гражданском идет с вещами. «Борисыч, ты куда?» — «Все, я закончил». Имел в виду не с хоккеем, а с Кубком Канады. Конечно, обидно, тем более что были друзьями. Но тренер уполномочен принимать такие решения, и Тихонов его принял.
Несколько дней спустя в Виннипеге за завтраком в ресторане гостиницы накануне выставочного матча Валерий Васильев, наш капитан, не отрываясь смотрит на экран. Там — фото Харламова в черной рамке и лучшие моменты его карьеры крутят. «Что случилось?» — «Харлам разбился насмерть».
Все присутствовали. Несколько ветеранов предложили отправиться в Москву на похороны. Руководство не могло дать согласия. Это технически было невозможно. Даже из Нью-Йорка или Монреаля тогда два рейса в неделю летали в Москву. А мы находились в Виннипеге, на окраине мира. Эмоции были сильны до такой степени, что можно было сойти с ума. Провели собрание, заявили, что будем играть и побеждать этот турнир в память Харламова.
Мы это сделали в том самом монреальском «Форуме», где в первом матче Суперсерии-72 сборная разгромила канадцев — 7:3. Счастливый для нас дворец! Тогда «Кленовых листьев» громил Харламов, а теперь мы — в память о нём. После прилета прямо из аэропорта поехали на могилу Валеры.
— Как ты, собственно, стал лучшим бомбардиром сборной СССР?
Да, 1+10 очков. Такой же результат показали Босси, Троттье и Лефлер, Гретцки на одно больше. Меня включили в «Олл Старз» Кубка Канады, шестерку всех звезд. Из наших там еще был Владик Третьяк, который первую половину финала вытягивал нас на себе, и Сергей Шепелев — автор хет-трика в ворота канадцев. Об этом узнал уже в Москве. У нас об индивидуальных достижениях никто не думал. Играли только на партнера и команду. Кстати, на том турнире наша первая пятерка впервые сыграла в полном составе.
Зарплата в Союзе никак не зависела от количества очков, она была одинаковая для всех. В НХЛ давно уже считали по две голевые передачи, у нас к этому пришли только в конце 80-х годов. В пятерке всегда видно, если кто-то начинает «хомячить», «крысятничать». Игрок тут же слышит от партнеров всё, что они думают. Сила советских пятерок заключалась в том, что никто не тянул одеяло на себя.
— Вы видели, как председатель Ассоциации игроков НХЛ Алан Иглсон не позволил сборной СССР вывезти настоящий Кубок Канады в Москву, сказав, что он принадлежит канадскому правительству?
Кроме того, в этой сцене участвовал человек, противостоявший Иглсону. В раздевалке осталось около пяти человек. Уже упаковывали этот Кубок, а тут вошли несколько людей во главе с ним и попытались забрать трофей. А мы по-английски ничего не понимаем! Тем более не понимаем, с какой стати собираются забирать Кубок, который только что завоевали.
Мы встали между Кубком и Иглсоном. Он и сопровождающие его люди вызвали полицию. Однако канадские полицейские для нас не являются аргументом, ведь Кубок — наш! Затем появился переводчик Сева Кукушкин. Вероятно, этот момент был согласован с нашим руководством. Я точно помню, что среди начальников присутствовали Борис Майоров и, насколько мне известно, Валентин Сыч. Им разъяснили, что Кубок не переходящий и должен находиться в Зале хоккейной славы в Торонто. Для нас это было странным обстоятельством, но по крайней мере все поняли суть происходящего, и спор утих.
Но эта история вышла в канадских газетах. Болельщики собрали деньги, сделали дубликат и передали его в советское посольство! Копию Кубка привезли на «Приз «Известий». Помню, как Васильев и Третьяк забирали ее вдвоем, потому что один человек такую тяжесть поднять не сможет. Эта история показывает, что такое настоящие болельщики. Этот поступок канадцев мы запомнили навсегда.
