В новом выпуске подкаста Григория Дрозда гостем стал Орзубек Назаров — чемпион мира в легком весе по версии WBA, а также чемпион СССР, Европы и мира среди любителей. Киргизский боксер на протяжении почти пяти лет владел титулом WBA и пользовался огромной популярностью в Японии, куда он отправился вместе с другими выдающимися бойцами советской эпохи, такими как Юрий Арбачаков и Вячеслав Яновский.

В беседе с Григорием Дроздом Назаров поделился воспоминаниями о значимых эпизодах своей спортивной карьеры: о победах и поражениях в финальных поединках с Костей Цзю на чемпионате СССР, о впечатлениях от пребывания в Токио, о ярких моментах боя с Джои Гамаче, о встрече с Мухаммедом Али, о причинах прощения бывшим друзьям долги, размер которых исчислялся миллионами, и о том, почему в Киргизии преподают русский язык.

О боях с Костей Цзю

— 1988 год — это закономерный итог моей победы над Цзю. Я оказался сильнее Кости. Да, Костя был в отличной форме, добился значительных успехов, выиграв Мир и Европу среди молодежи, но я находился в прекрасной спортивной форме. Нашей встрече в финале было суждено состояться, и я одержал в ней победу. Однако, результат был 3-2. Очень интересно, что трое судей из-за границы оценили бой в мою пользу, а двое советских – в пользу Кости. Тогда была распространена практика привлечения иностранных судей. Бой был зрелищным, у меня сохранились лишь его фрагменты. Полную запись боя найти не удалось. Бой прошел в 1988 году, я готовлюсь к Олимпийским играм. К сожалению, снова произошла трагедия. Все мы смертны. Менее чем за месяц до Олимпийских игр у меня случился приступ аппендицита. Мне провели операцию по удалению аппендицита, и это означало конец моей Олимпиады, Спартакиады, всех Игр доброй воли, в которых я был первым номером в течение е почти пяти лет — все это в один день исчезло.

В августе я перенес аппендицит и проходил восстановление, а в январе состоялся чемпионат Союза. Я оказался не готов к соревнованиям, хотя и утверждал, что не должен был в них участвовать, тем более, что до финала мне удалось провести три боя. Бои получились крайне сложными. Марат Джакиев, наш Адылкан Бекболотов , царствие ему небесное, нет его, брат мой старший. И еще один — то ли Акопян, то ли Колесников (в 1/8 финала соперником был Александр Конюхов. — Прим. «СЭ»). Три сложных боя, и уже пустой приехал.

В конечном итоге, было очевидно, что один из нас должен был проиграть. Во дворце спорта у нас , если вот так вот спичку зажечь, он бы взорвался. Потому что там такой накал был! Все: «Орзубек, Орзубек!» Ко дворцу спорта подойти нельзя было, он весь облеплен болельщиками. Тем более боксируют два представителя Киргизии — это Назаров и [Андрей] Курнявка. Я видео не смотрел этого боя, потом Костя его выкинул, года полтора назад. То, что ощущал, я и увидел в этом бою. Да, вышел, первый раунд очень жесткий, там и Костя пропускает, и я пропускаю. Первый раунд — ноздря в ноздрю, прямо мы зацепились. А второй раунд — видно, что первую минуту я еще иду на него, а потом — пух! Я сдулся. У меня бензин кончился, здоровье ушло. Все-таки сказалось, что я после болезни тренировался, той формы не достиг, операция есть операция. Все закончилось как должно было закончиться: я пропустил удар один, второй. Я очень сильно на рефери обижался, но потом понял, что обижаться… Мы все спортсмены.

Я проживал в Каннах. Если говорить прямо, болельщики, по крайней мере, не обрушили на меня шквал помидоров. Однако, царила атмосфера всеобщего разочарования и осуждения моего поражения. Вот это : «Как так? Ты нас подвел». Я неделю из дома не выходил. У меня отец приехал, разогнал их всех. Потом из дома сбежал я, у родителей жил какое-то время. И потом, слава богу, Алексей Николаевич Копцев приглашает, и я улетаю на сборы.

