Во второй части беседы с Юрием Савичевым — о карьере в «Торпедо» и Валентине Иванове, о работе на заводском конвейере и отказе от переходов в «Спартак» и ЦСКА, о ярких историях близнецов Савичевых, об отъезде в «Олимпиакос» к Олегу Блохину и российско-американском тандеме форвардов «Саарбрюккена», о колорите «Санкт-Паули» и его болельщиках.

Стрельцов давал нам советы тайно от Иванова. Тот не одобрял эти беседы.

— Валентин Иванов всю советскую карьеру был вашим главным тренером. А с Эдуардом Стрельцовым встречались?

— Конечно. Почти всё время виделись на тренировках. Были в первой команде, работал детским тренером в «Торпедо», вел два-три возраста мальчиков. А нам советы давал.

— И как же они звучали?

— Быть на поле понаглее. «Выходишь на игру — отключайся, никого с трибун не слушай, близко к сердцу не принимай. Знаешь, — говорит, — сколько на меня оттуда кричали, обидных вещей говорили? А завтра ты герой». Спрашиваю: «Что тебе кричали?» — «Стрельцов, ты хоть пару метров там пробеги, чего стоишь все время!» Но его это только мотивировало и заводило. «А если будешь ко всему этому слишком серьезно относиться, то и сам расстроишься, и сожрут тебя».

— То есть Эдуард Анатольевич хотел общаться с новым поколением и делиться своим опытом?

— Да, всегда. На всех матчах присутствовал. Но Стрельцов старался подойти к нам незаметно.

— Почему?

— Потому что вдруг он что-то посоветует, а потом всё пойдёт иначе. Иванов нас от этого ограждал. Говорил: «Я — тренер, вы только меня должны слушать».

— То есть Валентину Козьмичу не нравилось, когда Стрельцов вам советовал?

— Да. Когда Иванов стал тренером, а Стрельцов и Воронин ещё играли, отношения между ними изменились по сравнению с тем временем, когда все вместе выходили на поле. Это отразилось на дальнейшем развитии событий.

— Козьмич ругался как мало кто. Известен был тем также.

— О-о-о, это вообще! Особенно любили, когда «Торпедо» с харьковским «Металлистом» играло, и Евгений Лемешко пересекался.

Главный тренер харьковчан был острословом. Есть история, когда автобус «Металлиста» поравнялся с ассенизационной машиной. Лемешко сказал водителю в окно: «Привет, коллега!». Водитель ответил: «Какой же я вам коллега?». — «Ты говно везешь — и я тоже!».

— Ну вот и с Козьмичом друг друга осыпали такими выражениями, что мало никому бы не показалось. Мы четко знали, что в игре с этим соперником если Иванов будет кричать, то не на нас, а на Лемешко, переругиваться с ним. На такое даже от игры можно было отвлечься! Футболистам тоже от него доставалось будь здоров. Но на Козьмича никто не обижался. Матюшком он, конечно, мог ругаться, но только на поле. Все понимали, что это не со зла, а просто на эмоциях.

Мы с братом Козьмичу очень благодарны

— Вы часто оказывались под раздачу у Иванова?

— В том-то и дело, что нет. Не сказать, что мы с Колькой были у него любимчиками, но он нам доверял и сильно никогда не ругал. Почему — не знаю. Гораздо больше доставалось ветеранам — Петракову, Соловьеву. А молодых Козьмич, наоборот, все время подтягивал. После нас — Чугайнова, Чугунова, Тишкова, Шустикова… С Юркой Тишковым мы на год-два успели пересечься, он уже подходил к основе, а потом меня в ней и заменил. Такой был талант, так играл, пока Бодак его не сломал.

— Светлая память Тишкову, но вернёмся всё же к Иванову.
Каким он остался в вашей памяти?
За что вы ему благодарны, а за что, может, нет?

— Только благодарны! Колька и я всегда получали от него поддержку. Увидел нас в дубле и сразу начал подключать к основе — сначала на тренировках на базе в Мячково, а потом уже и в играх. До сих пор жив администратор того «Торпедо» Вячеслав Палыч Жендарев, дай Бог ему здоровья. Все очень тщательно считал, лишнего у него было не допроситься.

Каждая футболка тогда была на вес золота, и когда основному составу выдавали форму и бутсы, Иванов ему говорил: «Чтобы братьям сразу дал!». Хотя мы тогда еще выступали за дубль. «Они же не в основном составе!» — «Неважно! Такие же костюмы и майки, как и всем!». Палыч ворчал: «Вам еще рано, по идее. Но Козьмич сказал». То же самое и с зарплатой. Сначала нам с Колькой в дубле положили оклад одного основного футболиста на двоих. Козьмич потом тоже пошел к начальнику команды Юрию Золотову: «Надо дать им полноценные, по отдельности!».

