Из Нижнекамска в «Витязь» позвал Прохоров

— Как получилось с переездом из Нижнекамска в Подольск?

— Это решение вызвало немало споров. Речь идет о той же команде, которая впоследствии, как юниорская сборная России 1998 года рождения, приняла участие в чемпионате МХЛ и должна была отправиться на юниорский чемпионат мира. Однако произошла известная ситуация с употреблением мельдония. Я уверен, что если бы этого не случилось, значительно больше игроков из той сборной сейчас выступали бы в НХЛ. У нас была самая сильная команда, и мы, несомненно, завоевали бы ту победу на чемпионате мира.

Первоначально планировалось организовать командный сбор на базе ледового центра «Созвездие» в Ясеневе. Однако выяснилось, что поблизости отсутствует отель для размещения игроков. В конечном итоге было решено использовать базу «Витязя». Я посещал это место на трех сборах – в течение самого сезона. Команда проводила матчи против ЦСКА, «Динамо» и сборной Москвы. Недавно встречался с Виталием Прохоровым, который рассказал, что приехал в Нижний Новгород на игру с Нижнекамском, чтобы посмотреть защитников Белоглазова и Ермилова. Но так сложилось, что именно я привлек его внимание – после игры он сказал: «Нужно его приглашать». Получил контакт моего отца, связался с ним и начал общение.

В то время мы выбирали между Нижним и «Витязем». Мы неоднократно ездили в Подольск на сборы, скрывая это. Каждый раз мы придумывали различные предлоги: то тетина свадьба, то поездка к бабушке в Брянск. Однако на третий раз все уже начали догадываться, что происходит. Один из родителей буквально удержал меня за руку: «Куда ты направляешься? Ты, словно крыса, уползаешь от нас?!» И тренер был очень расстроен.

При моём первом визите в «Витязь» я был поражён уровнем игроков и организацией. В конечном итоге он выкупил меня, что привело к скандалу. «Нефтехимик» не хотел отпускать меня, но и не имел права этому воспрепятствовать — это не рабство. Там рассчитывали, что мне исполнится 13 или 14 лет, чтобы продать меня за 600 тысяч рублей, а не за 450, как было ранее. Прохорову было неважно, он был уверен, что меня необходимо приобрести.

— Не пожалели?

— Какое там сожаление?! В рамках первого двухнедельного сбора мы отправились на поезде из Москвы в Финляндию. На замечательную базу, где находилось множество спортсменов, представляющих различные виды спорта. Озера, рыбалка – и помимо хоккея, это произвело на меня сильное впечатление. Затем последовал недельный турнир в Чехии, сборы в Швейцарии… Для меня, юноши из Нижнекамска, это казалось чем-то нереальным. Еще недавно я тренировался дома, ездил на турниры максимум в Санкт-Петербург, Пермь или Казань, а теперь внезапно оказался в швейцарских горах, в Ликербаде, где готовилась к сезону команда КХЛ — кажется, «Локомотив». Я был потрясен. До этого за границей я, возможно, лишь однажды побывал с родителями в Турции.

Еще во время поездки на сбор, уклоняясь от «Нефтехимика», я был очень впечатлен обширной базой в Подмосковье, которую мы арендовали. Там имелись все условия: теннисный корт, бассейн, высококвалифицированные тренеры. Через год пришел Игорь Гришин (нынешний тренер «Нефтехимика». — Прим. «СЭ»), я поддерживаю хорошие отношения с человеком, который помог мне улучшить технику катания. Я также благодарен Игорю Владимировичу, главному тренеру Виталию Владимировичу Прохорову и Андрею Романовичу Селецкому, нашему меценату, который оказывал финансовую поддержку и сопровождал нас. Они внесли огромный вклад в наше развитие.

— А как Гришин катание исправлял?

— Мы отправились в Финляндию, и мне указали, что моя посадка слишком высокая, необходимо «присесть». В какой-то момент тренеры были настолько возмущены, что заявили: «Если ты хоть один раз выпрямишься во время упражнения, мы тебя удалим с тренировки и заставим пробежать десять километров». И действительно, меня удалили. Мне пришлось пробежать кросс вместе с женой Прохорова. С того момента я начал постоянно об этом размышлять, и мое катание претерпело изменения.

— В Подольске у вас была такая сильная мотивация к игре, что вы ежедневно выходили на лед еще до рассвета, с шести до семи утра, лишь вдвоем с вратарем, и постоянно бросали шайбу…

— С Мишей Бердиным мы поддерживаем хорошие отношения до сих пор. К нам нередко присоединялся еще один вратарь — Максим Дорожко. Впоследствии оба они оказались в КХЛ, а Бердина выбрали на драфте в НХЛ, он почти до нее дошел. Также с нами иногда выходил Гера Рубцов, который в настоящее время играет в «Спартаке». Мы навещали его в деревне неподалеку от Подольска — у него прямо возле дома находилась коробка. Там катались с какими-то дедами. В общем, получилась хорошая компания.

В Подольске нам всегда предоставляли просторную площадку для занятий — с 6:30 до 7:30, что позволяло пропустить первый урок. Я и сам не особо стремился в школу, зато очень хотел кататься. Особенно мне нравились упражнения с вратарями. Я подходил и спрашивал: «Где у тебя уязвимое место при падении? А где, когда ты сидишь?» Я всегда выступал в роли нападающего защитника, и это приносило удовольствие. Наши товарищи открыто говорили, ведь мы были одной командой.