О переезде и жизни в Японии

— К ним подходит Слава Яновский, олимпийский чемпион: «Орзубек, пора становиться профессионалом. Японцы прибыли». Ранее к нему подходили американцы , в Сухуми на сборы приезжали, голландцы приезжали, канадцы приезжали. Я говорю: «Ну давай». Только они никто не хотят, чтобы с семьей, а я уже семейный, уже три года почти ребенк у. Я настаиваю на том, что без семьи не поеду. Он ответил: «Ну, пойдем, поговорим, может быть, они согласятся». Нам предстояла встреча с представителем, японцем, и Слава меня там хвалил, что-то рассказывал туда-сюда. Он сказал: «Ну, хорошо, давайте выходите на спарринг». При этом они практически не занимались боксом. Это был какой-то небольшой зал, а сам президент клуба — у него бизнес, бриллианты, связи, хотя и не связанные с мафией. Но он, как человек, разбирающийся в бизнесе, заинтересовался, ведь можно заработать деньги. Мы начали «играться» со Славой, [японцы говорят:] « Не надо играться, надо драться!» Ну, подрались мы со Славой один раунд — пойдет. Я с ними переговорил, пошли в ресторан, покушали, они там обсудили. Я говорю: «Дайте мне времени до завтра». Я с Геннадием Федоровичем [Аноприевым] обсудил, он говорит: «Думай сам, тебе здесь уже ловить нечего».

Улетели. Символ советского бокса: Вячеслав Яновский, Вячеслав Яковлев, Юрий Арбачаков, Руслан Тарамов, Рамзан Себиев и я. Это была элита советского бокса! Все – чемпионы Союза, Европы, мира, Олимпийских игр. Полный комплект, пожалуйста, в одном коллективе. Затем Усман Арсалиев присоединился, он заключал договор отдельно. Александр Мирошниченко – также отдельно. Мы предполагали, что приедем в зал, где нас ждут профессионалы! В Америке мы такое видели. А оказались в обычном советском подвале – помещение примерно 20 на 20. Стоял специфический запах, было много людей, один ринг стоял в углу. Это был настоящий кошмар! Играла музыка, каждый занимался своими делами… Мы привыкли к занятиям под руководством тренера, а здесь царил хаос. Четыре тренера работали в этом небольшом зале: один держал лапы, другой что-то говорил, третий разговаривал с кем-то, четвертый бил по груше. Мы спросили: что нужно делать? «Тренируйтесь», – ответили нам. Мы огляделись: как же тренироваться? Ну что ж – у нас были дневники, будем следовать своему плану. Слава немного руководил: по утрам вставали, делали зарядку, как полагается. А жили мы в центре Токио – какая там зарядка? В 6 утра вставали, пока город не просыпался, бегали по улицам.

Они предлагают: пригласите тренера со своей стороны, у нас уже есть тренер ы есть. А какие тренеры? Они не владеют английским языком, и мы это замечаем. Звоним Никулину, тренеру Саши Мирошниченко. Он ответил, что занят. Я позвонил Геннадию Федоровичу, который сказал: «У меня так много детей… Куда мне ехать?» Звоним Зимину, который работал в Шри-Ланке и Таиланде, мы знаем его по сборной. Он высказал заинтересованность. В декабре-январе мы тренируемся сами, 1 февраля 1990 года у нас дебют, Васильевич прилетает через неделю. Он посмотрел на нас и предложил: «Пойдем на тренировку». Мы были полны энтузиазма, ведь нас ждала новая атмосфера, эти киношники проникали в квартиры, и уже камера поджидала нас при выходе из дома. Такого внимания в Советском Союзе не было никогда.

О бое с Джои Гамаче

— Зал не знал, кто выйдет на ринг, они просто не анонсировали это. Они всё ещё надеялись, что бой пройдёт по их задуманному сценарию. Но команда Гамаче отлично знала, кто я такой, на что я способен. Они были в курсе, поскольку я уже выступал в марте, и мой следующий бой должен был состояться в июне или июле — его перенесли на сентябрь. Затем в сентябре бой снова отложили на ноябрь — это привело к срыву. В середине октября мой менеджер сообщил о переносе боя, объяснив это болезнью. Похоже, они что-то выдумывают.

Я там прихожу в ярость, кричу: зачем мне это нужно? Я стал чемпионом мира! Доказал, что являюсь лучшим в мире. Я победил, матч-реванш был у меня, я одолел одного из сильнейших боксеров — и все, я поехал домой. «Подожди, почему ты спешишь? Ты же понимаешь, что они тебя боятся». Я отвечаю: «Ничего не знаю, они, возможно, боятся, но боксировать никто не хочет». Оскар Де Ла Хойя не захотел выходить на ринг со мной. Переговоры велись! Но японские промоутеры оказались очень слабыми — поэтому я и ушел потом к братьям Акариес, они тогда входили в пятерку лучших. Уиттакер еще тогда был красавец, я очень хотел с ним провести бой. Токио Санто, Мигель Гонсалес, который впоследствии боксировал с Чавесом — я должен был быть там! Этому Мигелю Гонсалесу я наносил удары в нашем японском клубе!