— Тогда тренер «Торпедо», а в будущем президент чемпионского «Локомотива» Валерий Филатов рассказывал, что он увидел в юношеской команде «Союз», как вы забиваете головой какой-то очень породистый гол, и сказал, что вас с братом надо брать в «Торпедо».

— Так и было. Потом с Владимиром Юриным не могли нас «поделить» — кто был первым, кто Савичевых открыл. Но на самом деле — Филатов. Он нас увидел в «Союзе» на юношеском первенстве Москвы и пригласил в торпедовский дубль. Там работали с Юриным, который потом стал старшим тренером дублирующего состава. И, когда мы проявили себя в первой команде, он стал говорить: «Это мои». Хотя мы знали, что это Николаич. Прим. И.Р.) нас заметил.

— Филатов рассказывал про сумасшедшие тренировки Иванова. Еще когда он был игроком, Козьмич на сборах заставлял таскать на веревках стокилограммовые шины от МАЗа, в которые садился другой футболист. Ваше поколение это тоже застало?

— Нет, хотя от старших о таком слышали. А в наше время он в основном беговые нагрузки любил давать. Поэтому «Торпедо» в то время было одной из самых физически подготовленных команд. На сборы все время в Адлер ездили, кроссы постоянно бегали. А самой сложной была дистанция 400 метров на скорость. Кажется, что круг легко пробежать, а на самом деле, когда несешься на полной скорости, к концу забега уже ног не чувствуешь. Тесты Купера ещё…

— Это классика того времени. Футболисты в большинстве своем её ненавидели.

Помню, когда Валерий Лобановский меня в первую сборную вызвал, поехали в Италию, приезжаем тренироваться на базу «Интера». На следующий день — товарищеский матч как раз с этим клубом. И за день до него бежим «Купера»! Мало того — когда пробежали, Валерий Васильевич говорит: «А теперь, ребята, чтобы у вас голова не закружилась, повторяем то же самое, только в обратную сторону». Впрочем, второе было только для тех, кто не вышел на следующий день в стартовом составе.

Итальянцы, как увидели это — за голову схватились: «Как завтра играть собираются после таких нагрузок?!» Бышовец нам все время говорил, что Лобановский со своими ребятами результата добивается, но вытаскивает из них больше, чем способен дать организм, и в итоге у них футбольная карьера недолгая получается.

— Лобановский несколько раз вас вызывал в первую сборную, и шанс поехать на ЧМ-1990 у вас был — ещё в марте против Ирландии играли.

— Да, был. Но как раз в то время я травму получил — и всё, чемпионат мира проехал мимо меня. А на Евро в 1988-м попасть не мог, потому что футболисты были четко разграничены между двумя сборными, и только Михайличенко с Добровольским разрешили выступать за обе.

Как Бухвальд в матче с «Торпедо» золотой зуб потерял.

— Предполагаю, какой матч в карьере принес не меньше радости, чем финал Олимпиады.

— И какой же?

Осень 1986 года, вам — 21 год, «Торпедо» побеждает в гостях в Кубке УЕФА мощный «Штутгарт» Юргена Клинсманна и Гвидо Бухвальда — 5:3, и вы с братом забиваете по два гола.

Да, этот матч очень запомнился. Сначала была домашняя игра — почему-то не на Восточной, а на «Динамо». Погода стояла ужасная, нас предупреждали, что команда очень сильная, три-четыре человека в сборной. Но нам удалось выиграть — 2:0, и мы с Колей по мячу забили. А главное — команда не пропустила.

В Штутгарте, на том же стадионе, где на этом Евро Германия уступила Испании, всё сложилось — мы к 13-й минуте уже вели 2:0, опять по голу с братом забили! Потом Клинсманну красивый мяч удался, влет поймал. Но к перерыву 4:2 в нашу пользу было, и мы начали считать, сколько немцам нужно забить, чтобы выйти.

— Пять мячей — при 7:4 бы выходили, ха-ха.

— После игры немцы были в шоке, особенно тренер. Даже когда мы после 2:0 туда ехали, думал, что забьют три-четыре и всё равно выйдут. Потому что такой состав, такие футболисты…

— А тут близнецы Савичевы им в двух матчах по три гола каждый забивают.

— Мы с Колей так не договаривались, но получилось, ха-ха.

— Вы все время превосходили Бухвальда, которому, как когда-то рассказывал мне Франц Беккенбауэр, в сборной ФРГ дали прозвище Диего.

— Почему?

— Потому что позднее, в золотом для ФРГ финале ЧМ-1990, Кайзер Франц ему дал персональное задание по опеке Марадоне, и тот не отлипал от него ни на секунду. И справился.

— За три года до этого он показался мне довольно медлительным. Головой играл хорошо — это да. С Бухвальдом в московском матче был один прикол связан.

— Расскажите же скорее!