В возрасте семнадцати лет он выступал с речью в Зале хоккейной славы

— Перед началом сезона прохоровской сборной в МХЛ, которая в конечном итоге не отправилась на ЮЧМ, которого все ожидали, вы уже находились в Канаде. Объясните, как это произошло?

— У меня тогда был выбор. Один из вариантов заключался в том, чтобы остаться в России и выступать за национальную команду, предварительно заключив трехлетний контракт с «Ак Барсом». По условиям контракта, в течение года игрок отдавался в распоряжение сборной, а последующие два года проводил в Казани. Однако возможности для молодых игроков казались неопределенными, поскольку в Казани им не предоставляли достаточного игрового времени.

— Поскольку вы играете на позиции атакующего защитника, а система, разработанная Зинэтулой Билялетдиновым, не подходит для такого игрока, форвард Андрей Свечников также принял решение уехать за границу.

— Да, меня оценивали как талантливого молодого хоккеиста, однако их система оказалась несовместима с моими особенностями. Мы обсуждали это с руководством клуба, но четкого представления о том, как они видят мое развитие, не получили. В Канаде же предложили: «Проведи год — участвуй в драфте. Если готов – сразу играй в НХЛ, если нет – еще год можешь отработать у нас, а затем выступать в АХЛ». Это меня не насторожило. А в Казани я услышал, что в моих планах нет. Поэтому родители, посоветовавшись со мной, решили отправиться в Канаду. Несмотря на мое нежелание и страх перед неизвестностью – другая страна, отсутствие знакомых, незнакомый язык – все оказалось хорошо.

— Значительное число уехавших из России юниоров не достигают успеха в канадских лигах. Что стало причиной вашего успеха?

— Я думаю, это был режим. Я не посещал школу там, поскольку учился онлайн в России. Мой день начинался так: я просыпался, завтракал и отправлялся на тренировку с тренером по защитникам. Мы полтора часа катались на льду, затем анализировали видео и обедали. После этого я отдыхал — либо на арене, либо дома. Затем к нам присоединялась вся команда, и мы снова выходили на лед. Период, когда, в дополнение к общим тренировкам, я трижды в неделю мог заниматься индивидуально с тренером по защитникам, совершенствуя свои навыки и отрабатывая броски, оказал на меня значительное положительное влияние. У меня было искреннее желание заниматься.

— Вас принуждали посещать индивидуальные занятия?

— Нет. Хотя там присутствовало немало отвлекающих факторов — девушки, алкоголь. В Канаде хоккей любят все. Можно было, так сказать, вообще зайти не в ту дверь. Но я спокойно воспринимал это, поскольку меня интересовал хоккей. Всё казалось очень увлекательным, всё было новым. Поэтому, вероятно, и получилось.

— В Северной Америке возрастные ограничения при продаже алкоголя соблюдаются более строго, чем у нас — по крайней мере, это было так несколько лет назад. Меня, человеку уже за 50, там могут попросить предъявить удостоверение личности, подтверждающее достижение 21 года. А у вас как решался этот вопрос?

— Несмотря на это, вечеринки всё равно устраивались. Однажды один из старших игроков, которому исполнилось 19 лет, самостоятельно приобретал и доставлял алкоголь на личном автомобиле. В хоккейной команде, в возрасте 17-18 лет, столкнуться с подобными ситуациями – обычное явление. Главное, чтобы это не повторялось еженедельно. На второй год моей работы у нас возникли определенные проблемы, после чего я заявил: «Ребята, нужно прекратить, мы движемся по неверному пути». К счастью, всё это закончилось. И наш тренер был замечательным.

— Поддерживаете ли вы связь с семьей, проживавшей в Виндзоре?

— Они, безусловно, посещали нас в Тампе. В Солт-Лейк-Сити они еще не были, но каждый раз, когда мы прилетаем в Детройт, они приезжают, так же и в Торонто. В течение сезона у нас обычно проходит пять игр с их посещением. В Монреаль они приезжали на мой матч финала Кубка Стэнли в 2021 году…

Они заменили мне родителей. Занимались воспитанием, устанавливали правила, помогали по хозяйству и настаивали на изучении английского языка. Несмотря на это, я, как и любой подросток, предпочитал уединение, проводил время в телефоне и поддерживал общение с друзьями из России. Они изымали у меня телефон и выводили из комнаты, требуя: «Пора готовить, расскажи, как будет нож, как — вилка». Впоследствии генеральный менеджер нашел мне репетитора. Мы посещали рестораны, где она обучала меня правильному общению – со сверстниками, с менеджерами, со старшим поколением. Она учила проявлять уважение к людям.

— Им вас было легко воспитывать?

— Мне кажется, это непросто. Семнадцать лет — период бунтарства. Я благодарен, что они проявили терпение и не отказались от меня.

— Когда вы впервые поняли, что обладаете значительным талантом и способны на многое?

— До сих пор об этом как-то не задумывался.

— Что послужило поворотным моментом, когда появилась настоящая вера в собственные силы?

— После первого сезона в Лиге Онтарио я был удостоен звания лучшего защитника лиги. Сезон завершился, наша команда выбыла из плей-офф, а я принял участие в чемпионате мира среди молодежных сборных. По возвращении в Россию мне сообщили, что я стал обладателем приза лучшему защитнику ОХЛ. Я был поражен. Затем я отправился в Зал хоккейной славы в Торонто, чтобы получить награду, и даже произнес там приветственную речь. Для 17-летнего юноши это было поистине незабываемое событие.