«Чудо на льду»
Это была главная победа, а полтора года назад произошла главная неудача — поражение американским студентам на Олимпиаде 1980 года в Лейк-Плэсиде. «Чудо на льду», признанное главным событием в американском спорте XX века.
Считаю, что тогда у нас была по составу лучшая команда в истории: ветераны еще были в порядке, подросли мы, а великий Третьяк играл в воротах. Ларри Робинсон уверен, что у канадцев лучшая команда была на Кубке Канады-81. Но и одна, и другая команды потерпели фиаско.
По канадцам у меня ничего сказать нельзя, нам же оправданий не было. Перед матчем все понимали: с кем там играть. Нам даже ничья устраивала, до последней минуты верили, что сравняем. Никто и не думал о проигрыше. И на замену вратаря кивать не надо – ну поменяли, так все равно забивать нужно! Думаешь, нам хоть кто-нибудь перед отъездом говорил: «Проигрывайте кому угодно, но только не Штатам»? И близко нет. Потому что такое и среди руководителей никому в голову прийти не могло.
Считал, что дело было в психологии. Мы там просто просидели. Сначала на Новый год сыграли Суперсерию, потом ненадолго домой — и снова в Америку, опять акклиматизация. Две выставочные игры с американскими студентами, одна из которых выигранная нами — 10:3, нас так расслабила. Понимали, что сильнее всех на голову, а тут еще и все приелось. Уже на автомате всех наших чемпионов в деревне встречали. Будили каждый день в семь тридцать, против чего я, кстати, категорически. У каждого свой организм. Общий отбой — это нормально. Но не общий подъем.
Вокруг не все было благополучно. Несколько дней до Нового года началась война в Афганистане, холодная война достигла своего апогея. Чтобы вылететь из Лейк-Плэсида, посадили в автобус и через канадскую границу отвезли в Монреаль — Нью-Йорк из-за санкций не принимал советские самолеты. Прилетели туда, а решение было принято прямо во время Игр. Нам ничего этого не было известно. Хорошо, что не понимали по-английски — и не могли оценить всё, что говорилось о нас. Но хватало и того, что во время матча новогодней Суперсерии в Филадельфии кто-то Харламову с трибун угрожал: «Приедешь в Нью-Йорк — убьем тебя!»
Это обычная история из жизни, но не объяснение нашего поражения. Если бы Третьяк доиграл этот матч, то мы бы выиграли. Даже Тихонов признал в своей книге, что замена вратаря была ошибкой.
— Американских спортсменов на Играх готовил Херб Брукс, которого ты позже встречал в течение сезона в «Нью-Джерси». Какого он человека?
Надо отдать ему должное. Одно дело — наша самоуверенность, но ведь и ему нужно было сделать что-то невероятное, чтобы заставить поверить в возможность победы над нами. Брукс готовил этих парней много месяцев по нашей системе, это видно и по фильму «Чудо» с Куртом Расселом в главной роли. Советская методика плюс американская психология. Конечно, нам легче всего думать, что только мы проиграли. Но это неправда. И они выиграли.
Фильм я посмотрел с большим интересом, ведь в это время жил в Америке и занимался детским хоккеем. Кино прошло на ура, его крутили не только в кинотеатрах, но и в самолетах. Отдельный показ сделали на Матче звезд НХЛ. Все это очень помогло, поскольку резко возросла моя популярность как одного из пусть второстепенных персонажей фильма. Там говорят — лучшая команда «Красная машина», а у меня своя детская школа в Нью-Йорке! Народ к нам полетел.
С Бруксом в «Нью-Джерси» у нас не очень сложилось, если честно. Может, он ждал от нас с Фетисовым каких-то чудес. Дядька был неоднозначный. Скорее тренер для любителей, а не НХЛ. Сумасшедший мотиватор — но не на длинной, а на короткой дистанции. На первом собрании спрашивает: «Почему мы не можем выиграть Кубок Стэнли?» Ребята начинают отвечать подробно, профессионально. А Брукс выслушал все это и закончил выводом: «А почему нет?». Мы между собой посмеялись. И через какое-то время Херб меня о чем-то спросил при всех. Вдруг у меня это воспоминание ожило, и я сам для себя неожиданно его передразнил: «А почему нет?». Он так рассвирепел, что клюшку в стену швырнул.
