В 1989 году Госкомспорт СССР и японский промоушен New Japan Pro-Wrestling заключили соглашение об участии пяти советских спортсменов в турнирах NJPW: борцов-вольников Салмана Хасимикова, Вахи Евлоева и Виктора Зангиева, борца греко-римского стиля Владимира Берковича и олимпийского чемпиона по дзюдо 1972 года Шоты Чочишвили. Переговоры с Госкомспортом вел Антонио Иноки — основатель NJPW и главный японский рестлер всех времен.

Советских борцов называли «Армией Красного быка» из-за прозвища Салмана Хасимикова, четырехкратного чемпиона мира.

Виктор Зангиев — сын борца Дзантемира Зангиева, воспитанник Асланбека Дзгоева. Чемпион мира и Европы среди молодежи, шестикратный чемпион РСФСР в тяжелом весе, трижды призер чемпионатов СССР, выступал против сильнейших тяжелоатлетов 70-х и 80-х годов.

В начале июня встретился с Виктором Дзантемировичем в его борцовском зале «Наставник» во Владикавказе. Изначально целью интервью было обсуждение жизни и карьеры Салмана Хасимикова, который умер в конце мая. Однако разговор затронул самые разные темы.

В зале у Зангиева просторное пространство. На стенах четыре рисунка — по одному на каждую: Асланбек Дзгоев, Дзантемир Зангиев, Красный Циклон и тренер по борьбе Эдуард Гегеев. Интервью мы начали сразу после входа в зал.

Возможно, с Миндиашвили я достиг бы больших высот, но школа борьбы Дзгоева — это что-то невероятное.

— Вот мой тренер, Асланбек Дзгоев, а этот человек, Гегеев — мой идеологический наставник, — говорит Зангиев. — Он мне показал прием… Честно говоря, я его практически не отрабатывал, но в трудную минуту на серьезном соревновании я чемпиона Европы этим приемом выиграл. Я делал как бы бедро — и как будто я пролетел. В этот момент он меня хорошо сзади взял, я руку прихватил и отсюда запустил. То есть он взлетел, в воздухе еще кричал — но это не помогло.

После школы, лет в 17, я пришел к Асланбеку Захаровичу. Это уникальный тренер. Меня звали в школу Миндиашвили, но я выбрал Асланбека Захаровича — и сейчас не жалею. Возможно, в школе Миндиашвили я бы стал олимпийским чемпионом мира, но здесь мне дали такую базу борьбы, которую… ну, я не знаю… это космос! Кстати, Салман тоже ученик Асланбека Захаровича. Когда мы были с Салманом в Японии, он говорил мне: «С тобой очень тяжело было бороться». Потому что база одна была. То, что тренер дал ему, примерно то же самое он дал и мне.

До Салмана было мне далеко, я не буду себя преувеличивать. Но однажды мне удалось у него победить. Салман тогда уже сходил, не тот больше был Салман, не тот взрыв, не тот кураж. Предпоследний или последний его Союз — там нас с ним чуть-чуть прижали, он судье жест нехороший показал, скандал вышел…

Салман был простым человеком, склонным к вспышкам гнева. Иногда совершал поступки, о которых позже жалел. Так случилось и на первенстве Союзa 1982 года во Владикавказе. Прим. «СЭ»Тогда я только начинал, немного проявил сопротивление. В финале с Бигаевым… Бигаев оказался в партере, а Салман встал и вот так сделал (показывает воинское приветствие). Похоже, хотел сообщить о победе, что соревнования закончились. Публика восприняла это по-другому. Салман сильно переживал, сказал тогда: «Мне надо перед Борей извиниться». Как бы ни было, мы одна семья. Мы вроде далеко друг от друга, но интересуемся, как дела у каждого. Особенно с возрастом. И эти последние известия — о Салмане, о Бувайсаре — очень больно ударили по борцовскому братству. Но, к сожалению, жизнь идет своим чередом.

Его звали Алхазурыч. Для нас он был небожителем. Жили в центральном корпусе, и мы только на тренировках, где-то издалека, соприкасались. Мы к этому так благоговейно относились… Я даже никогда не думал, что просто выйду с ним побороться, для меня это было за гранью фантастики. В то время достичь таких высот… Сейчас дистанция очень сокращается, а вот раньше просто попасть в зал было каким-то чудом, очень сложно. Допустим, чтобы попасть в зал «Спартак», нужно было пройти определенный отбор, не каждого туда пускали. А сейчас все приходят. Считаю, градация должна существовать. Это создает стремление — чтобы человек преодолел эту грань. А когда она стирается…

Салман не любил зарядку. Асланбек Захарович, живущий под ним, брал швабру и стучал ею по потолку, будя его.