— В Зале хоккейной славы?!

— Именно! Затем последовал драфт, и я был выбран под девятым номером. Тогда я подумал: «Невероятно!» В тот момент мне показалось, что я могу взлететь. Я начал уверенно заявлять в интервью, что вскоре начну выступать в НХЛ. Более опытные игроки в «Монреале» смотрели на меня с удивлением: «Что это еще за мальчишка тут рассуждает?»

Я выходил на лед, зная, что способен превзойти соперников. Тогда я был убежден, что смогу справиться со всеми. Сейчас эта уверенность угасла, ведь с опытом приходит осознание собственной не всесильности. Но в восемнадцать лет… И тем не менее, события развивались стремительно: год в Канаде, девятый номер драфта, дебютные игры в НХЛ. Самый молодой защитник в истории «Канадиенс»… Эта избыточная уверенность мешала мне возвращаться в команду ОХЛ. Благодаря ей я ощущал себя не юниором, а игроком Национальной хоккейной лиги.

— В тех немногих первых играх в Национальной хоккейной лиге, которые вам в 18 лет сразу предоставили в «Монреале», вы чувствовали себя уверенно?

— Нельзя сказать, что на все сто процентов. Я играл свои 12 минут, опасался допустить ошибку, не хватало опыта североамериканского хоккея среди взрослых игроков. Но мой вес уже составлял 96 кг, поэтому я не боялся силовых единоборств. Когда меня обменяли в «Тампу», это стало для меня неожиданностью, и я опасался потерять уверенность. Но даже тогда говорил в интервью: «Моя цель — попасть в НХЛ. В АХЛ играть не буду». Как-то Хедман потом рассказывал, что читал это и думал — кто это такой, кого мы приобрели? Но потом вышел на лед со мной и увидел, что я способен на многое. И дело пошло.

Обмен в «Тампу»

— Вам было непросто во время перехода в «Тампу»? Не каждый игрок проводит в одном клубе тридцать матчей, а вас, несмотря на драфт в первом раунде, уже через год обменяли.

— Принять это оказалось непросто. Мы в тот момент отдыхали на Кипре вместе с родителями и друзьями. Для моего детского самолюбия это стало серьезным потрясением. Я огорчился, так как в моем представлении уже был четко спланирован весь мой путь: я уже мысленно играл в первой паре с Ши Уэбером, забивал двадцать голов в дебютном сезоне, обгонял Андрея Маркова по результативности. Мне нравилось представлять будущее и прокручивать возможные варианты развития событий. А тут – обмен.

Мы подробно обсудили все вопросы с агентом, отцом и матерью. Для каждого из нас это был новый опыт, и никто не знал, как лучше поступить. Однако, прибыв в Тампу, я убедился, что все сложилось наилучшим образом. Первым меня встретил Никита Кучеров: мы сразу отправились на обед и пообщались. Он всегда готов помочь, и это заметно. Для него приоритет – это команда.

— Было ли легко найти общий язык с Джоном Купером? Какое у вас о нём мнение?

— Купер впечатляет. Его скорее можно назвать менеджером, а не типичным тренером. Он особенно силен в управлении командой, создании эффективных взаимоотношений как в тренерском штабе, так и в раздевалке, а также в определении необходимых усилений состава. Конечно, он хорошо понимает хоккей, но его ключевое умение — находить подход к игрокам.

— Похоже, что в данный момент для наставника команды приоритетнее организаторские и лидерские способности, нежели непосредственно хоккейный опыт. Вы согласны?

— Возможен такой вариант. Тренерский штаб детально прорабатывает тактику и программу подготовки. Главный тренер не должен вдаваться во все нюансы – его задача создать такую обстановку, чтобы каждый понимал свои цели и задачи. Необходимо, чтобы в раздевалке царила комфортная атмосфера, а на льду действия были отлажены и организованы.

— Можете рассказать, каким образом Купер продемонстрировал свои управленческие качества?

— В первый год после моего обмена команда располагала девятью защитниками, заключившими односторонние контракты. Я осознавал небольшие перспективы, но постоянно заявлял: «Я останусь, в АХЛ не поеду!» В конечном итоге меня и правда оставили после тренировочного лагеря. Я обсудил ситуацию с Купером, и он определил для меня место в команде.

Зачастую я выходил на площадку в составе пятерки защитников и проводил на льду от восьми до пятнадцати минут, поскольку тогда тренеры больше доверяли другим игрокам. Я испытывал волнение, и мои родители тоже беспокоились, опасаясь, что меня отправят в фарм-клуб. Помню, возникал выбор: предоставить игровую практику мне или Слейтеру Куккуку, которого «Тампа» выбрала на драфте в первый раунд в один год с Василевским. Иногда я оказывался седьмым полевым игроком, но все равно получал время на льду. Бывало, его было настолько мало, что, например, после одной победной игры с «Питтсбургом» я почувствовал сильное раздражение. Мгновенно переоделся и покинул ледовую арену. Не хотел задерживаться, просто не мог. Остальные остались — кто-то общался в раздевалке, кто-то направился в тренажерный зал. А я ушел один.