К Славе относились так же, как ко всем остальным. Кен Данейко пять сезонов подряд играл без пропусков матчей. А Брукс решил, что каждый должен пропустить по одной игре. Почему — никто не знал. У Кенни случилась истерика, когда узнал, что его самую длинную в лиге серию хотят прервать. Он пошел к генеральному менеджеру Лу Ламорелло, у них был серьезный разговор, и в итоге Данейко дали сыграть. Иначе я за него не ответил бы.
В книге Валерия Лобановского есть правило: «Не увидь, не услышь, не скажи». Тренер должен замечать всё, но порой сохранять видимость невнимательности. Если говорить, то слова должны быть как приговор. У Брукса в жизни команды было слишком много присутствия. Хоккеистов «Нью-Джерси» он быстро утомил. Но всё равно отношусь к нему с огромным уважением. Когда потом встречались на мероприятиях, общались очень хорошо. Всегда поздравлял с праздниками, писал. Увы, в 2003 году погиб в автокатастрофе.
Торжество в залах «Метрополя», местом встречи Сталина и Мао, «приемы» свиданий с супругой, один мобильный аппарат для всех сотрудников.
— В «Метрополе» проходила свадьба с Жанной, с которой вы в браке уже 41 год?
В 83-м году Тихонов позволил нам отгулять свадьбу в процессе сезона. Чемпионат страны уже завершился, ЦСКА одержал победу, и предстояла подготовка к ЧМ. В последний день перед заездом на сбор в Новогорск мы праздновали. Жанна была беременна, и хотелось порадовать её. Обратился к Виктору Васильевичу, объяснил ситуацию. Хорошо, говорит, вот есть день, 18 марта — тогда и делай.
У нас был знакомый, директор гостиницы «Метрополь» Николай Моисеев. Благодаря ему мы обычно ездили в Ялту. Гостиница «Ялта», как и «Метрополь», принадлежала системе «Интуриста». Летом попасть туда было непросто, но он помогал. Где-то за месяц до свадьбы сообщил ему о ней, и тот тут же предложил: «Давай сделаем в Красном зале». В этом зале когда-то Сталин принимал Мао Цзэдуна.
«Метрополь» являлся одним из лучших ресторанов Москвы. На столе лебеди с выгнутыми шеями. Красота! В этом присутствовал наш общий с Фетисовым друг Владимир Островский, директор ресторана гостиницы «Советская». Там встречались и армейцы, и сборники.
— Тихонов тоже был, тост произносил?
— Нет. После заключительного матча чемпионата он всегда на несколько дней уезжал в Ригу. Там отдыхал на берегу моря, проводил время с семьей, поднимал записи о сборной и чемпионатах мира. Полностью отключался от первенства страны и переключался на сборную. В первые три-четыре дня подготовки к ЧМ старшего тренера не было, и мы всегда работали под руководством Владимира Юрзинова по чисто восстановительной программе — кроссы, футбол, хоккей с мячом. Чтобы продышаться. А нам после свадьбы действительно нужно было продышаться. Хорошо, разрешили собраться на базе к обеду, а не с утра.
Как топ-хоккеисты находили своих будущих жён?
С Жанной познакомились в Ялте, отдыхая одновременно — я с Фетисовым, а она — со своей подругой Леной Коневой, внучкой маршала Конева. Жили в одном блоке номеров «люкс». Она знала, кто мы такие, и интересовалась хоккеем. Покорила не только красотой, но и интеллигентностью, манерами, уровнем культуры. Работала в Министерстве нефтяной промышленности СССР, занималась планированием добычи нефти. Готовила доклады по месторождениям, и на ней лежала большая ответственность. Это уже говорило о многом, поскольку тогда женщинам важные посты в Союзе доверяли редко. При этом она была совершенно не «сухарем».