— Салман — четырехкратный чемпион мира, человек, который сделал историю, — продолжает Зангиев. — С ним соперничали очень серьезные борцы: Сослан Андиев. До сих пор многие спорят, кто из них был лучше. Салман в определенный момент не уступал Сослану Петровичу, но на Союзе (чемпионате СССР 1980 года) … Прим. «СЭ»Повреждение ноги поставило точку в вопросе об участнике Олимпиады. Салман также претендовал на участие и мог бы стать олимпийским чемпионом, если бы попал туда. В то время он был не хуже Сослана Андиева, это точно.

Всех испытал на себе и могу утверждать: Сослан и Салман – два столпа высокого класса. Бигаев тоже отличный, но в схватке был предсказуем. А у Сослана и Салмана были все качества для победы и на Олимпиаде, и на мировых чемпионатах. Это просто космос.

Асланбек Захарович подготовил к соревнованиям и Сослана, и Салмана, и меня. Салман рассказывал: «Хочу спать, а он снизу шваброй колотит — на зарядку выгоняет. Он подо мной жил». Салман любил зарядку пропустить. Но у Асланбека Захаровича не забалуешь!

Дэги Багаев также тренирует Салмана.

Дэги Багаев пригласил Асланбека Захаровича из-за тонкостей борьбы. Дэги очень хороший человек, но всю черновую работу делал Асланбек Захарович. Он выработал систему, которая оказалась идеальной. Чтобы так быстро… Сейчас я её пробую на своих детях, и за два года парень выиграл международный турнир «Медвежонок», девочка за два года могла попасть на Европу, просто заболела — стала второй на первенстве России. За два года это просто нереально… То есть работает эта система.

— В чем заключается эта система?

Все учат бороться с приемами сразу же при первом знакомстве. Но для начала нужно дать человеку все основы. Он выполняет прием, а у него кривая спина. Неважно как хорошо он выучит прием, всё равно не получится без правильной осанки и работы рук. В борьбе нельзя идти так, как на бульваре. Сайтиев говорил об этом: если вы боретесь в правосторонней стойке, то и борьба должна быть правосторонней. Нельзя менять ноги в схватке. Это обосновано, потому что так легче защищаться, атаковать и импровизировать.

Салим Нуцалханов записал все тренировки Асланбека Захаровича. Думаю, многое дал Сайтиеву, готовил его к пекинской Олимпиаде. Поэтому Бувайсар в последнем интервью и говорил о том, что осетинская школа — умная. Сейчас мы растеряли свои преимущества. Раньше было так: допустим, Салман выиграл у Сослана Андиева. Зал закрывался, ребята садились, думали, как противодействовать ему, изучали борьбу соперника. Дагестанцы тоже без дела не сидели, анализировали. И шла такая интересная борьба. А сейчас борьба — кто больше накачается. Интереса это у меня не вызывает. А раньше была интеллектуальная борьба.

Салман стал великим борцом из-за своего роста и темперамента. В антропометрии человек должен быть либо низким, либо высоким, чтобы выделяться. Салман был низкий и взрывной, что делало с ним очень сложно бороться. Его характер проявлялся в борьбе: он выходил до конца. Я три раза боровлся с ним, и каждый раз было тяжело. Бывает, когда чувствуешь, что у тебя и у соперника кончился бензин, но кто-то находит ресурс в последний момент — это достойно уважения.

Салман старше меня на восемь лет. В Японии, когда мне было уже за тридцать, было очень трудно. Утром тренировка, вечером выступление. Весь день заняты. И он выдерживал такие же нагрузки. У него природная сила, а характер был — доказать: «я должен». В этом плане вредный. Именно чемпионский характер.

Хасимиков побеждал благодаря правильной походке. Это обычное дело для Асланбека Дзгоева.

Салман обладал мощью и экспрессивностью, одновременно демонстрируя техничность.

— Очень техничный боец был у него. Проходы он владел отлично. Это классика стиля моего тренера. Он обучал проходить таким образом, что почти нет противоядий от этого приема. Боец заходил в ноги и выигрывал только благодаря правильной походке. Шагал прямо двумя ногами внутрь — и выводил любого противника. И это касается практически всех его учеников. Думаю, сейчас мало найдется тренеров, которые с нуля воспитают около 15 чемпионов мира, двукратного олимпийского чемпиона. Таких очень мало. И какое наследие осталось после него — его ученики работают в Чечне, во многих других местах!