В определенный момент Купер поинтересовался: «А где 98-й?» — «Ушел». Поступил звонок: «Ты где?» — «Дома отдыхаю, спасибо, с победой». — «Возвращайся». Я вернулся, и мы с ним провели около трех часов в его офисе, наслаждаясь пивом и беседой. Купер пояснил: «Не принимай это как личный триумф, здесь все не только о тебе. У нас 23 игрока, и мне, как тренеру, необходимо определить роль для каждого. Ты – талантливый игрок, но пока не показал всего, на что способен. Твоя задача – играть, совершенствоваться и использовать предоставленные возможности. Главное – это команда». Его слова я помню до сих пор.

— Значит, такое они произвели впечатление.

— Он также заверил, что не планирует отправлять меня в АХЛ, я в планах, просто требуется время. Я смог успокоиться и выдохнуть. Игра началась, и я начал набирать очки. В какой-то момент их у меня было даже больше, чем у Виктора Хедмана. Коллеги сразу начали подшучивать, Стэмкос предложил: «Подойди и скажи Хедману, что у тебя больше». На вечеринке я и сделал так. Витя потом заставил меня извиниться, ха-ха!

Обстановка царила приятная, хотя, разумеется, полного доверия я не испытывал. Два года я играл на третьей позиции справа, меня выпускали при вбрасываниях преимущественно в атаке или нейтральной зоне. В меньшинстве почти не применяли. Примерно два года я выполнял эту роль: второе большинство, иногда второе меньшинство. И в определенный момент я задумался: а где же возможности для роста? Но затем мы выиграли первый Кубок Стэнли, и там я уже выступал в составе топ-4, получая около 23 минуты игрового времени за матч. Второй Кубок также провел в составе топ-4. Это стало значительным прогрессом, но все равно ощущал, что готов к чему-то иному.

На третий год количество моих очков в регулярном чемпионате снизилось, однако я показал хорошую игру в плей-офф, несмотря на поражение в финале от «Колорадо». После завершения сезона я провел встречу с генеральным менеджером, где выразил потребность в большем доверии, обозначил желание улучшить свой уровень мастерства и попросил предоставить другую роль. В следующем сезоне я получал право играть в первом большинстве примерно половину времени, остальные матчи отводились Хедману, и это стало самым успешным сезоном в моей карьере.

— Загадочная ситуация: дважды становиться участником команды-чемпиона, еще дважды выходить в финал, однако при этом исполнять не ту роль, какую хотелось бы. Какое давление оказывало это на протяжении четырех сезонов, когда удавалось дойти до финала Кубка?

— В тот момент я не задумывался об этом. Но иногда накатывает раздражение: я полон сил, готов, а тренер выпускает уставших игроков. Возникает мысль: «Я тоже мог бы сыграть!» Но приходится сдерживаться. Это непросто, но потом приходит осознание: на льду – Витя Хедман, который недавно получил «Норрис Трофи». Он – звезда, и это – его время. Кстати, в том же сезоне, когда у меня изначально было больше очков, чем у него, он завоевал «Норрис».

— Возможно, именно это стало началом, когда вы на вечеринке заявили, что у вас больше очков, чем у него?

— Да, пусть будет на 50 процентов, ха-ха! На самом деле я рад за него. Хедман и я — друзья, у нас всегда были хорошие отношения. Соревноваться с другом за время на площадке непросто, но это справедливая борьба. Когда меня начали включать в первую тройку нападающих, он тоже это заметил и активизировался.

— Чему Хедман вас научил?

— Вероятно, речь идет о спокойствии и уважительности. Существует английский термин «humility», который означает смирение, скромность и почтение к окружающим. Именно это я наблюдал в его общении с сотрудниками, с деловыми партнерами и старался перенять. В молодости я практически не разговаривал, предпочитал хранить молчание, и лишь на корпоративных мероприятиях мог расслабиться и высказаться.

— Эмоции Андрея Кучерова после завоевания Кубка Стэнли.

— Предположим, что так. Затем я обращал внимание на слова Хедмана, перенимал его подход и убеждался в его правоте. Он оказал на меня значительное влияние. Он научил меня методам тренировок и принципам восстановления.

— А Стивен Стэмкос?

— Он – лидер, подобный менеджеру Куперу, но в раздевалке. Я наблюдал, как он руководит командой, умел чувствовать момент, когда необходимо поддержать игроков, а когда нужно дать четкий и строгий наказ. Я стараюсь применять многие его подходы в «Юте». Поскольку я старше большинства, ко мне прислушиваются и проявляют уважение. Я стремлюсь быть простым и искренним лидером, осознавая, что каждое мое действие находится под пристальным вниманием.

— У вас есть шанс стать капитаном «Юты?

— Нет.

Команда не смогла завоевать третий подряд Кубок Стэнли, что было связано с переутомлением

— Где ваши уменьшенные реплики Кубков Стэнли?

— Дома, в Солт-Лейк-Сити.

— Давайте вспомним ваш дебютный Кубок. Какие ощущения были от долгой разлуки с семьей и друзьями, пребывая в закрытой среде»?

— В действительности, все складывалось у нас замечательно. Был рад, что Восточная конференция проходила в Торонто. В распоряжении были баскетбольные и теннисные корты, площадки для падела и пикбола, бассейн, бар на крыше, несколько ресторанов, большое футбольное поле, кинотеатр. Весь отель был забронирован только для нас. Я получал огромное удовольствие, честно говоря. Естественно, не хватало моей будущей жены, но в остальном — никаких трудностей. У команд из Западной конференции ситуация выглядела менее благоприятной: их изолированный комплекс в Эдмонтоне был более скромным, и возможностей было значительно меньше.