Ну, Гамаче. Там они начали меня дальше давить. Во-первых, это хоккейный стадион на 12 тысяч зрителей, и там очень холодно. Я выхожу, и на мне тепло: полотенце, махровый халат. Бой был назначен на 16 .00. Мне говорят: бой будет не в 16, а в 15.и это объявляют всего за пять минут до начала. Гамаче осведомлен о том, что выход запланирован на 15 .45, а я не знаю — мне в 15.40 об этом говорят. Васильевич сказал: «Спокойно, спокойно. Окей, окей. Сейчас появится». Дверь закрыл, японца м сказал стоять и никого не пускать. Давай, говорит, мы не будем у них 15 минут — 10 минут своруем, это все-таки американское телевидение. Прямой эфир! Live! Вышел Гамаче, он мерзнет на этом холоде, танцует, минут пять он стоит там. Потом выхожу я. Я где-то минут на пять-семь задержался. Он вышел в то время, как надо, а я вышел, когда уже был готов выйти. Да, я чуть быстрее это сделал, вышел в 16 .55 где-то. Непонятно, почему зал засвистел. Мы ждали, вышел король, непонятно, кто ты.

Перед каждым поединком выбиралось название. В Портленде, штат Мэн, бой называли «Холодная война». Это название продолжали использовать и для последующих боев. На постере я оказался на фоне советского флага, а не киргизского (бой состоялся в 1994 году. — Прим. «СЭ»). Мой соперник позировал на фоне американского флага, а я – на фоне советского. К этому бою они подошли очень серьезно! Судя по всему, Северная Америка воспринималась как регион, где у нас были серьезные проблемы. Было настоящее фиаско. Но люди там замечательные, в этой Америке. Я был в Нью-Йорке, в Май ами, в Лас-Вегасе, но самые теплые люди — в этом северном штате. Они такие классные! Такая двухэтажная Америка, она так похожа на Кант. Все друг друга знают, по улице ходят — здороваются. В зале свистели, а на улице вообще отношение было другое. В гости приглашали, у меня фотографий целая куча, они там чаем угощали. Хорошие впечатления остались.

О встрече с Мухаммедом Али

— 1995 год, Токио. Мухаммед Али приехал на встречу… Какие-то встречи у него были в Токио. Естественно, ему сказали, что тут есть два чемпиона мира из Советского Союза. А Советский Союз притягивает его, очень любит он Советский Союз. Он: «Хочу с ними встретиться». Он изъявил желание встретиться со мной и с Юрой [Арбачаковым]. Нас с Юрой вдвоем пригласили на встречу. Я был поражен этим человеком. Он тогда уже болел, Паркинсон свое брал. Про болезнь не читал, но Паркинсон на голову не влияет, по-моему — [влияет] на мысли. И он так умудрялся… О чем-то говорил, мы спрашивали, и он раз так — хоп [вскинул голову]! Глаза другие становятся. И он начинает говорить, говорить. Видать, ему сколько воли надо — секунд 30 поговорил, потом расслабится и опять начинается. Классные мысли, шутник. В Токио мы повстречались, я благодарен судьбе, что прикоснулся к великому Мухаммеду Али.

Как мне удалось списать все долги по деньгам благодаря моей маме

— Когда поединок завершился, наступил непростой период: у меня был стильный, но громоздкий сотовый телефон Motorola — настоящий кирпич. Однако он не функционировал, а просто лежал без дела а рядом жена моя, первая супруга, но в то время, я извиняюсь, конечно, у меня была уже и вторая супруга. Два человека, кто меня поддерживал. Друзья, которые вроде были моими друзьями близкими с детства, потом приняли участие в том, что меня швырнули (ранее Назаров рассказывал, что партнеры по бизнесу обманули его на 1 млн долларов. — Прим. «СЭ»). Я благодарен маме. Люди, кто мне деньги должны были… Я так переживал, сложно рассказать, как мне было тяжело тогда. Я пришел к маме, и она такая спокойно говорит: «Орзубек, прости им и иди дальше». Мама-то не знает, какие деньги, сколько. Я такой: «Мам, как прости?» Она говорит: «Все, закрыли тему, все, не надо. Ну, иди сюда». Вот она меня возьмет, положит на коленочки, голову погладит. Я посижу, полежу так… «Все, ладно, я поехал».