В нашей команде были мощные ребята. На «Динамо» не помню, кто из наших жестко столкнулся с Бухвальдом, попал ему по лицу — и выбил Гвидо золотой зуб. Времени его искать не было, матч продолжался — и, когда он уже закончился, защитник еще долго ходил по грязному мокрому полю и искал зуб. А может, коронку — но тоже золотую. А то зачем немцам золотые зубы…

— Нашел в итоге?

— Об этом история умалчивает. На том поле — вряд ли. В общем, есть что вспомнить. Жалко, в следующем раунде мы на «Бордо» попали — и, проиграв в гостях 0:1, дома победили 3:2, но из-за отмененного сейчас правила гостевого гола не прошли в полуфинал.

— Как тогда за такие победы, как на «Штутгартом», в «Торпедо» награждали?

— Ой, как помнить почти через 40 лет… Одно точно могу сказать — не обидели. «Торпедо» тогда была не бедной командой. Завод ЗИЛ еще работал на всю мощь — и футболисты ни в чем не нуждались. И директор, и вся администрация относились к нам внимательно. Думаю, что в тот период ни «Спартак», ни «Динамо», ни ЦСКА по финансам к нам даже близко не подходили.

Потом всё посыпалось в «Торпедо», начался какой-то цирк… Я на всё это со стороны смотрел и переживал. Спрашивал брата, он руками разводил: «А что я могу сделать?» Надеюсь, после ввода в строй нового стадиона вернётся настоящее «Торпедо». Потому что смотришь на всё, что уже много лет происходит с родным клубом, — и сердце кровью обливается.

— А сейчас от того «Торпедо» — только историческая лестница с изображениями знаменитых игроков команды. В том числе и ваше.

— Да, как-то мы с Лехой Прудниковым там побывали, фотографировались. Приятно было! И очень надеюсь, что на новом стадионе лестница останется.

В общем, честно скажу, мне очень обидно за то, что происходит с «Торпедо». Ветераны звонят, болельщики пишут, делятся болью. Если мой родной клуб хочет вернуть себе славу, то не должен забывать про тех, кто эту славу добывал! Недавно (этот фрагмент интервью Савичев попросил добавить несколько дней назад. — Прим. И.Р.) отмечалось столетие «Торпедо». Ладно, не пригласили меня — я живу далеко и ни на что не жалуюсь. Но как можно было не уделить внимание ветеранам, не позвать их на матч, не накрыть стол элементарно в знак уважения! Зато там хватало людей, которых никто не знает.

Узнав это, просто шок испытал. Больно и стыдно. О том же мне говорили болельщики, которые хотят видеть в такие дни на стадионе старое поколение игроков, несущих в себе торпедовские традиции. А как можно было отодвинуть от дел Вячеслава Жендарева, человека, который больше чем полжизни отдал «Торпедо»? Такие люди, как он, как мой брат и многие другие, заслуживают от «Торпедо» пожизненной пенсии. Вместо этого им вынуждены в далеко не юном возрасте бегать, чтобы куда-то устроиться.

— На ЗИЛе Валентин Козьмич вас возил, когда проигрывали — опустить с небес на землю и показать, как простые рабочие трудятся.

— Просто на экскурсию туда ходили, но именно в таком контексте — нет. Слышали, Иванов раньше так поступал, но не при нас. Но мы с Колькой и сами на ЗИЛе работали, на конвейере!

— Как так?

— Рядом с заводом ЗИЛ находился ВТУЗ — высшее техническое учебное заведение. Мы с братом хотели поступать в институт физкультуры в Малаховке, но в том году все вакансии там были заняты основными футболистами московских клубов — мы же ещё в дубле играли. И чтобы нас в армию не забрали, ЗИЛ отправил нас на пару лет в этот ВТУЗ, высокое здание прямо напротив завода.

Один день в неделю, а то и два, у нас была обязательная практика на заводском конвейере. У каждого — своя операция, а то и несколько. То сиденья нужно прикручивать, то колеса подкатывать, то пару гаек где-то закручивать. И все надо сделать быстро, чтобы из-за меня конвейер не остановили и бригадир не начал кричать: «Четвертый участок, почему стоим?»

— Из-за вас останавливали?

— А как же. Сложно работать целый день без сбоев. Иногда не по твоей вине конвейер стоит, ты быстрее в кабину машины запрыгиваешь, чтобы пару минут отдохнуть. А тут уже конвейер и начинает идти потихоньку.

— Вам как футболистам совсем поблажек не давали?

— А нас тогда еще никто не знал. Основных игроков «Торпедо», конечно, ни на какой конвейер не ставили. Потом уже перевели в Малаховку по учебе, попали в основу «Торпедо», и больше уже об этом не было и речи. Но рабочими ЗИЛа себя почувствовать успели.

Колька старше на 25 минут. В семье его считают старшим братом.