— Какие моменты плей-офф оказались наиболее сложными?

— Их было немало. Наиболее напряженным оказался поединок с «Коламбусом», который длился пять овертаймов. После него команда была измотана на протяжении полутора недель — к счастью, мы одержали победу. Полуфинальная серия с «Айлендерс» также выдалась сложной. Первая игра финального матча с «Далласом» была проиграна, соперник превзошел нас в скорости и физической силе. Казалось, победить не удастся. Но во второй игре мы смогли навязать свою игру — и дело пошло на улучшение.

— В прошлом сезоне вы уверенно завоевали Президентский кубок, побив рекорд по количеству побед, но затем в первом раунде плей-офф уступили «Коламбусу» со счетом 0-4, столкнувшись с игрой Бобровского и Панарина.

— Теперь всё ясно, почему мы потерпели поражение. В течение сезона команда обычно разделяет чемпионат на этапы, состоящие из десяти игр. По завершении каждого этапа проводится оценка, чтобы определить, что необходимо улучшить и в чем добавить. Но у нас всё складывалось безупречно — мы неизменно выигрывали. Это породило ощущение непобедимости. Помню, перед одним из месяцев вся команда собралась в тренажерном зале, просматривала расписание: «Мы не проиграем ни одной игры. Одолеем «Лос-Анджелес», «Анахайм», «Сан-Хосе»…» У всех была твердая уверенность в том, что нас никто не сможет остановить.

В результате этого мы начали неверно интерпретировать те десятиматчевые отрезки, о которых я упоминал. Ошибки, конечно, возникали, но мы не придавали им достаточного значения, поскольку продолжали уверенно побеждать. Недостаточно внимания уделялось защитным действиям: мы забивали по 6-7 шайб, пропускали по 3-4 и считали это приемлемым. Однако в плей-офф мы столкнулись с «Коламбусом», который выстроил непробиваемый оборонительный строй, и наши усилия оказались бессильными. Одна травма, другая, дисквалификация Кучерова – и уверенность покинула команду. На протяжении всего сезона мы не испытывали серьезных проблем. А тут впервые столкнулись с настоящими трудностями – и результат не заставил себя ждать.

— Я находился в ложе для прессы на первых двух матчах серии. И когда после первого периода первой игры вы вели со счётом 3:0, было трудно представить, что «Тампа» уступит в серии.

— Именно так. Ведя 3:0, можно подумать: «Ну какой там «Коламбус»?». Однако затем они забивают, и забивают снова. Что ж, первый матч проиграли, всякое случается. Но во второй игре все повторилось: потери шайбы в средней зоне, их атаки «два в один», «три в один». И внезапно становится ясно, что уже ничего нельзя исправить. В регулярном чемпионате все получалось без особых проблем, было убеждение, что и Кубок мы легко возьмем. А оказалось — это совсем другой хоккей.

После общения в раздевалке наступила пауза, затем игроки начали переговариваться: «Что случилось?» После этого они разъехались по своим клубам, на чемпионат мира. Позже начали созваниваться и анализировать: оборона была слабой, вратарю не оказывали поддержки, нападающий не проявлял себя. В регулярном сезоне он демонстрировал отличную игру, но против «Коламбуса» будто перестал существовать — они просто выбрасывали шайбу и действовали очень просто. Мы же играли с настроем: «Сейчас выйдем и уничтожим их». Однако такой подход неэффективен. У них также была сильная команда, одна из сильнейших на тот момент.

— Чемпионат мира, в котором сборная России обладала сильным составом и демонстрировала высокий уровень игры, завершился болезненной до поражения от финнов в полуфинале.

— Финская команда действовала аналогично «Коламбусу»: они сосредоточились на оборонительной стратегии и играли всего четырьмя игроками в средней зоне. Тем не менее, я получил огромное удовольствие от этого турнира, ведь это был мой дебют на чемпионате мира. Наш состав можно назвать одним из самых мощных за всю историю: Овечкин, Ковальчук, Малкин, Кучеров, Капризов, Кузнецов, Гусев, Дадонов, Плотников, Григоренко… Как здорово выглядела тройка Кучеров — Анисимов — Гусев! Я выходил в первом большинстве, хотя мое игровое время составляло всего 15 минут. Атмосфера была невероятной, раздевалка…

— Неужели допустимо, чтобы один тренер посещал пресс-конференции и претендовал на звание главного, другой осуществлял тренировочный процесс, а третий, занимающий должность начальника штаба, определял состав команды и её структуру? Не сказалось ли это на том, что удалось завоевать лишь бронзовую медаль?

— Честно говоря, я не обращал внимания на все эти детали. Возможно, со стороны это выглядело иначе, но для меня все было в порядке. Я просто наслаждался атмосферой — первый чемпионат мира, Овечкин в раздевалке, Кучеров мне отдает передачи. Но финны оказались сильнее, а потом Вася вытащил бронзу в матче с чехами. Мы были подавлены после поражения в полуфинале, а он просто взял и выиграл практически в одиночку. У него были и в Кубках Стэнли матчи, когда мы едва справлялись, а он все равно вытаскивал нас.

— В течение второго успешного сезона он не пропускал мячей в последних играх каждой серии.

— Да, и когда несколько эпизодов завершались подобным образом, коллектив осознал необходимость сохранения подобной тактики в обороне. В конечном итоге мы добились равновесия. Это очень напоминает ситуацию с «Флоридой» и Бобровским. Там также очень сильная команда, способная проявлять выдержку, и выдающийся вратарь.