Многие мне говорят: «Вот ученик ушел, неблагодарный». А я отвечаю: «Твоя работа в чём? Да, он ушёл, бывают неблагодарные дети, но для тебя самым большим вознаграждением будет то, что когда-нибудь твой ученик вспомнит пройденное у тебя, и передаст это дальше». Дело Асланбека Захаровича расходится везде. Это действительно золотой запас российской борьбы.

Некоторые тренеры воспитывают много спортсменов, становясь великими благодаря этому. У Асланбека Захаровича результативность была высокой, несмотря на большую конкуренцию в Советском Союзе. В Черкесске у нас был небольшой зал — человек 40-45 занимались. Приехали еще чеченцы из Хасавюрта. Из этого зала вышло четыре чемпиона мира. Это при том что никакой поддержки не было. С поддержкой, думаю, семь-восемь чемпионов мира оттуда бы вышли. Он брал людей с нуля и доводил их до высокого уровня. Это нельзя недооценивать.

После атак Сандурского на руках оставались синяки. Баумгартнер был крепкий и здоровый, но Салман сбросил его на землю…

В двух финалах чемпионатов мира Салман побеждал Адама Сандурского, переигрывая его оба раза.

Я сам сражался с Сандурским трижды. Синяки на руках оставались — таким он был сильным. Но неповоротливым оказался. А Салман ловким, быстрым был. Под ноги Сандурского вниз залазить нельзя было. Просто его переигрывать и назад забегать надо было. С ним бороться не так сложно. Действительно гигант — 2 метра 14 сантиметров, 150 килограммов. Результаты у него серьезные — призер Олимпиады, призер чемпионатов мира. Но предсказуемым и очень медлительным был. Три раза я у него победил. Уровни Салмана и Сандурского — это разные вещи.

— А с Брюсом Баумгартнером вы боролись?

Я боролся с ним три раза, проиграл один раз очень спорно, ещё два раза, но в одной схватке одержал победу. Когда проиграл ему на Кубке мира, допустил ошибку — зашёл назад, стал катить, и руки как-то проскользнули. Проиграл 1:2, кажется. В другой схватке у меня была задумка, я начал его тащить, чувствовал, что могу выиграть, но не хватило опыта. Мне стали кричать: «Куда ты пошёл?!» А там надо было через мост утащить. И он уже был на мосту. В этот момент я начал возвращаться назад, и он меня там придержал, поймал.

Кстати, Баумгартнер в 79-м, проигрывая Сослану Андиеву со счётом 1:9, его поймал и положил. На какой-то матчевой встрече. Да, ещё совсем юным был. Не чисто силовой борец. У него была спина, он был здоровым физически. Но очень тягучим был, растянутым — поэтому чувствительным. Не как шкаф ходил, а был именно тягучим. Если брать Баумгартнера и рядом с ним поставить Салмана, то Салман в 83-м поставил жирную точку [в их противостоянии]. На Кубке мира он поднял этого Баумгартнера и так шарахнул об землю, что всем стало понятно, что Баумгартнер для него не соперник.

— Салман же у него выиграл раз пять…

Салман был специалистом по Баумгартнеру, тогда была очень сильная конкуренция. Молодые борцы вступили в ряды, два иранца — Сухти Сараи, Сулеймани.

— Сулеймани огромный был…

Сухти Сараи был еще больше. Его вес составлял примерно 145 килограммов. Быстрый зверь был! Вдруг в ногу залетел — даже не понял, как это произошло. Потом на меня пошел. Видимо, считал меня слабым — я тогда весил где-то 107-108 килограммов. Я ему «кочергу» со стойки влепил. Он сел на меня, смотрит, смеется — и перестал сопротивляться. Такая была ситуация.

Венгр заявил: «Не желаю опозориться пред близкими. Пойдем, проиграю тебе 0:1». Согласился я. Обманул.

Салман одержал бы победу на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе, если бы не был бойкот.

— Думаю, да. Был он очень сильным борцом. В 83-м выиграл мир, а когда понял, что «Дружба» — это, конечно, не то, чего ожидал, ведь был максималистом, ему нужна была Олимпиада. На Союзе мы с ним боролись — и я 0:1 проиграл. На последней секунде я заскочил ему в ногу — вроде уже поднял, а он мою пятку выловил. Где-то в 84-м понял, что у него уже нет того задора. А эта какая-то «Дружба»… видно, она его не устроила. Там у него была схватка с Пашей Нагоровым. Салман у него бы выиграл 50-0. А тот ему бедро сделал, и Салман взял его руку — и сам лег. И тогда Салман судье показал такой… нехороший знак.