— Тема близнецов — всегда увлекательная. Родители вас никогда не путали?

— Путали, а как же! Если шли к маме спиной и отходили довольно далеко, она всё время кричала Коле: «Юра!». Когда вместе сидели — родители не путали. После десятого класса и друзья начали различать. Это где-то до восьмого были как две капли воды, а потом начали появляться отличия. Некоторые футболисты нас с ходу различали, некоторые так и не научились. Сейчас совсем разные.

— Характеры у вас сильно отличаются?

— Многих знакомых кажется, что я более общительный, а Николай — замкнутый. Сам он мне иногда говорит: «Хватит болтать!». Еще слышал, что я понаглее.

— На поле это помогало?

— Не мне судить, но думаю, что да.

— Бышовец как раз отцепил брата, а потом сказал, что футболисты вы с ним оба хорошие, но у вас характер посильнее.

— Да, сказал он это, но я такого не видел. Конечно, брат обиделся, не понял. Тем более первым из нас начал выступать за сборные. Но через ту команду Бышовца, наверное, сорок человек прошло, а поехало в Сеул вдвое меньше. Сам тоже думаю, что братьев нежелательно разлучать, но тренер решил так.

— В последний момент?

— Мне кажется, чуть раньше. На последний сбор Кольки уже, насколько помню, не позвали.
— Бывало, что вы с братом в детстве сдавали экзамены друг за друга? И на свидания друг друга замещали?

— С девушками — нет, ха-ха. Времени не оставалось, целиком себя спорту посвящали! А с экзаменами — было. Я уже рассказывал, что мы учились в ВТУЗе. И как-то так получилось, что мне в один день и в одно время нужно было сдавать два экзамена. А как? «Коля, сдашь за меня?» — «Ладно. Но больше, чем на четверку, не рассчитывай!»

Сложность возникла с зачетной книжкой. У меня одна! Мы договорились: на вопрос преподавателя «А где ваша зачетка?» он хлопнет себя по голове: «Ой, забыл, сейчас принесу!», выйдет — а я его буду ждать в условленном месте на другом этаже, где и передам. Все сработало!

— Вы уже тридцать лет живете в Германии, а брат — в Москве. Трудно ли близнецам десятилетиями находиться раздельно, в разных странах?

— Вначале, когда я из «Торпедо» в Грецию уехал, приходилось тяжело. Мы же все время вместе были — а долго и жили вместе. Потом брат первым женился, ему дали отдельную квартиру — разъехались, в общем. Мне квартиру ЗИЛ уже после Олимпиады дали. Колька меня всё время чуть-чуть опережает — и первый ребенок у него раньше родился, и детей у него двое, а у меня один.

У нас Колька считается старшим братом. 25 минут разницы! Родители, когда мы были маленькими, так нас и воспринимали. «Коля, возьми рубль в школу». — «А мне?» — «Коля тебе даст». Или ключи от квартиры. Я ещё брата доставал всё время: «Коля, дай 20 копеек, пойду мороженое куплю». — «Нет, мама сказала — только на большой перемене». — «Коля, я булочку хочу купить в буфете!» — «Нет. За деньги я отвечаю». Чувствовал себя главным!

Конечно, когда я в «Олимпиакос» уехал, первое время его не хватало. Вроде и не совсем в чужую атмосферу попал — вместе со мной играли Олег Протасов и Геннадий Литовченко, тренировал нас Олег Блохин. Но все равно всё вокруг незнакомое, немножко дикое. И на то, чтобы греческий более-менее выучить, время потребовалось — и только дело пошло, как в Германию пришлось переезжать, и все по новой.

Тогда еще не существовало мессенджеров, мобильных телефонов. Созванивались по домашним. И сейчас раз в неделю обязательно говорим, узнаем, как у друга и у семей дел. Мама у нас в этом году умерла — 92 года, я в связи с этим летал в Москву.

— Соболезную. Почему Николай так и не попробовал себя за рубежом, когда в начале 90-х это делали многие?

— Травмы. У меня тоже хватало, но у него как-то особенно невовремя. У Кольки возникали варианты — в Швеции, допустим, уже близко к подписанию контракта подошло, но его не приняли из-за проблем со здоровьем. А потом приехал ко мне в Грецию, я помог ему там подлечиться, продлить футбольную карьеру. В итоге он первый Кубок России с «Торпедо» в 93-м выиграл.

— Была знаменитая история, когда Алексей Спирин забил пенальти в матче с московским «Динамо» после того, как Савичев сбил другого во время борьбы.