После рождения сына Ленки в 83-м году она перестала работать. В первые дни Тихонов встречал её с цветами у министерства, в редкие дни, когда позволял нам отлучиться. На машине мы ехали в ресторан или к ней домой. У меня еще ничего не было — крошечная «однушка» на Речном вокзале, которую мы получили со Славой в доме ЦСКА, была такой, что туда приличную девушку даже везти неудобно: без ремонта, запущенная.
Мы встречались с Жанной не только по официальным отпускам. Было множество схем. Вечером у нас были свободные часы: семь — ужин, одиннадцать — отбой. К этому времени нужно было вернуться обязательно, если не успевал — это серьезное нарушение. Кузькин следил за этим и никогда не оставил бы без внимания. Через окно не получится выбраться — третий этаж. Но в эти четыре часа мы могли спокойно выйти с базы якобы подышать свежим воздухом. На самом деле ездили в город и обратно. Дороги тогда были пустыми, пробок не было, ехать менее получаса. Тем более в ГАИ нас все знали — свои люди. И если даже превышали скорость — не останавливали.
С телефоном возникали большие трудности. Непонятно нынешним молодым людям, поскольку мобильных не существовало, а стационарный аппарат располагался один на всю базу у входа в корпус. Когда мы все собирались около телефона и ждали своей очереди для звонка — смеяться тут было нечего. Если нужно было пару слов сказать — естественно, пропускали. Иногда приходилось воспользоваться авторитетом — первая пятерка имела в этом смысле некоторый карт-бланш.
Жанна без труда приняла мой образ жизни. Ее отец был полярным летчиком, и с детства она привыкла к такому режиму.
В то время считалось, что в первый год после бракосочетания результаты спортсменов падают из-за адаптации к новой жизни.
Когда мы начали встречаться, я словно на крыльях любви попал в символическую сборную победителей Кубка Канады. А после свадьбы отыграл свой лучший чемпионат мира, получив в Германии приз лучшему защитнику ЧМ. Это был действительно замечательный год!
Жанна повлияла на меня во многих аспектах. Она дисциплинировала меня, особенно касательно отношения к режиму. Добавила максимализма. Чувство ответственности за фамилию и семью стало ещё сильнее. С одной стороны, нужно гордиться ими, а с другой — отдавать все, чтобы имидж семьи был максимально высоким. Я — ленинградец, а она — москвичка, в москвичах это качество сильно развито.
Благодаря Жанне мне повезло с кругом общения. Это Лена Конева, а через неё — легендарный Игорь Моисеев со своим ансамблем народного танца. Ещё Лера Александрова, внучка руководителя ансамбля песни и пляски Министерства обороны. Был и у Александрова в Доме на набережной, и у Моисеева. Игорь Александрович полон энергии, даже отпраздновав столетний юбилей!
Два гола, спасшие ЦСКА чемпионство, и критика Тихонова.
Вы с ЦСКА всегда побеждали на чемпионатах СССР, разве нет? Только в 1985 году были близки к поражению. Что случилось тогда?
В «Динамо» выросло звено Светлов — Семенов — Яшин, которое вместе с парой защитников Билялетдинов — Первухин и Мышкиным под началом вратаря сделали команду сильной. Уход Моисеева из ЦСКА был ударом по нам и усилением для динамовцев. Тихонов против этого выступал, понимая опасность, так как Юрий Иванович серьезно вырос как специалист. Думаю, всё решалось на самом верху. Если бы был жив Юрий Андропов, который приглашал Тихонова в ЦСКА и сборную — мне кажется, Моисеева в «Динамо» не отпустили бы. Но в феврале 84-го его не стало, а летом того же года Моисеев возглавил «Динамо».