— Тогда средние пальцы не показывали.

Сделал такое — по локоть. Позже сожалел об этом, но… вот был Салман такой: дерзкий, правдоруб. Не мог молчать — прямо в лицо говорил. Потом разбирался с ситуацией, которая возникла после этого.

— В Японии такое бывало?

Во время инцидента Салман был первым, кто отреагировал. Американец загнал Ваху Евлоева в угол и начал его избивать. Кровь пошла, после чего Салман выскочил и начал кричать. Я сзади схватившись за этого американца… В общем, мы ему хорошо отплатили.

— А ведь должен же был быть сценарий?

— Там знаешь как… вроде был сценарий, но Ваха — хороший борец. Хотя с виду не скажешь. Ваха начал завязывать этого американца, а американец привык, что без борьбы чего-то там изображают. А тут у него руки просели — и он начал нервничать: ему еще минут 15 надо работать, а он руки поднять не может. Он Ваху загнал, почувствовал, что тот сопротивляется, и начал его лупить прямо кулаками. Мы выскочили, ему досталось, а потом еще в раздевалке Ваха его с ножницами погнал, он в туалете где-то закрылся. Для японцев это был шок!

С Салманом мы часто выступали вместе. За спиной чувствовалось большое взаимопонимание. Выходив на сцену, друг другу руки давали. Я знал, что в трудную минуту он меня не подведет, и наоборот: всегда выйдет на защиту и будем биться до последней капли крови.

Вы хорошо познакомились с Салманом во время выступлений в Японии?

— Так-то мы боролись… Представьте, вы сражаетесь, и рядом соперник, голова к голове. Часто борцы разговаривают друг с другом. С Салманом не переговаривались, но я, например, боролся с венгром, действующим чемпионом Европы. До схватки он подошел ко мне и предложил: «Я тебе деньги дам, отдай схватку». Я отвечаю: «Нет, мне деньги не нужны, будем бороться». Он говорит: «Тогда 0:1 проиграю. У меня сюда все родственники пришли, я не хочу позориться». Я говорю: «Ну давай, меня устраивает». Начали сражаться, и где-то на последней минуте я ему говорю: «Отдай балл». А он: «Я не собираюсь ничего отдавать», хотя вроде была договоренность. Я смотрю, судья мне уже третье предупреждение поднимает. Я в ногу залетел, быстро венгра сбил, еще ему «зубочистку» сделал.

— «Зубочистка» — жесткий прием…

— Хрупкий. Чуть прикусил его за зубы. (Улыбается.)

Многие истории рассказывают о людях, пытающихся уйти от поединков, и как их потом обманом предают.

— Да, часто обманывают. Поэтому сказал себе, что это было в первый и последний раз. Мог проиграть схватку, хотя, если бы боролся всерьёз, этого чемпиона Европы очень опозорил бы. В 83-м году я был в прекрасной форме, чувствовал себя превосходно. В 83-, 84- и 85-м годах мог с любым побороться, для меня не было авторитетов.

Карапетяну обещали поездку в Японию при условии похудения на 20 килограммов. Когда мы зашли к нему, он купил сорок сосисок и ящик Пепси. Сказал: «Ну нахер мне эта Япония!»

— Расскажите, как вы в Японии оказались.

Это как manna небесная. Мы ходили, не знали чем заняться. Салман был министром госбезопасности Чечни, работал по чисто добровольным началам, денег за это не получал. У него была семья, он очень любил семью, постоянно своим сыном хвастал — тот в Канаде играл в хоккей. И тут нас позвали. Говорят: «Какие-то японцы». Мы поехали. Два сбора были очень тяжелыми. Из 20-30 человек выбрали нас троих.

Сначала сборы проходили в Гори — в Грузии. Потом — в Москве, в гостинице «Спорт». В Москве случилось интересное. На сбор приехал армянин Карапетян. Судьба его была похожа на мою: близко подошел, но не стал чемпионом. Кубок мира выиграл там… Смешной парень. Хороший. К сожалению, уже нет его. Японцы ему говорили: «20 килограммов скинь — и мы тебя заберем». Неделю он не ел. Мы думали: «Как же человек не ест?» А кормили нас очень хорошо. Кровь кипела, молодые были. Покушали, и Володя Беркович говорит: «Давай еще по пять сосисок запустим». Поднялись на седьмой этаж гостиницы «Спорт», там была кафешка. Зашли, и Володя говорит: «Нам по пять сосисок». Буфетчица спрашивает: «А чего так мало?» У Володи щелкнуло: «А что, кто-то больше съел?» — «Да вот сейчас приходил один ваш — 40 сосисок и ящик пепси-колы. Такие длинные бутылки тогда были. Мы заходим, а он лежит и говорит: «Да на хрен мне эта Япония!»