— А не Сергей Хусаинов разве? История такая была, да. Поэтому я и говорю, что с видео лучше — сейчас такое невозможно. А тогда вышло смешно — Колька меня зацепил в борьбе, чего я вначале не понял, там в штрафной кутерьма стояла. Угловой, куча-мала, меня цепляют, я падаю. Судья указывает на точку, к нему подходят Лосев и Добровольский: «Какой пенальти, это брат его сбил!» — «Ничего не знаю. Нарушение правил». Потом в сборной меня подтравливали: специально договорились, что ли?

В «Спартак» нас с братом приглашали, отказались. От ЦСКА ушли через запасной выход на Восточной.

— Вас и вашего брата вместе куда-нибудь из «Торпедо» приглашали?
— Да, в «Спартак». Году в 1985-86м. Встречались не с Бесковым, а с селекционером, фамилию не помню. Ездил к нам на Ленинский проспект, уговаривал, что-то обещал.

— Что? Квартиру?

— С квартирами, думаю, в «Торпедо» получше обстояло, чем в «Спартаке». Может, говорил о более высоких футбольных перспективах. Но те же еврокубки у нас и у самих в «Торпедо» были каждый год. И мы с братом решили — нет, от добра добра не ищут. В любом случае хорошо, что Козьмич об этом разговоре не знал, иначе, зная его, случился бы большой скандал.

В ЦСКА хотели увезти обоих с Колькой в армию. Но в «Торпедо» прознали об этом и сказали — после игры самим со стадиона не уходить. Заберут военные, и уже ничего сделать не сможем. Специально для нас прислали с ЗИЛа машину, вывели через запасной выход и сказали несколько дней не жить дома. Дня на три-четыре переехали к сестре, пока вопрос решался. А потом у нас как у футболистов молодежной, а потом олимпийской сборной была бронь от армии, и мы уже ничего не боялись.

— Возвращаясь к «Спартаку» — правда ли, что для Валентина Иванова не было большего раздражителя, чем красно-белые цвета? И не стало ли это ещё одной причиной отказа?

— Уже не помню. А в футбол мы со «Спартаком» играли совершенно разный. — в короткий пас, а для Козьмича главным были бойцовские качества. Даже когда у нас появлялись такие тонкие футболисты, как Шавло или Буряк. Верховая борьба, скорость, выигрыш единоборств, максимально быстрый переход от обороны к атаке, участие всех в оборонительных действиях — это у нас стояло во главе угла. В подкатах стелились все!

«Спартак» не любил против нас играть. Говорят, что дождик — спартаковская погода, но если мы встречались с красно-белыми в такую, это для нас лучше всего. С Киевом хорошо играли, и с кем угодно, а с нами почему-то тяжелее всего. Условно, Валера Шавейко на первых минутах такой подкат под Федора Черенкова сделает, что тот сразу подумает — а надо ли с этой командой еще хоть раз мяч под себя убирать?

— Козьмич не просил Федю поберечь?

— Нет. Слышал, что какой-то тренер так говорил, но у нас видели совсем другое.

— Не раз слышал, что в «Торпедо» были самые лютые ветераны вроде Шавейко. Молодёжи могли без разговоров вмазать, если та начинала вякать.

— Если молодые нос задирали — да, могли быстро на место поставить. Но не назвал бы их лютыми. Справедливые! Если узнали, что к Козьмичу бегаешь жаловаться — пощады не жди. Сергей Пригода и Виктор Круглов, два наших капитана, стукачей очень не любили и дисциплину внутри коллектива поддерживали. До сих пор не знаю, был ли в курсе всего этого Козьмич.

— Есть ли у вас объяснение, почему Иванов, бывший игрок высокого уровня, ставит «Торпедо» на очень простой, без изысков футбол?

— Не знаю, мне наш футбол нравился, я с самых ранних лет к нему привык. Козьмич очень не любил тех, кто ноги убирает, на чистых мячах играет. В «Спартаке» подобное могло проходить, у нас такой человек из команды быстро вылетал. А то, что длинными передачами пользовались, — так ничего страшного. В Англии тоже далеко не все демонстрируют тики-таку, как Гвардиола. Тут ещё поспорить можно, как лучше и что больше народу нравится. Сам видел, что, когда слишком много мяч катают, зрители начинают свистеть. Болельщики любят, когда их команда бьётся, сражается, не трусит. А мы всегда играли азартно.

— А почему у «Торпедо» вашего поколения не удавалось выиграть чемпионат? При вас максимум третье место и Кубок Союза.

Третье мы заняли как раз в золотой олимпийский год, в который еще и первая сборная серебро Евро взяла. И все футболисты выступали внутри страны — представляете, какой был уровень чемпионата, какая конкуренция? Тот же «Спартак», киевское, тбилисское, московское и минское «Динамо», «Днепр», «Жальгирис». Вот и не поднялись выше бронзы. Но и ниже пятого при мне никогда не опускались (кроме сезона 1986 года, «Торпедо» с 1985 по 1990 годы действительно однажды заняло третье место, по два раза — четвертое и пятое). Прим. И.Р.).