Первый сезон без Третьяка выдался для нас трудным. До самого последнего дня он выступал на высочайшем уровне. О его уходе мы узнали только придя на предсезонку. После победы на Олимпиаде в Сараево Третьяк попросил Тихонова, чтобы с последующего сезона мог готовиться к матчам дома, а не на базе. Тихонов отказал, после чего Третьяк завершил карьеру. Если бы меня спросили, могу ли жить дома Владик, я бы сказал «да». Мы все относились к нему с большим уважением. Но нас не спрашивали. Тихонова логика состояла в том, что отпустив одного — захотят и другие.
Вся кампания «Динамо» держало первенство. У Моисеева с его стремлением продемонстрировать свой уровень как главного тренера, всё складывалось удачно. В финальной части соревнований у нас были два прямых противостояния подряд (плей-офф тогда в чемпионатах СССР ещё не внедрили). Прим. И.Р.И если бы в первом мы проиграли, всё было бы кончено. Тот матч должен был пройти раньше, но 10 марта 1985 года умер генсек ЦК КПСС Константин Черненко, объявлено было траура — и игру перенесли.
За пять минут до финальной сирены «Динамо» вело 2:0, у нас не удавалось добиться успеха. Мы оказались на грани поражения. В это мгновение случилось то, что стало самым запоминающимся моментом за все годы выступлений во Всесоюзных чемпионатах.
В тебе появился навык снайпера, и ты поразил ворота дважды.
Сначала шайбой пересек синюю линию и с двух третей зоны резко бросил с кистей. Попал точно в левую девятку. Потом снова подключаюсь к атаке. Терять уже нечего, счёт 1:2, игра заканчивается. После первого ответного гола почувствовали запах крови. Динамовцы не знали, что такое выигрывать чемпионат, а у нас этого победного опыта было много.
Не помню, отдал ли кто-то пас или шайба ко мне случайно отскочила. Я принял ее неудобной рукой, сделал пару шагов и с той же бросил. Шайба перескочила через щиток Мышкина и оказалась в дальнем углу. Все армейцы, даже со скамейки запасных, прибежали ко мне в угол площадки и навалились сверху. Могли и раздавить. Бывают дни, когда для тебя сходятся все звезды. Это был такой вечер, а еще один — когда я, защитник, ухитрился забить четыре гола в одном матче Кубка чемпионов — финской «Таппаре».
В матче с «Динамо» результат был вничью, а перед последней игрой отставание составляло одно очко. Нам нужна была только победа. Виктор Васильевич не давал успокоиться. После каждой игры проводился часовой видеопросмотр, на котором я неожиданно получал от него по первое число. Такая была его стратегия — любого мог опустить с небес на землю. Ты ни секунды не мог чувствовать себя спокойно. Все время был взвинчен, на нервах. Но это работало и приносило результат.
— Что сделал он после спасения тебя броском мяча?
Разговаривал о моих ошибках в защите резкими, неприятными словами при всех. После игры у меня было прекрасное настроение — а тут удар по самолюбию. До конца привыкнуть к этому было невозможно. На собраниях Тихонов умел задевать за живое. Задевал же не для того, чтобы морально сломить, а чтобы разозлить, разбудить в тебе победителя. Да, от его максимализма порой выливалось. Но можно играть в СКА тех времен без стремления и уходить в деградацию. Этот вариант меня не устраивал. Лучше сразиться — а потом выйти и победить.
Кто для Виктора Васильевича был благом, а кто — злом, пусть каждый решит сам. Для меня — однозначно добро. Тренер — человек, отвечающий за результат. Лучшая хоккейная команда страны, одна из лучших в мире — не детский сад, где главное, чтобы было комфортно. Тут из тебя выжимают результат любыми методами. Иначе не будет ни тренера, ни команды, ни победы.
— Как сыграли повторный матч с «Динамо»?
— Выиграли — 10:1.
«Убийство» завершило Кубок Канады, Гретцки признан лучшим игроком за всю историю.
Что тебе больше всего запомнилось как плохого за всю хоккейную жизнь?