Человек выживал, например, Артюхин таксовал. Это чемпион мира по классике. Для многих ребят это был шанс, глоток. Наши сборные — вольников и классиков — всегда были рядом, общались. Я неплохо боролся с классиками. С Ростороцким боролся неплохо. А вот с Сан Санычем не попробовал — и сейчас жалею. Мог побороться с любым. Всегда есть споры: классики говорят, что лучше, мы говорим, что мы лучше. Классики заходят, начинают заплетать, у них нет динамики. А в вольной есть динамика — кружишь его, смотришь, голова закружилась, и в этот момент можешь переиграть.

— Так вот, вы первый раз оказались в Японии. Тогда страна пребывала на пике развития, высокие технологии, все отставали. Что же вам запомнилось?

Там была настоящая урбанизация. Мы будто попали в другой мир. Возможности нашей страны были больше. Я не могу сказать, что люди в этом мире умнее нас. У них просто была очень сильная организация. Ко всем вопросам подходили досконально. Иногда японцы удивлялись нашим решениям. У них это даже в голове не могло возникнуть. Это очень организованная, передовая нация. Но русская, российская, советская сообразительность — по-моему, равного этому ничего нет. В любой ситуации мы можем найти нетривиальное решение, которое станет для них неожиданностью.

— Вы с Салманом находили?

— Были моменты. Но на камеру это не расскажешь! (Смеется.)

Вел торговлю сумками со шрифтом «СССР». Также перевозил икру, янтарь…

— Вспомнилось, когда Сергей Харитонов сражался в Pride, у него болельщицы были — в тельняшки одетые, в синие береты, как у него. У вас, наверняка, тоже таковые бывали.

— Не просто поклонницы. Ночью пробирались к нам, спать не давали. Стучат, открываю, а там человек пять-шесть с фотоаппаратами. Хотели сделать снимок. Охрана нас не пускала, но как-то обходили ее. Где-то прятались постоянно… Есть снимки, где я в спортивных штанах, которые успел надеть, и бицепсы по их просьбе показываю. Одну поставлю, две поставлю. Я их все время подшучивал. Вот так возьмешь, надуешь. Демонстрирует разгибание рук, имитируя увеличение мускулатуры. И они: «Ууу!»

Картонная карточка была серебристой, наша подпись на ней стоила 200 долларов. Нам не разрешали расписываться на улице. Поэтому ночью к нам прорывались — фанаты. Как-то раз один фанат пригласил нас к себе домой. У него комнатка небольшая была. И у него все было борцами обклеено — даже потолок. Наши фотографии везде… Когда он нас обратно привез, свои тапочки забыл. Уехал — а тапочки лежат. От волнения, наверное, забыл. Популярность была… Прям толпами люди за нами ходили! Еще такое мы наблюдали, когда в Японию приехал Тайсон.

— На бой с Бастером Дугласом?

— Да. Там такой ажиотаж был!

— Ходили на тот бой?

Мы уезжали, когда он приехал. Нам очень нравилось на сумо. Там своя философия, очень интересно. Конишики, гаваец, выиграл первенство Японии. Буш подарил ему тонну риса. Ему было 260 килограммов. Мы пришли к ним на тренировку в четыре утра. Мною спрашивают: «Ты кто такой?» Салман хотел с ними потолкаться, но не разрешили. Говорят, это чемпионы мира, а мы кто такие? Это наши генералы по сумо.

В Нагасаки я когда-то ездил на трамвае, где кондуктор объявлял остановки очень тихонько… Была удивительная тишина.

Я помню, мы с Салманом вошли в дом, там были перегородки из пергамента или чего-то подобного. Думаю, если бы Салман разогнался, весь этот дом, как тепловоз, проехал бы. Мы вдвоем появились и поставили весь дом на уши, дом чуть ли не рухнул. Там было человек двадцать японцев, и такая тишина… А мы зайдем… Ну совсем другая атмосфера. Сколько я ни пытался с японцами сойтись, никак не получалось. Там были несколько ребят, с которыми я по-английски разговаривал, приятные, но почему-то на контакт не шли.