— В течение шести сезонов подряд команда из штата Флорида доходила до финала Кубка. Четыре раза победу одержали «Тампа» и «Флорида». Часто утверждают, что им обеспечивается определенное преимущество, связанное с: а) климатическими условиями; б) отсутствием налога штата.

— Да, все это присутствует. Однако организация имеет большее значение. Если бы в «Тампе» или «Флориде» существовали серьезные проблемы, люди бы туда не ездили, несмотря на привлекательные внешние факторы. У нас и у них были опытные игроки, квалифицированные тренеры и основа команд. Владельцы и генеральные менеджеры смогли сформировать коллективы, в которых комфортно играть. Именно это было главным фактором притяжения.

— В чем причина того, что вы не дошли до третьего финала, который состоялся в 2022 году против «Колорадо?

— Полагаю, причиной является усталость. За девять месяцев мы завоевали два Кубка — при этом не стоит забывать, что первый был перенесен на осень из-за пандемии. Второй сезон оказался крайне напряженным — более пятидесяти игр за 90–100 дней, практически без перерывов. Я сам не ожидал, что удастся выиграть второй Кубок, но как-то все сложилось, вспомнили о «пузыре» и дело пошло.

На третий раз просто не хватило сил. Когда в первом раунде с «Торонто» мы отставали 2-3, я был уверен, что это конец. Но в самый важный момент кто-то забросил шайбу, Вася сделал сэйв — и мы вышли в следующий этап. С «Рейнджерс» тоже пришлось переломить ход встречи, хотя они и вели 2-0 — мы все равно одержали победу. Но в финале против «Колорадо» их ведущие игроки все же решили исход серии. В НХЛ всегда можно встретить команды, которым чего-то не хватает. «Торонто» уже много лет испытывает подобные трудности, хотя против них очень сложно играть, и их звезды находятся на пике формы. А есть такие, как «Флорида», «Тампа», «Колорадо» в тот сезон — у них все складывается наилучшим образом, включая и фактор удачи.

Обмен в «Юту»

— Что больше всего запомнилось во время визита с командой «Тампа-Бэй» и действующим президентом США Джо Байденом в Белый дом?

— Телесуфлер функционировал с перебоями, что приводило к запинкам и сбиванию с речи. Однако наиболее запоминающимся стало то, как Байден попросил покинуть Овальный кабинет практически всех присутствующих, включая операторов камер, оставив лишь пару охранников, чтобы пообщаться с нами около получаса. В непринужденной обстановке он рассказывал о том, как в юности играл в американский футбол, о своей молодости, о том, как встретил свою будущую супругу… «Ну, вы же знаете, как это бывает с девушками. Пошли свидания, и я отказался от футбола».

Он говорил очень интересно и задавал вопросы нам. Я был потрясен. До этого я видел его по телевизору, где он выглядел растерянным и не мог связать двух слов. А в реальности — это абсолютно собранный и организованный человек. Кстати, он довольно высокий, почти моего роста. В завершение встречи он пожал руку каждому.

— Давайте вернемся к хоккею. В прошлом сезоне вы получили тяжелейшую травму в «Тампе», которую было тяжело наблюдать даже по телевидению. Что испытывает спортсмен, который в первой же игре после серьезного повреждения получает двойной перелом берцовых костей?

— Боль была незначительной, главным было состояние шока. Я помню, что перед началом второго периода находился в туалете и сам себе говорил: «Если сейчас совершу ошибку, кость может сломаться». Начав себя настраивать таким образом, я, к сожалению, спровоцировал именно такой исход. Ведь до этого в этой ноге была трещина, которую я лечил, готовил себя к возвращению, занимался плаванием для поддержания физической формы. Я стремился как можно скорее вернуться в игру, торопил врачей. А когда нога все-таки сломалась, я подумал: «Ничего страшного, сезон и так складывается не лучшим образом, главное — не повредить связки». Потому что разрыв связок влечет за собой минимум девятимесячный перерыв, а перелом кости — примерно одиннадцать недель.

— Как получилось, что в одном эпизоде было повреждено сразу две кости?

— Повреждение большой берцовой кости приводит к тому, что вся нагрузка переносится на малую берцовую кость. Она более хрупкая и не способна выдержать такую нагрузку, поэтому также может получить перелом. В моей берцовой кости была установлена штанга, пластина и шесть болтов, а малую берцовую кость решили не трогать, дав ей время для самостоятельного сращения. Я вернулся на четвертую игру плей-офф, поскольку ждали полного восстановления малой берцовой кости. В прошлом сезоне подобная ситуация была у Овечкина: у него также была травма малой берцовой кости, но на нее приходится меньшая нагрузка, и в американском футболе даже позволяют играть при такой травме.

— Реабилитация далась тяжело?

— Это ощущалось особенно остро, в первую очередь психологически. Во время операции мне сделали разрез спереди, рассекая мышцу. Для этого потребовалось ее разделить, что вызвало болезненные и сложные ощущения. Любое движение доставляло дискомфорт. Однако я торопился и хотел как можно скорее вернуться в плей-офф.

— Все были в шоке, что вы успели.