Третий матч финала Кубка Канады 1987 года выиграла Канада благодаря судейству. В остальных ситуациях об этом можно говорить с осторожностью, но такого союза нарушений, как тогда, я больше нигде и никогда не встречал!
Перед третьим матчем судья Дон Кохарски подъехал ко мне и указал на свитер: мол, Алекс, после игры подаришь? Если бы он судил нормально, может быть, и подарил бы. Но после матча, особенно после победного гола «Кленовых листьев», он к нам даже не подошёл. Потом, когда я уже приехал в НХЛ, он судил игры с моим участием, но никакого общения не было. Что я его, убивать буду? Просто с усмешкой на него смотрел.
— Считаешь его негодяем?
Специфичный человек должен быть, чтобы согласиться на такое дело. Вероятно, он обычный человек в жизни, но здесь просто выполнил порученную задачу. Сейчас подобных убийств в хоккее исключено. Во-первых, есть видеопросмотры. Во-вторых, любой повтор могут видеть не только судьи, но и болельщики на кубе. И они тоже хотят справедливости — даже по отношению к сопернику. В Канаде культура болельщиков очень высока. И, хоть мы проиграли, это был лучший хоккей в моей жизни.
— 6:5, 5:6, 5:6 — результаты матчей красноречивы. По какой причине на второй и третий матч финала ехали в Гамильтон, где нет команд НХЛ?
Дворец вмещает 16 тысяч человек, а связано это с тем, что тогдашний владелец «Торонто Мэйпл Лифс» Гарольд Баллард, ярый антисоветчик, заявил: «Пока я жив, русские здесь играть не будут». И действительно — ни на клубном уровне, ни на уровне сборных долго там не играли. Не то чтобы я считал Гамильтон, пригород Торонто в 40 минутах езды, неудачным городом для нас — хоккей-то был потрясающий. Во второй игре был овертайм, причем двойной. Один гол отделял нас от победы в турнире. Момент был и у меня. Но забил Марио Лемье.
К девятой минуте третьего матча счет был 3:0 в нашу пользу. С этого момента Кохарски стал обслуживать канадцев. Нам свистели все, им — ничего. Хорошая подборка эпизодов из того матча ясно показывает всё. Даже если бы давали нам выиграть, это не изменило бы итог. Развязка произошла на 59-й минуте. В чужой зоне Дэйл Хаверчук откровенно цепляет Бычка, Славу Быкова. Но Кохарски молчит. Тут же контратака — и трое канадцев выходят на одного Игоря Кравчука. Лемье забивает самый легкий гол в жизни. Кубок Канады теперь у канадцев.
В чисто хоккейных моментах канадцы вас превзошли? Главный тренер Майк Кинэн рассказывал о том, что иногда использовал советскую традицию четырёх звеньев, которые выходили строго по очереди — под ваше четвертое звено он ставил первую тройку с Гретцки и Лемье.
В это можно поверить — в то время канадские тренеры и наши отличались именно этим. Можно даже одного игрока в нужный момент переиграть, уже преимущество будет. Тем более когда хозяева имеют право последней замены. Мы на такие нюансы внимания мало обращали. Конкретные звенья против тройки соперников не готовили — Виктор Васильевич такого не практиковал.
В заключительной серии Кинэн преподнес сюрприз: объединил двух звёзд-центра форвардов — Гретцки и Лемье — в одну тройку.
Решение, пожалуй, не требует выдающихся интеллектуальных способностей, но такого ранее никто не применял. Тем не менее, мы были не хуже. Матч получился абсолютно равным.
Ты считаешь Гретцки лучшим хоккеистом за всю историю?
Несмотря на патриотизм и гордость отечественным хоккеем, НХЛ — ежедневная война, каждый матч — вопрос жизни и смерти. Когда говорят о негласном распоряжении Гретцки не бить, это ложь. Я смотрел записи — были моменты, когда ему так вставляли, что мало не покажется. Сам я тоже жестко играл против Вани, как мы его в сборной СССР называли.