— Закрытые.

— Закрытый коллектив, да. Есть у
их собственная система взглядов. У меня был шанс там остаться, но я осознал, что в таком окружении существовать не смогу.

— Необходимо было каким-то образом указывать, что вы из СССР?

— Даже бизнес на этом строили. Сумки эти пластмассовые… Главное, чтобы там большими буквами было написано СССР. Эти сумки янтарём грузили. Это просто нарасхват было. Икру не всегда удавалось продать, но нашли одного… На улице сидел человек — и по-русски начал говорить. Спросили, откуда он. «Я художник, из Израиля». Оставили ему икру, потому что самим сложно было продать, а на следующий день деньги отдал. Как он продал — не знаю, но какая-то методика своя у него была, быстренько продал. А как-то далеко уехали, на окраину Токио, зашли в кафе и попытались там икру продать. И там один на нас смотрит и говорит: «Зангиеву! Хасимикову!» Мы икру побросали — и убежали оттуда, бизнес не состоялся. (Улыбается.)

За нашу подготовку японцы перечислили Госкомспорту пять миллионов долларов. На эти деньги купили красные «Вольво». Нам же сначала платили лишь гроши.

— Было же рестлинг-шоу в Москве — в конце 89-го.

Всё получилось хорошо. В сцене я проиграл по сценарию, ко мне подошли земляки, и один из них плакал: «Как же ты мог? Мы всегда за тебя болеем!» Как объяснить ему, нам японцам не разрешали говорить о том, что бои постановочные… В общем, кажется, это шоу. Меня недавно пригласили в Москву — на юбилей российского рестлинга. Там вытворяли такие жесткие приемы. Я у них спросил: «А сколько вам платят?» — «За один вечер — 10-20 тысяч». А там несколько трюков было, что рисковали жизнью.

— За такие копейки…

— Это энтузиасты своего дела. Хотят раскрутить эту тему. Полный зал был, под тысячу человек пришли.

— Вы выступали перед шестидесятью тысячами, семьдесят тысячами зрителей — в «Токио Доуме»?

В самом маленьком зале Японии вмещалось 3-5 тысяч человек, и ежедневно приходило почти столько же зрителей. Хорошие залы могли принять 15-20 тысяч. Сначала гастролировали каждый день.

— Каждый день?!

Да, работа была очень тяжелой. Мы настолько стали профессионалами, что когда я выходил на ринг, то чувствовал каждый уголок этого ринга. Практически жили на этом ринге — и тренировки, и выступления. Серьезная была работа. Если кто-то скажет, что игра, пусть попробует. Иногда у нас матч длился полчаса. Я не выходил, я выползал с ринга. Иногда выступали на улице, а там жара 30 градусов. Салман там очень серьезно вкалывал. Ему тогда уже было 40. Не знаю, смог бы я в таком возрасте так выкладываться…

— Травмы были?

Были моменты сложные. В какой-то раз получил сильный удар — японцы были жесткие, сами не церемонились, получалось как драка почти. Один японец ногой ударил, руку поднял, но не учел, что с воздуха может второй раз ударить. Руку опустил, и с воздуха второй раз мне прилетело. Я поплыл. Два зуба потерял точно. Потом долго не мог на самолете летать — голова болела. Такой у меня был хлеб… Зато всегда летали первым классом. Тарамов, Сибиев, Арбачаков, Костя Цзю тоже с нами ездили. На похоронах Салмана видел Тарамова, он подошел ко мне, мы тепло обнялись.

— После тебя выступил в Японии волк-хан?

— Параллельно. Но у них лига (Rings. — Прим. «СЭ»Ранг ниже был нашим руководителем Антонио Иноки, который сражался с Мухаммедом Али. Это очень известный человек в Японии, за которым шли сильные спонсоры. Там ещё был… забыл имя. Очень большая сеть грузоперевозок. Он миллиардер. Когда появлялся Иноки, появлялся и маленький человечек, который нам постоянно давал по 300 долларов в конвертах, дарил золотые часы, фотоаппараты «Кодак», красивые ремни. Мы сидели дома с руководителями «Тойоты» — прямо у них дома. Для них это было честью, что мы к ним пришли.

Этот миллиардер рядом с нами гейш посадил. Гейши нас развлекали, были оторванные, иногда за гранью дозволенного. Мы, конечно, держали дистанцию. Гейши настолько расслабили обстановку, все пиво пили. непринужденная атмосфера получилась. Гейши всякие шуточки выкидывали, изображали всякое — иногда не совсем приличные вещи. Посмеялись, повеселились и разошлись.