— Я сам планировал дебютировать в Кубке уже в первой игре, но вышло иначе. Мы намеренно скрывали информацию о моем состоянии, не делали публичных заявлений. В социальных сетях я публиковал сообщения о восстановлении, но без конкретики. Вышел на поле, сразу отдал передачу, в следующей игре забил гол, однако он не был засчитан – Боб эффектно упал, и судьи увидели нарушение, ха-ха! Но главное, меня порадовала поддержка болельщиков. Они видели тот эпизод с переломом, сопереживали…

— А летом случился обмен в «Юту». Это тоже был шок?

— С возрастом и после серьезной травмы его отношение к хоккею стало более спокойным. Он предполагал, что в составах команд с крупными контрактами произойдут изменения, затронувшие таких игроков, как Сирелли, Черняк или он сам. Получив звонок, он, конечно, испытал разочарование: в «Тампе» у него были лучшие друзья – Куч, Вася. Однако затем он осознал, что смена команды открывает новые перспективы. Ему сразу сообщили, что это прекрасная возможность, и он почувствовал, что, наконец, сможет выйти из-под влияния Хедмана и реализовать свой потенциал. На Матче всех звезд он уже представлял «Юту» и был доволен этим.

— Значит, эмоциональное состояние во время перехода из «Монреаля» в «Тампу» было гораздо более напряжённым, чем в прошлом году?

— Безусловно. Тогда царил юношеский максимализм: мне виделось, что я лучше всех, и все обязаны мне, как такое возможно? Но в 26 лет все изменилось.

— Была ли вам понятна логика «Лайтнинг»? Сначала заключают контракт, превышающий по стоимости контракт Хедмана, а затем предпочтение отдается ему, несмотря на то, что он на семь лет старше.

— Похоже, этот сезон оказался для меня неудачным. Я не смог доказать свою способность занимать первое место. Тем не менее, я убежден, что мне не предоставили реальной возможности проявить себя. В прошлом сезоне я получал возможность выходить на поле примерно в половине матчей, но затем последовали травмы. Я начал беспокоиться и испытывать тревогу: я получаю высокую зарплату, но не могу её оправдать. Ошибки, бессонница, стресс — и начинаешь сомневаться в своей состоятельности. Поэтому, когда состоялся обмен, я даже испытал облегчение: больше не будет постоянной неопределенности — то я играю, то Хедман. Это было невыгодно ни для него, ни для меня.

— Положение в «Юте» нравится вам гораздо больше?

— Я в восторге! Да, мы не попали в плей-офф, но до конца регулярного сезона находились в борьбе за место там. Команда молодая, и я осознавал, что после переезда из Аризоны сразу же завоевать Кубки нереально. Необходимо работать, адаптироваться к новому коллективу и организации, оказывать им поддержку и совместно прогрессировать. Поставлены амбициозные цели, инвестиции значительные. Мне хочется выиграть Кубок. Я знаком с Клейтоном Келлером, мы поддерживаем хорошие отношения и продолжаем общаться. Однако понадобилось около 15-20 игр, чтобы ощутить себя полноправным членом нового коллектива.

— Какова структура организации в «Юте»? И как вы оцениваете уровень комфорта, связанный с клубом, городом и штатом?

— В нашей команде, к примеру, работает четыре шеф-повара – я подобного не встречал нигде. Даже в «Монреале», известном своей эффективной организацией, их всего двое. В целом, город и штат производят отличное впечатление. Мормоны – очень гостеприимные люди. Мы сразу же нашли дом у подножия гор – оттуда открывается прекрасный вид, вокруг много земли. Соседи заходили знакомиться, приносили хлеб, джем, масло, предлагали помощь в распаковке вещей и подключении интернета. Поначалу это сильно отличалось от того, к чему я привык во Флориде.

— В Юте дом арендовали или купили?

— Купили в ипотеку.

— Я вспоминаю, как во Флориде и Калифорнии в первые годы существования местных клубов в НХЛ во время каждого матча проводили образовательные мероприятия: объясняли значение тех или иных терминов, рассказывали, когда и что нужно выкрикивать. Похожая атмосфера ощущается и в Юте?

— В первых пятнадцати матчах было увлекательно, поскольку зрители не знали, какие кричалки использовать. Однако пиар-отдел клуба проделал отличную работу: разъяснил, что такое форчек, бросок в створ, силовой прием и другие основные элементы. В результате, фанаты оперативно освоили необходимые приемы поддержки.

— Вам известно, что принято бросать кепки на лед, когда игрок забивает три шайбы?

— А у нас еще хет-триков не было.

— Что вы думаете о названии «Мамонт», выбранном этим летом? Вы тоже голосовали за какой-то из вариантов?

— Если быть откровенным, я был доволен и без названия. В этом было что-то, напоминающее английские футбольные клубы премьер-лиги. Просто ХК «Юта», минимализм, аутентичный логотип. Но понятно, что имя необходимо. «Мамонт» — отличный, интересный вариант. Я, правда, выступал за Blizzard, так как это имя созвучно с названием самой известной спортивной команды штата — баскетбольной Utah Jazz. Решили поступить иначе — и это нормально. Изначально, к слову, мы и планировали иначе.

Во время передвижения по Москве на электросамокате меня часто принимают за курьера

— В последнее время российские волейболисты пользуются повышенным спросом в лиге — сначала вас подписали на выгодный контракт, затем летом к вам присоединились Гавриков, Романов и Проворов. Можно ли это назвать тенденцией?

