Замечательный советский врач: от американских конкурентов до встречи с Карелиным.

Сегодня Василию Авраменко исполнилось 75 лет.

Заслуженный врач России, профессор, полковник медицинской службы, руководитель спортивной медицины «большого» ЦСКА стал легендой в 1988 году, когда перед решающими матчами сеульской Олимпиады чудесным образом исцелил Арвидаса Сабониса.

В течение многих лет Авраменко был правой рукой Александра Гомельского как в клубе, так и в сборной. Для него он был кем-то большим, чем просто доктором.
Авраменко лечил Марчюлениса и Волкова, Бубку и Исинбаеву, Сильнова и Чичерову, а также артистов, политиков и бизнесменов.

В ноябре 2022-го Василий Антонович стал героем «Разговора по пятницам»Встреча прошла с рассказом удивительных историй как о Гомельском, так и о его известных пациентах.

Тост

Давайте вспомним шутки Александра Яковлевича.

— Да пожалуйста! — Сеул, финал Олимпиады! Минута, как выиграли. Пятерка с площадки бежит к семерым, которые на лавке. Братание, куча-мала, радость. А Гомельский аккуратно снимает очки, кладет в нагрудный карман. Сдержанно обнимает меня и говорит: «Сейчас иду в центр площадки, а ты этот колхоз поднимай. Веди всех туда. Наступил момент в жизни — пора меня бросать!».

— Какой, а!

— Я сказал ребятам: «Ребята, вперёд!». Есть фотография: маленький человек где-то под куполом парит. У меня сразу мысль: «Если не поймают — тело».

— Счастье наше с вами — поймали.

— Несколько раз! Даже очки не выпали!

— Когда еще вас насмешил?

— Праздновался юбилей сына Владимира. Гости осыпали его комплиментами: «Ты один из сильнейших комментаторов страны наряду с Озеровым и Махарадзе. А уж из баскетбольных — точно номер один!». Затем Александр Яковлевич взял микрофон и обратился к собравшимся: «Вот сынок мой, Володя. Кто его родил? Я! Для меня он лучший в мире! Был, есть и будет! Поэтому тост за меня, его отца!».

— Забавно.

— Расскажу историю, которая еще раз доказывает великолепие Папы. У него были очень сложные отношения с Сергеем Беловым. После Сеула тот в интервью высказался негативно о Гомельском. Вскоре их встретили в ЦСКА. Папа сразу же сделал замечание Белову: «Серега, ты в 1980 году Вите Санееву левой ноги не стоил! Но я в Политбюро решил вопрос. Не ради тебя — ради баскетбола! А ты не ценишь, в газетах меня ругаешь. Незаслуженно!»

Получается, что из-за Гомельского победу на Олимпиаде в Москве получил Белов, а не Санеев?

Конечно! В последний момент изменили решение. В итоге легендарный Санеев, трехкратный олимпийский чемпион в тройном прыжке, принес факел на стадион, передал его Белову, а тот зажег олимпийскую чашу.

— Что Белов ответил Гомельскому?

— Ничего. Опустил глаза. А отец после выступления взял меня за рукав словами: «Пойдем, Антоныч, ну его на фиг». Много лет спустя я пересказал эту историю Санееву. Ему грустно улыбнулся: «Молодец Александр Яковлевич…» Встретились мы в Барселоне, где в 2012 году отмечали столетие Международной федерации легкой атлетики. Собрались олимпийские чемпионы разных лет, прилетел из Австралии и Санеев.

Куртинайтис, Сабонис и Авраменко.
Фото Личный архив

Сабонис

Рассказывали, что на московской Олимпиаде Виктора засудили. Была установка: должен победить советский спортсмен. У Санеева поначалу прыжки не получались. И решили не рисковать, не дожидаться его последней попытки. Когда прыгнул эстонец Яак Уудмяэ, флажок воткнули чуть дальше, чем тот приземлился.