— В 1988 году, вскоре после серебряного для нашей первой сборной Евро, ты сделал на Восточной улице дубль в ворота Рината Дасаева, признанного в том году лучшим вратарём мира. Помнишь?

— Детали нет, но Дасаеву как первому вратарю сборной забивать всегда приятно. Но для меня любимой «булочкой» был не он, а Отар Габелия. Почему-то в матчах с его тбилисским «Динамо» я постоянно забивал!

— Мыслили ли вы о том, чтобы жить по спартаковскому стилю? Успели бы научиться футболу Бескова, окажитесь в «Спартаке»?

— Думаю, смог бы. Почему нет? Футбол в принципе прост. Главное — чтобы мяч оказался в воротах соперника. А после десяти передач это произошло или после одной — какая разница? Когда играть умеешь — подстроиться можно под любой стиль. Мне удобно было так, как требовал Иванов. Но, может, стало бы удобно и так, как требовал Бесков — но я этого уже не узнаю.

В разные времена и правила были другими. Когда я начинал, вратарь еще мог брать мяч после паса назад — форвардам из-за этого приходилось сложнее. А сколько голов не засчитали, когда никакого офсайда не было? С другой стороны, может, что-то и засчитали из того, что забил не по правилам. Сейчас все решают видеоповторы. С одной стороны, это хорошо, потому что ты более честно выигрываешь. С другой — забил, порадовался, эмоции потратил, майку на голову натянул, кульбит сделал… А тут выяснилось, что гола нет. И все эти эмоции, выходит, потрачены впустую. Это минус.

— Вы предпочли бы играть с ВАР или без видеоповторов?

— С видео, конечно. Если забил честный гол — не отменят. У меня до сих пор занозой сидит чистый мяч, который я забил в 1989 году «Днепру» в финале Кубка. Но судья из Минска Вадим Жук его отменил, усмотрел положение вне игры. Потом показали — никакого офсайда там нет. И мы уступили в один мяч. А мог бы судья посмотреть повтор — засчитали бы.

— В ваше время празднование голов было скромнее.

— Это точно. О таких прыжках или танцах, которые сейчас футболисты устраивают, и речи не было. Обнялись и побежали к центру поля. А цветные бутсы, которые нам и в голову не могли прийти? Прически, татуировки… Но ведь это запоминается! Во время Евро мы с братом смеялись. Говорю: «У Испании на левом фланге атаки играет Куст».

— Нико Уильямс?

— Да. У него куст на голове! А Коля подхватывает: «А в защите на том же фланге — Метла».

— Марк Кукурелья.

— Верно. Так и запомнили. Сильный левый фланг у испанцев — Куст-Метла!

Когда мне предложили уехать в Грецию, Иванов и Золотов сказали: «Мы не можем тебе отказать».

— Капитан чемпионского ЦСКА 1991 года Дмитрий Кузнецов в интервью недоумевал, что сошла на нет дружба с ним, и признавался, что ему очень жаль, что так произошло. Рассказывал, что вы выросли в одном дворе на Ленинском проспекте, учились в одной школе, и он из-за вас даже в «Торпедо» хотел перейти. И вроде не ссорились, но общение прекратилось — даже когда приезжаете в Москву, общаетесь с другими людьми. За что-то на него обиделись?

— Нет, никаких обид. Просто, если приезжаем в Москву, то чаще всего на неделю. Я и с братом едва успеваю за это время увидеться. Главная цель в такие поездки была повидать родителей. К тому же куча дел накапливается, а любая такая встреча — это минус два дня.

Мы действительно росли и учились вместе, в «Торпедо» он правда хотел. Но у Димы отец — офицер, и он убедил его: в ЦСКА тебе дадут погоны, пенсию военную потом будешь получать. А как потом мне Колька рассказал, никакой пенсии ему не дали — хоть Кузя после Испании и вернулся в ЦСКА. Он же и в олимпийскую сборную мог попасть, Бышовец его подключал. Но, как и моего брата, в Сеул не взял.

— Какова общая сумма ваших операций?

Семь. Или восемь? Спица в стопе. Два мениска — по одному на правой и левой ноге (жена уточняет: «Три! Два на одной ноге, один — на другой!»). Два ахилла — это уже здесь, в Германии… Чем старше, тем тяжелее восстанавливаться. Первый ахилл мне в Германии прооперировали неудачно, и я ездил в Швейцарию переделывать. Врач из Цюриха, специалист именно по ахилловым сухожилиям, приезжал в Гамбург на медицинскую конференцию, президент «Санкт-Паули», замечательный человек («И праздники детские для семей футболистов всегда устраивал!» — добавляет Елена), показал его мне. Он быстро посмотрел пятку: «А зачем ахилл чистили, если он у вас просто мертвый?» И позвал меня к себе. Второй ахилл в Германии уже сделали нормально. Видимо, на той конференции ему чему-то научились…

— Когда и по каким причинам решили уехать из СССР?