— Японская еда произвела фурор?

Нам выдавали не деньги, а суточные. На эти средства можно было купить лишь лапшу, кусочек мяса и половинку яйца. Этим и питались. Позже, когда начали платить нормально… Сначала выплачивали копейки — только на пропитание, и всё. Мы сами крутились-вертелись, привозили что-то, продавали, как-то выживали.

— А Госкомспорту сколько денег уходило?

— Сразу же подписали контракт на пять миллионов долларов. Деньги исчезли мгновенно.

— По тем временам огромная сумма.

— Купили… не буду врать… кажется, из этого контракта у них получилось приобрести около десяти, может быть, и более, красных «Вольво» 850-х. Парковались они возле Госкомспорта.

— На сколько лет был этот контракт?

— Три года, может быть… Сейчас спрашивают: «Зачем ты это подписал?». Но раньше попасть в Японию казалось невероятным. Мы всё подписывали, чтобы туда добраться.

— Когда же с Салманом вы заключили обычные договоры?

Просто стали нам лучше платить, и все. Не думаю, что совесть у них проснулась, но поняли, что надо что-то платить. Боев меньше стало, мы на другой уровень перешли, публики больше шло, видимо, посчитали, что большие залы стало легче собирать, и стали платить по 5 тысяч долларов за один выезд. То есть прилетали, проводили бой, выступали, уезжали назад. К бою готовились две-три недели. Такие челночные стали эти поездки.

Я помню, как в первый раз мы с Салманом жили в одной комнате на тренировочной базе. Там был ринг, мы там занимались. Я отмечал количество оставшихся дней черточками. После одной тренировки не поставил черточку — Салман чуть меня не съел. «Из-за тебя еще один день здесь будем!», — сказал. Конечно, это не было мечтой, особенно на базе: ринг, гантели, гири и всё такое.

Вошёл в уборную, а сквозь перегородку вижу глаза японской женщины, она сидит и напрягается. Немедленно вышел оттуда!

— Условия на базе в Японии благоприятны были?

Конечно, там был личный повар. Снимки с ним есть. Он знал наши пожелания. Кому-то готовил шурпу, кому-то что-то другое. Но в основном пища была — большой котел кипятка, в него насыпали свежие продукты, чуть закипело — доставали. Здоровая еда. И всегда стоял большой нагревательный прибор с рисом.

— Как с японскими туалетами сладили?

— Вероятно, каждый нажимал эти кнопки, а потом ничего не трогал! (Смеется.) Поскольку непонятно, откуда струя. А однажды мы находились в каком-то зале. Я спрашиваю: «А где туалет?» Он говорит: «Вон туда». Захожу — перегородка, и женщина сидит, видны ее глаза. Видимо, она старалась. Я выскочил! Мне говорят: «Зайди и рядом сядь». То есть такая перегородка — и ты видишь лицо этой женщины. Говорю: «Нет, туда больше не пойду!»

На смотровой площадке моста Сети-Охаси не было людей, зато туалеты располагались через каждые сто метров.

— Много таких моментов там. У меня были замшевые туфли голубые, белые — и я мог в них месяц ходить, обувь оставалась полностью чистой. Видел машины едут, фонтанчики в центре — всё смывает. Чистота поразительная. И все время дома в белых носках ходили. Чистота, организованность… Если бы у нашей нации была такая организованность, то мы бы с нашей сообразительностью были…

— А Салману нравилось в Японии?

Салман по дому скучал, но поездка туда была невероятным событием. В аэропорту встретили сборную России с Ярыгиным, все обвешанные сумками. А у нас уже был опыт путешествий — много сумок с камерами и телевизорами. Мы специально изучили весы, научились ими пользоваться. Удивлялся я: погружаем пять телевизоров, а весы показывают 100 килограммов. Японец записывал, не обращая внимания на реальный вес телевизоров. Смотрел только на показания весов и верил им. Однажды автобус с телевизорами на крыше был развернут — не смогли отправить груз. Во второй раз нашли способ обмануть весы и отправили всё нормально. Это, конечно, не совсем честно… Но нужно было как-то выживать. Потом стали возить «Корг М-1» (синтезатор). У меня был список заказчиков: Добрынина, Добронравова. Зашли к Добрынину домой — он взял «Корг», с таким почтением играл и пел. Думал я тогда: «Вот это вещь!». Но сам в этом ничего не понимал.