Его не могли поймать не из-за желаний лиги его оберегать, а благодаря уровню понимания игры. У Гретцки в момент приема шайбы было семь-восемь решений, что с ней делать дальше. Лично мне сложнее было против Марио Лемье. Он побыстрее, поатлетичнее и ответить может как следует. Однажды в НХЛ я сыграл против него грубо, а потом получил от него в спину. После этого Лемье жестами показал: раз ты так, то и я — тоже. Никаких вопросов, все по-честному!
Гретцки с его безумной бандой из Эдмонтона, Мессье, Курри, Коффи и другими в одной из клубных суперсерий разгромили нас со счётом 7:2. Всё потому что после гусей они были. В смысле — после католического Рождества, на которое этих самых гусей и едят. А у нас никакого праздника не было!
— Что залог успешности вашего прекрасного результата?
Все пятеро смотрели хоккей как единое целое. В такой-то точке поля с шайбой можно отдавать в определенную зону автоматически — сто процентов, что кто-то из команды будет там. Понимали друг друга так, что правильно говорит Фетисов: на льду играли уже без тренера. Не потому, что не слушали Тихонова — просто находились в своей стихии. Результат давало и то, что подобраны были вместе совершенно неслучайно, и подготовка, и взаимопонимание.
Тренировали пятерками и по хоккею, и по футболу, и по баскетболу, и по гандболу. Чтобы сыгранность и взаимопонимание были такими, что разбуди ночью — точно сыграешь на партнёре. Даже бегали — тоже пятерками! У нас были базовые упражнения — против давления, против отката. В зависимости от схемы соперника — 1-4, 1-2-2, 1-3-1. До автоматизма знали, как играть в чужой зоне с подключением защитников, чтобы не привезти контратаку.
Последние 15 лет я часто играю с Буре, Могильным и Федоровым. По отдельности каждый из них сильнее всех нас, даже Макарова в лучшие годы. Но такого понимания игры, как у моих ребят, у них нет. Мы же играли в более коллективный хоккей. Найти противоядие этому было сложнее, чем против самых великих мастеров. Ведь те были сами по себе, а мы — все вместе.
Фетисов
— С Фетисовым знакомство завязалось на молодежном чемпионате мира, раньше перехода в ЦСКА. А первый раз , как личность, впечатлил… ?
В первом же моём сезоне в ЦСКА случился инцидент, который продемонстрировал бесстрашный характер Славы. Не побоялся он при всех открыто возразить Виктору Васильевичу, хотя было понятно, что этот спор ему не удастся выиграть.
В двадцать лет Фетисов вошел в символическую сборную ЧМ-78 в Праге, выступая вместе с Михайловым, Петровым и Харламовым. Но в какой-то момент Тихонов решил подтянуть его. Сформулировал состав с Геннадием Цыганковым и первым звеном — видимо, чтобы ему было с такими товарищами легче расти. А Славу — с Сергеем Бабиновым и тройкой Капустин — Жлуктов — Балдерис.
Слава разгневался, когда ему вручили желтую тренировочную форму. В раздевалке он наделил зеленую форму звена Петрова и вышел на лед. Тихонов принудил его вернуться и переодеться, после чего Фетисов отказался участвовать в открытой войне. Этот эмоциональный момент запомнился всем. Все понимали, что Слава боролся за справедливость, желая играть с тем звеном, с которым он побеждал. Но год прошел с тех пор, половину которого Фетисов пропустил из-за травмы. Тихонов своим решением показал, что места в звеньях никем не забронированы.
В итоге все события привели к тому, что Фетисов и я впервые на Олимпиаде-80 выступали вместе. Цыганков по мнению Тихонова не смог выступить во время межсезонья и уехал в Ленинград, а Бабинов получил травму перед Лейк-Плэсидом. Так, частично случайно, мы были объединены на десять лет.