Открылись возможности — и все в это время захотели подзаработать. Из Греции было хорошее предложение, тем более что тренировал «Олимпиакос» Блохин. Трансфером занимался не он, а его жена Ирина Дерюгина, гимнастка. Она приезжала в Москву и договаривалась с «Торпедо». Я никого ни о чем упрашивать не хотел и вопреки мнению клуба никуда бы не поехал. И когда Иванов и Золотов дали мне добро со словами: «Мы не можем тебе отказать» — только тогда и сказал «да». Клубу пообещали за меня хорошие деньги, мне — тоже.

— Заплатили?

— С командой рассчитались полностью. С нами у них была другая история — с какого-то момента начали платить не долларами, а драхмами, причем меньше, чем должны были. Но тут и двухлетний контракт закончился, и этот обман не способствовал продлению. Поэтому уехал в «Саарбрюккен».

— Какие отношения сложились с Блохиным? Какой был этот тренер, только что завершивший игровую карьеру?

Нормальные. Но мы на него смотрели скорее не как на тренера, а как на великого футболиста, лучшего бомбардира в истории чемпионатов СССР. Что он на тренировках показывал! Штрафные исполнял так, что греки на него во все глаза смотрели. Даже скорость в его возрасте сохранил. И, может, заложил в греческом футболе основу того, что потом уже в сборной развил Отто Рехагель, с которым сборная Греции стала чемпионом Европы. До Блохина там не уделялось такое внимание физике.

Протасов и Литовченко вместе со мной называли «Три МИГа». Взаимодействовали мы отлично, отношения были классными. Обычно уроки греческого языка проходили у нас дома. Собирались все ребята и все жены — так и выучили греческий довольно быстро по сравнению с немецким.

— Сейчас уже не общаетесь с Блохиным, Протасовым и Литовченко?

— Уже давно потерялись. Последние события здесь ни при чём. Просто у каждого своя жизнь, и со временем связи оборвались.

В Германии русские в девяностые годы были очень популярны. Того же Бородюка в «Шальке» называли Горби — в честь Горбачёва.

— А у нас в «Саарбрюккене» была своя фишка. Два нападающих — русский и американец, клуб это всегда подчеркивал! Мы с Эриком Винальдой, автором первого гола сборной США на домашнем ЧМ-1994.

— И первого гола в истории МЛС, который Винальда в матче открытия лиги забил на моих глазах. А так же дал мне интервью, с ностальгией вспомнив о Савичеве!

— Да, у нас были очень добрые отношения. У обоих была проблема с немецким, и мы много общались между собой. Хорошее время было. Винальду правда все время штрафовали за то, что он в «Макдоналдс» ходил. Наш тренер говорил: «Эрик, я же тебе говорил, что это у нас под запретом». — «Да не был я там!» — «А почему твоя машина там стояла?» Саарбрюккен — маленький город, 100-150 тысяч, и все знали, где ты вчера пиво пил или ужинал. Поэтому мы были осторожны, а Эрику было немножко наплевать. Он говорил: «Если в Саарбрюккене один Макдоналдс», то куда я буду ходить?».

Елена:Однажды Эрику выписали штраф, но он доказывал клубу, что там не был, а на его машине приехали жена с ребенком. Штраф сняли.

— С немецким языком было сложно?

— Нам греки помогали.

— Какие еще греки?

Мы приехали в Германию уже со знанием греческого. А тут много греческих ресторанов — и так появились друзья-греки. Да ещё и один из тренеров «Саарбрюккена» — грек, он разминку все время проводил. Общался с главным тренером через него, обоим было удобно. Потом уже в школу отправили, и через год-два уже знал основные фразы, необходимые для общения.

Елена:Были бытовые проблемы, например, с детским садом. В Германии заявление на садик нужно подавать, когда ты еще только забеременела — такая очередь. Иначе можно ждать три года, пока ребенку не настанет пора в школу идти. Приходилось и такие вопросы решать.

— После «Саарбрюккена» вы шесть лет играли в «Санкт-Паули», стали легендой клуба. Вас на его матчи ещё приглашают?

— Раз в год с сыном, который начал болеть за «Санкт-Паули» в детстве, когда я там играл, и так и остался ему верен. Сейчас вышел в бундеслигу — первый раз с моих времен. Будем следить — благо тут недалеко!

— Это особый клуб, особый район, особые болельщики.

— Настоящие болельщики! По черепам с костями, которые у них нарисованы, многие считают их отмороженными. Но это старая пиратская традиция, связанная с Гамбургом, портовым городом. И гамбургер пошел от того, что пиратам нужно было поесть что-то как можно быстрее.