Прошла пара недель, а у меня в голове это сидит: «Прости, прости, прости». Мама-то знает, каким тоном говорить, как мне сказать, когда сказать. Я недели две-три ходил, потом приезжаю: «Мам, что надо сделать?» Давай, говорит, худаи сделаем: барана зарежем, муллу позовем, стариков позовем. Простишь перед богом, только так можно простить, остальное не считается ». Я говорю: «Давайте». Купили барана, пригласили муллу, родственников, а также пятерых-шесть стариков, и отправились в Канте к родительскому дому. Они собрались: «Что [случилось]?» Я говорю: «Я просто хочу совершить жертвоприношение». Все наелись, все сделали, затем подходит ко мне мулла и спрашивает: «Орзубек, а Коран кому будем читать? В чем причина?» А я подготовил список тех, кто мне должен деньги. Я говорю: «Послушайте, а я хочу попросить перед Всевышним, чтобы я их простил». Он сам был удивлен. Он говорит: «Ну, хорошо». Читает, затем я встал и по именам, по именам – обратился ко всем перед Всевышним. Говорю: вы мне ничего не должны. Пусть будет Бог вам судья.

Мы разошлись, прошло около недели — мне вернули деньги. Вернулась сумма порядка ста тысяч долларов, или около сотни. На эти средства я основал новую компанию. Мне стало значительно легче. Еще до того, как мама попросила прощения, она сказала мне: «Орзубек, ты как бублик, как сушка (которую ты всегда любил) — вот кто ты есть. Ты сильный, классный! А вот это твои друзья. Они сейчас будут тянуть тебя туда, и ты тоже сломаешься. Они будут тянуть, тянуть, и сушку обычно так ломают [вверх], а тебя потянут и сломают снизу. И ты пойдешь с ними». Для меня эти слова мамы… Я все простил. Вот сейчас мне удалось простить почти миллион долларов. Что-то вернулось, что-то потом еще кто-то передал. Ну, а я — вот он.

Взаимоотношения между Россией и Киргизией, а также вопросы, связанные с русским языком, имеют сложную и многогранную историю. С одной стороны, существует давнее культурное и историческое наследие, которое сформировало тесные связи между двумя странами. С другой стороны, политические и экономические факторы оказывают влияние на развитие этих отношений. Важным аспектом является статус и использование русского языка в Киргизии, который играет значительную роль в различных сферах жизни общества, включая образование, бизнес и межкультурное общение. Несмотря на определенные изменения, наблюдаемые в последние годы, русский язык продолжает оставаться важным инструментом для поддержания связей и взаимопонимания между народами двух стран

— Если географически взять, у Киргизии здесь Китай, здесь Узбекистан,Таджикистан расположен между Казахстаном, и это факт. У нас нет общей границы с Россией, и мы отрезаны от неё. Любые наши действия, будь то торговля или передвижение, требуют прохождения через Китай, Казахстан или Узбекистан. За это спасибо нашему государству , правителям [за хорошие отношения между странами]. При всем при том какие бы ни были теплые отношения с Россией, это гарант, что у нас будет идти развитие. Развитие даже самого русского языка.

У нас возникали ситуации, когда предъявлялись претензии к использованию русского языка. Этот процесс повторяется периодически. Вероятно, это связано с тем, что мы – независимая страна и обязаны оберегать свой язык и суверенитет. Параллельно наблюдается некоторое повышение уровня киргизского языка, что является позитивным фактом. Уровень русского языка может колебаться, но он всегда будет присутствовать, и на то есть простая причина. Многие государства заявляют о своей многонациональности, а К иргизия в действительности многонациональная страна. У нас очень толерантное, что ли, воспитание. И вот этот переход Советского Союза в Киргизию, несмотря на то, что прошло уже более трех десятилетий, влияние советского воспитания все еще ощутимо. Многие взрослые продолжают убеждать своих детей, что первый иностранный язык, который необходимо освоить, – это русский. Это связано с тем, что Россия остается ближайшей страной, куда наши соотечественники отправляются на работу. После поездки в Россию дети часто осознают, что знание русского языка могло бы облегчить их пребывание. Этот опыт передается и другим детям.