Да, это так! Я тогда находился в секторе тройного прыжка и всё видел. Ветер помог Мяу-мяу. Когда у Вити осталась последняя попытка, дул сильный встречный ветер. Прыжок был хорошим, но ему, как и эстонцу, ничего не натягивали. Вместо четвёртого олимпийского золота получил серебро.

В Барселоне я поинтересовался у Виктора: «Если бы был шанс исправить что-то в твоей спортивной биографии, что бы ты изменил?». Он ответил: «Выиграл бы одну Олимпиаду — и всё!».

— Вот так ответ.

— После рассказал: тренировки были изнурительными, ежедневно поднимал десять тонн железа. И прыгал, прыгал… «А что в итоге? — вздохнул. — В Австралии провели четыре операции, заменили колени, оба тазобедренных сустава. Чтобы сейчас жить хоть на троечку с минусом, выпиваю 20 таблеток до обеда и 20 — после! Вот поэтому одной Олимпиады было бы вполне достаточно. Да, медалей собрал бы меньше, ну и пусть. Зато здоровье сохранил». Сопоставляется с Сабонисом.

— Это какая же?

Куртинайтис рассказывал историю о том, что в сорок лет Сабасу пришлось закончить играть. Вдруг к нему в Литву приехал президент команды «Портленд» и сказал: «В этом сезоне у нас собирается изумительная команда. Только центрового не хватает. Тот, что есть, тебе в подметки не годится. Тебе очень нужен! Всего на год. Уверен, с тобой мы выиграем чемпионат! Ведь ты гений! В истории НБА не было игрока, который при росте два метра двадцать четыре умел бы всё делать на площадке!».

— В самом деле?

Конечно! Сабонис и под кольцом был лучшим, раздавал пасы-конфетки и забивал трехочковые! Ну, гений! Президент достает из портфеля контракт, протягивает Сабасу ручку: «Впиши любую сумму». За «Портленд» он к тому времени отыграл семь сезонов, за каждый получал по 15 миллионов долларов. А Домантас, его сын, в 2019-м подписал четырехлетнее соглашение с «Индианой» на 85 миллионов. Но это так, к слову.

— Арвидас президенту отказал?

Курт рассказал о том, как всё было. Сабас взял ручку, задумался. Затем вскочил, прошёлся по комнате, закурил. Через пять минут подошёл к президенту, обнял его и рассмеялся: «Вот поэтому я и гений — что знаю, когда надо заканчивать!» Открыл бар, достал коньячок, выпил с ним по рюмке и поблагодарил за визит.

Сабонису хватило бы сил на ещё один сезон?

Он понимал, что дополнительные деньги уже его сильно не согреют. Нагрузка в НБА огромная! В 40 лет сохранить высочайшую репутацию перед болельщиками возможно было только ценой здоровья. Но жизнь одна. Сабас правильно поступил, что не стал рисковать.

Баскетбольная команда СССР на Олимпийских играх в Сеуле (1988).
Фото Федор Алексеев, архив «СЭ»

Сеул

Перед Сеульской Олимпиадой был двухмесячный сбор с четырьмя тренировками ежедневно. Нужно ли такое? Скажите как врач!

— Главное — победа. Раз выиграли Олимпиаду — значит, всё было сделано правильно. Гомельский вообще был единственным, кто верил в успех против американцев. Когда ехали на полуфинал, я спросил ребят, какие у нас шансы. Все ответили: «Ноль!». Я к Гомельскому, доложил об обстановке. Он тут же взял у водителя микрофон, приподнялся и крикнул на весь автобус: «Ребята, не ссать! ******** черных!».

Весь вечер до пяти утра Папа не спал. В Сеуле мы жили в одной квартире, но в разных комнатах. Он периодически приходил ко мне и спрашивал: «Как зовут отца Сабаса? А маму Волчка?» Еще что-то уточнял. Только в раздевалке во время предматчевой установки я понял, чем занимался всю ночь.