Долгое время первой командой города считался «Гамбург». Потом клубы выровнялись, кажется, пять последних сезонов играли вместе во второй бундеслиге. А вот сейчас «Санкт-Паули» вышел в первую, а «Гамбург» нет.

— На вашей странице в Википедии главное фото сделано в форме «Санкт-Паули», а титульный спонсор на футболке — виски «Джек Дэниелс»!

— У нас и сосиски спонсором были, и пиво, а тогда — да, виски.

— Правда ли, что иногда спонсоры дарили игрокам виски ящиками?

Глупость, миф. Раз или два в год бывали собрания, на которые приезжали спонсоры и по бутылке каждому игроку давали. От этого сразу легенда о ящиках пошла. Вот так все раздувается. Нет, конечно. А район, где команда располагается, — злачный, конечно. Риппербан один чего стоит! И стадион — прямо в центре района.

— Мне рассказывали про эпизод, когда ты забил гол, побежал праздновать к фанатской трибуне, болельщик дал тебе кружку пива, ты отхлебнул и побежал дальше играть.

— Что-то не помню. С одним из игроков такое было, но не со мной. Зато помню другое — как домой чуть ли не голый пришел. Когда мы вышли в первую бундеслигу, праздновали это дело вместе с болельщиками, и с меня всю одежду сорвали. Футболку, штаны — всё! Я домой как бомж пришел. Жена изумилась: «Ты откуда такой?!» Объясняю, а она спрашивает: «У тебя такая хорошая жилетка была. А она где?» Вынимаю какой-то ошмёток: «Кусочек от кармана — вот всё, что осталось». Вот это было сильно!

— Сын болеет за «Санкт-Паули»?

Елена: —Сейчас мне очень приятно: во время просмотра футбола справа сидит сын, как судья, а слева муж, который всё объясняет как игрок.
Юрий— У Юрки есть основная работа, а судейство — хобби. Вернее, сейчас он уже не работает в поле, поскольку немножко прибавил в весе, хотя раньше судил во второй, третьей, четвертой лигах. Но преподает у судей, принимает у них экзамены. И мне все судейские новации объясняет. За что, говорю, карточку дали? А это, отвечает, в Германии называется «штемпель» (в российской терминологии — «наступ»). Прим. И.Р.), теперь это сразу желтая. Я бы, говорю, за это не давал. Но, оказывается, требования таковы.

Или эта рука у Метлы, Кукурельи в четвертьфинале с Испанией. Как, спрашиваю, арбитр мог за это пенальти не дать? Сын объясняет, что, когда там в начале этой атаки шел длинный пас под скидку головой — был офсайд. То есть пенальти обязан был дать, но после повтора все равно бы его отменил. И, наверное, решил просто продолжить игру, поскольку ему подсказали про это «вне игры». А немцы думают, что не дали железный пенальти.

Савичев еще до начала Евро ставил на чемпионство Англии. И перед финалом тоже считал, что она выиграет: «По игре испанцы повыше, но если англичанам прет, то уже будет переть до конца. Два раза уже были одной ногой на вылете — со Словакией и Швейцарией. Да и второй финал Евро подряд у них — неужели проиграют?»

Не угадал бомбардир — проиграла Англия финал. Левый фланг, по его терминологии, Метла — Куст, Кукурелья — Уильямс, и сказал решающее слово: Куст открыл счёт, Метла отдал золотой голевой пас. А ещё через три недели другая испанская сборная выиграла парижскую Олимпиаду.

Став второй европейской сборной после Испании на домашних для нее Играх в Барселоне-1992, которая победила на футбольном турнире Олимпиады после сборной СССР 1988 года. После того, как Владимир Маслаченко умолял Савичева убегать и забивать, а Юрий прислушался к этой мольбе, развалился Союз, а сборная России на Олимпиаду так ни разу и не вышла.

С каждым годом большею легендой становится тот гол кудрявого торпедовца, до которого мне все-таки посчастливилось добраться. И потрогать ту майку, и положить на ладонь ту медаль.

Я физически прикоснулся к истории футбола, к единственной победе нашей взрослой сборной за последние 60 лет — Олимпиаде в Мельбурне, а первый Кубок Европы был чуть раньше. Её вершитель живет размеренной жизнью — и давно уже к ней привык, и, по-моему, чувствует себя вполне уютно.

Вот только к одному никак до конца не адаптируется — вставать каждый день затемно, в пятом часу утра. Чтобы поехать на свою привычную работу медицинским техником, где его не спросят, как он забивал Таффарелу, но попросят починить очередную кровать.
Это и называется — жизнь. Чтобы нормально себя ощущать, невозможно жить одним прошлым, каким бы великим оно ни было. Юрий и Елена Савичевы это хорошо понимают — оттого после приезда к ним у меня возникло чувство гармонии и какого-то приятного покоя на душе. А главное — есть друг у друга…