Фетисов являлся лидером нашей пятёрки — и на тренировках, и в матчах, и в жизни. Слава всегда любил одеваться ярко, делать стильную причёску. В то время модно завиваться, а у нас в Киеве были друзья-парикмахеры. Из игроков ЦСКА завивку делали трое — Харламов, Фетисов и Сергей Гимаев. Да-да, Наилич, пусть земля ему будет пухом, тоже был экстравагантным парнем. У меня же такого желания не было.
В молодости Фетисов стремился делиться своим мнением, хотя в том времени это считалось неприемлемым. Поэтому уверен: если бы судьба свела его с НХЛ раньше, он непременно стал бы там суперзвездой. Ведь этот статус предполагает яркую личность и медийность, которыми Славу было несомненно обладать всегда, и равных ему в этом трудно найти.
— Правда, что ты у Фетисова даже дома жил?
Приехал из Ленинграда, поселили в армейском пансионате на Песчаной улице. В начале часто ночевал у Цыганкова или Харламова, но так долго нельзя было. А со Славой мы с молодости такие друзья, что вещи к Фетисовым перевез. Мама Славина кормила и обстирывала не только сына, но и меня. Бегали на пятый этаж хрущевской пятиэтажки без лифта, где жили. Продолжалось это год-полтора.
— И даже сражались вместе, словно мушкетеры из романов Дюма.
После первого моего сезона в ЦСКА, когда Слава из-за травмы пропустил ЧМ-79, а меня отстранили от сборной в последний момент, мы поехали в отпуск в военный санаторий под Сочи, в Мацесту: ему врачи для процедур назначили. Накануне возвращения пошли в известный в тех краях ресторан «Кавказский аул» на прощальный ужин.
В какой-то момент меня толкнули пьяные парни с Кавказа. К хоккею это отношения не имело, о нас они ничего не знали. Обычная ресторанная свара. Разговор начался с одного, потом выбежали другие — целая компания. Местные себя хозяевами территории считали. Ко мне, заметив обстановку, тут же пришёл на помощь Слава. Два против десяти. Завязалась драка, мелькнул нож. Всё могло закончиться очень плохо. Не могу сказать, что стало страшно, потому что думать там некогда: всё решалось на уровне рефлексов.
В этой драке не разобраться, кто из нас сломал челюсть одному из главных людей в компании. Мы сразу оттуда ушли, но после нас погнались. Наутро выяснилось, что всё происходило с местной золотой молодёжью, а мы сломали челюсть сыну сочинского чиновника. Хотели свалить всё на нас, но нашлись свидетели и разобрались правильно. Единственное — попросили незамедлительно покинуть город (что и так было в наших планах) и по дороге в аэропорт заехать в больницу к парню и поговорить с ним. Заехали, поговорили и улетели.
Наша общая история сплотила нас не только на льду. Там мы просто чувствовали спины друг друга. Даже ощущали физическое состояние в данный момент. Если Слава был лучше, он больше подключался, обыгрывал, атаковал, а я страховал. Если наоборот — я.
— Самый ужасный момент вне льда ясен. А на льду как?
Во время тренировки ЦСКА Слава передал мне клюшку, шайба от нее ударилась у меня в горло. Нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть, прямо в гортань! За несколько секунд вся жизнь промелькнула перед глазами, но я сохранил сознание и в итоге отдышался. На скорой помощи доставили в военный госпиталь Бурденко, после этого дней пять не мог говорить.
— Как Фетисов стал капитаном ЦСКА?
В 81-м году летом, на сборах. В двадцать три года — очень молодым возрастом для этого. За первые полгода сезона предыдущего года, как и много лет до этого, командой руководил Борис Михайлов, а в декабре завершил карьеру. Остальное время букву «К» носил Желудок, Витя Жлуктов. После Тихонов назначил капитаном Славу. В армейской команде не могло быть речи о каких-либо выборах.
Во второй части беседы— о громком конфликте в ЦСКА конца восьмидесятых, семи годах Касатонова в НХЛ, олимпийских сборных Нагано-1998 и Сочи-2014, сложных обстоятельствах России девяностых годов, работе генеральным менеджером в родном СКА.