— Ну и над чем?

Установка продлилась двадцать минут, как обычно. Семнадцать из них Гомельский говорил не о баскетболе. Вспоминал родителей каждого игрока, важные моменты в жизни ребят. Все лучшее, что когда-либо делали на площадке. Залез им в душу, нашел самые проникновенные слова. Ту тонкую струнку, которая позволила лечь на амбразуру, зажгла верой в победу. Подытожил так: «Парни, я с вами! За Родину! За Сталина! Умрем, но не сдадимся!»

В раздевалке я перематывал игроков, пульс тихонько проверял. У всех сначала было 50-55 ударов в минуту. А после речи Папы подскочил до 105-110! Вышли — и боролись за каждый мяч, за каждый сантиметр площадки. Американцы наглые, наших ещё на разминке разозлили.

— Чем?

— Три минуты спустя заходим в зал — уже на двух щитах разминаются! Второй щит полагается сопернику оставить. А эти всё под себя подмяли!

— Не вытолкать?

Сабас, Волчок, Белый гонят — идите отсюда! Те ни в какую. А с нами дружил Саша Карелин. Мы за него болели — он за нас. Накануне отборолся, стал чемпионом. Во всех газетах его портрет. Пришёл на полуфинал. С аккредитацией строго, во время матча на скамейку постороннего не посадишь. А на разминку Карелин попросил: «Можно посижу? Пока не начали играть». Садись, отвечаю.

— Все заметили?

— Еще бы! Карелин — машина: рост почти два метра, плечи, тяжелый взгляд… Тут Сабас меня подзывает: «Скажи Саньке — черных надо оттолкнуть!» Карелин два шага сделал, те увидели — и понеслась с места!

— О финале что помнится?

Понимали парни: после разгрома американцев проиграть южакам было бы уже грехом. Когда в раздевалке отшумели торжества, я с Сабасом, Тихим, Куртом и Марчело отправился на допинг-контроль. Просидели там часа два. От югов были Дражен Петрович и ещё кто-то. В Олимпийскую деревню возвращались все вместе, на одном микроавтобусе. Курт шепнул: «Попроси водителя возле магазина тормознуть, пивка купим». Остановились. Я дернулся к выходу — вдруг Петрович положил мне руку на плечо и произнес по-русски: «Нет, я пойду!». Вернулся с упаковкой пива и ящиком «Наполеона». Вручил Сабасу: «Поздравляю!».

Юбилей

— Последняя ваша встреча с Гомельским?

В больнице Боткина он лежал, умирал от лейкемии. Осознавая неизбежное, прошептал: «Когда мы выиграли Олимпиаду, я говорил, что наши спортсмены — золотые овцы, а ты их пастух. Так и дальше должен их пасти, до конца жизни. Иначе они разбредутся по миру, и от великой команды, которая как одна семья, ничего не останется. Будут встречаться раз в 10 лет…»

В двадцать nineteenth у вас был юбилей — семьдесят лет. Празднование было таким грандиозным, что Москва почувствовала это.

Ха! Гостей в ресторане «Яръ» собралось много — человек 150. Больше половины из них — олимпийские чемпионы, приехавшие со всего света. Сабонис — из Индианы, где его сын играл, Волков — из Атланты, Марчюленис — из Сан-Франциско… Когда Лещенко узнал, что будут все великие, через Стаса Еремина передал — с удовольствием приеду, спою «Команду молодости нашей».

— Бесплатно?

Да. Я ему позвонил, первое, что услышал: «Как же я за вашу сборную в Сеуле болел! Сабонис, Марчюленис, Куртинайтис, Волков — мои кумиры!» Приехал, спел. Не только «Команду», но и другие песни. Я тоже для Льва Валерьяновича приготовил подарок.

— Какой же?

Подарили мячик с автографами чемпионов из Сеула и майку. Парни встретились, передали всё ему, подружились.