— Хоккей все больше склоняется к атакующему стилю, и защитники, способные подключаться к атакам, становятся все более востребованными. Например, Гавриков по своей подготовке всегда был игроком нападения, но в НХЛ его классифицировали как защитника. Тем не менее, он способен как бросать шайбу, так и набирать очки, как и Романов, и Проворов. Вместе с тем, отношение к обороне также претерпело изменения: стало ясно, что даже самая результативная команда не сможет выиграть Кубок без надежной защиты. Необходимы и оборона, и нападение, и вратари – все эти компоненты должны работать в совокупности. Кубок не взять, полагаясь только на один или два элемента.

— Однако, по мнению некоторых, «Колорадо» одержало победу в Кубке 2022 года, несмотря на отсутствие вратаря.

— Не стоит принижать вклад Дарси Кемпера. Хотя его процент сейвов был ниже 90, команда демонстрировала игру, при которой практически не пропускала голов. Это говорит о том, что как в нападении, так и в обороне у нее были налажены процессы.

— Норрис Трофи» — единственный индивидуальный приз Национальной хоккейной лиги, который до настоящего времени не был завоеван российскими хоккеистами. Возможен ли ваш триумф в борьбе за эту награду?

— Если я одержу победу, это будет замечательно. Однако это не является главной целью, я не думаю об этом. Я не строю карьеру ради личных достижений, а играю для команды и ее триумфов.

— Вы все еще практикуете йогу? А ваша супруга ведет занятия?

— В последнее время она чаще занимается пилатесом. Йога же помогает мне, в основном, разогреться. Иногда тренировки проводит моя жена, но я не считаю себя заядлым поклонником йоги. У меня оборудован спортивный зал дома, где я тренируюсь, когда есть возможность. Однако я не занимаюсь каждое утро и не вовлекаю других в свои занятия. Спортсмены сами определяют, что необходимо для их подготовки.

— Ранее вам нравилось заниматься творчеством, создавать видео и кататься на клюшке, изображая Гарри Поттера. Сохранилось ли это хобби?

— Мое нынешнее творчество можно сравнить с Матчем года. Организация, идеи и создание роликов — это результат совместных обсуждений, и мои предложения часто реализуются. Так, надпись «офис Овечкина» на льду была моей идеей. Хотя мы и разместили ее не совсем в нужном месте — левее, чем планировалось. Изначально она должна была располагаться прямо над точкой вбрасывания, но ее сместили из-за спонсорских баннеров. Тем не менее, результат получился удовлетворительным. А вот созданием роликов для социальных сетей я занимаюсь реже, поскольку это перестало быть для меня столь увлекательным.

— Как представляете себе себя после завершения профессионального пути?

— Слишком рано делать какие-либо прогнозы, так как я еще не знаю, что меня будет увлекать в будущем. Мне не хочется заниматься чем-либо исключительно ради престижа. Я не поступлю, например, на экономический факультет, если это не вызовет у меня интереса. На данный момент приоритетными для меня являются хоккей и семья.

— Необходимо избежать потерь в размере 40 миллионов, как это произошло с Сергеем Федоровым в прошлом.

— Согласен, однако это зависит от окружения. Необходимо иметь рядом тех, кому можно доверять. К счастью, такие люди есть и у меня.

— Вы упоминали, что вам нравится читать. Что вы читаете в данный момент?

— «Роман «Бесы» Достоевского — произведение непростое, с обилием действующих лиц. Читаешь тридцать страниц, откладываешь, а затем необходимо возвращаться и вспоминать, кто такой, к примеру, Кириллов. Ранее я читал другие романы Достоевского: «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Игрок», «Записки из подполья». Также в списке прочитанных мною есть рассказы Гоголя. Я составляю перечень прочтенных книг и немного горжусь им.

— Есть ли у жены какие-либо рекомендации по чтению?

— Конечно, она изучала эти материалы в школе и университете, а я — нет. Однако я читаю не только классическую литературу. Например, мне очень понравилась книга «Код таланта. Гениями не рождаются, ими становятся», автором которой является Дэниэл Койл. — Прим. И.Р.) — о том, как выявлять и развивать способности. Очаровало произведение «Джентльмен в Москве» Аморы Тоулза — это легкое и увлекательное чтение о графе, покинувшем Российскую империю, а затем вернувшемся в СССР, где вместо ссылки в Сибирь его поселили в гостинице «Националь». По мотивам этой книги телеканал НВО создал сериал.

— Летом вы также проживаете в центре Москвы, недалеко от гостиницы «Националь». Что вы можете сказать об этом?

— Мне очень нравится это место. Наша квартира находится на десятом этаже сталинского дома, с высокими потолками, небольшим французским балконом и видом на центр города. Мы рассматривали множество альтернатив, как новые жилые комплексы, так и дома постройки прошлых лет, но сердце остановилось именно на этом варианте. Здесь новый ремонт, но в доме с историей. До любой точки можно добраться пешком, а за город выбраться — достаточно быстро. В Москве у меня нет автомобиля, я передвигаюсь на электросамокате, который мне подарили родители. К примеру, офис команды, подготовившей Матч года, находился на Пресне — это всего десять минут на самокате. Или баня у «Москва-Сити», где мы часто посещали парную, — также находится неподалеку.

— На улицах узнают?

— Когда я катаюсь на самокате, меня нередко принимают за курьера. Люди просят оставить самокат на улице или спрашивают, что я доставляю. Для моего маленького сына стало настоящим потрясением появление в центре Москвы роботов-доставщиков, которых в этом году стало довольно много. Он превратился в их поклонника, и у него даже есть игрушечный робот, похожий на них!