Леха Француз предложил американцу сдружиться. Американский ответил рукопожатием, после чего Леха ножом провёл по руке приятеля. В отеле ночью раздался шум: «Американца убили!»

— Какая история с американцем в Москве, который якобы сражался во Вьетнаме?

В ресторане оказалась ситуация. Там был Бам-Бам Бигелоу с татуировкой на голове. Он начал делать кульбиты прямо в заведении. С нами был Бикташев. Ресторан принадлежал татарам, Леха Француз – это кличка казанского криминального авторитета Леонида Дворникова. Прим. «СЭ»Полагаю, ресторан «Арбат» состоял из нескольких залов. Бикташов был уважаемым человеком, и в Японии тоже – призер чемпионата мира по дзюдо. Эти послали туда своих людей, говорили: «Успокойте этого быка, что-то он разбушевался». Когда татары спустились, Бикташев познакомился с ними, и пригласили нас наверх. Мы с Лехой Француом сидели. Он заказал татарскую, потом лезгинку, а затем американскую. И вот четыре часа мы просидели в ресторане. По очереди шла – то американская, то лезгинка. (Смеется.) Музыкант подошел к нему с предложением: «Мы уже не можем играть вашу песню». Музыкант ответил: «Играй!». В это время подошел американец. Ему понравился Леха, и тот предложил ему дружбу. Американский мужчина протянул руку, а Леха ножом прошел по его руке. У американца рана оказалась глубже, у Лехи тоже порез, но у него был поверхностный.

Жили мы в гостинице «Мир» возле американского посольства. Ночью поднялся шум: «Американца зарезали!». Я проснулся и говорю: «Какого американца?». Потом понял. Говорю: «Да нет, он просто бифштекс ел, нож соскочил — и руку себе резанул». Захожу, а он стонет, у него кровь сочится. Быстро посадил его в машину, рядом Боткинская больница.
Приезжаем ночью, выходит маленькая женщина. А он такой накачанный бык. Она говорит: «Спать не даете! 5 утра! Какой на хрен американец!». Говорю: «Ну помогите человеку, у него с рукой что-то». Она его берет за руку — как быка за кольцо — и заводит. Через 20 минут он выскакивает, глаза вот такие, заскочил в машину и кричит: «Гоу! Гоу!». Оказывается, она взяла и без анестезии зашила ему эту руку. Потом у ребят в Америке спросил: «Хау вис мэн?». Они говорят: «Он теперь везде ходит, показывает [зашитую руку] — рашен мафия!»

— В Америке вы выступили в Сент-Луисе. Как поездка?

— Очень интересное мероприятие. Были Халк Хоган и все звезды. Но больше театральности.

Там выступают рестлеры очень большого роста.

В Японии пробовали Стива, пришедшего из американского футбола. Вес у него был около 105-110 килограммов, ничего выдающегося. Но когда я его увидел в Америке… 180 килограммов! Такая спина. Ростом он был выше двух метров. Не знаю, что он поел. Мне по спине: «Зангиев!» Поворачиваюсь, а там гора стоит, гора мышц. И в классе его рост увеличился ещё больше.

В Америке мы посетили Брайтон и провели там неделю. У нас был билет стенд-бай. Это означало, что мы могли улететь в любой момент. Нам встретился один парень, бухарский еврей. Оказалось, что в Америке операции с камнями, бриллиантами — в руках бухарских евреев. Он однажды принес нам какие-то камни и сказал: «Не хотите купить?» Я немного разбирался в этом. Смотрю — там по пять каратов камни. «А кто тебе их доверил?» — «Считай, это в руках моего дядьки. А ты посмотри внимательнее». Я стал смотреть. Оказалось, что это не один камень, а из пяти камней собрано. Но всё равно — даже если по карату собрали, это стоит больших денег. Там много всяких людей, которые занимаются всякими махинациями, с машинами махинациями. Мы им сказали: «Это не наше, оставьте».

Помню, с Салманом пошли в большой магазин. Дали по 2-3 тысячи долларов. А там каждая вещь по 10-20 долларов. Джинсы эти. И он все искал казачки — как у чеченцев, такие скошенные, на каблуке. Ходил, выбирал. Нашел. И джинсы нашел. Джинсы надел, прямо в обтяжку. Стоит красавец, литой. Я ему говорю: «Салман, это твое, бери!». Я еще помню, мы с Салманом зашли в ресторан, и зашел Магомаев со своей женой. Он где-то в Канаде выступал — в «Гранд Опера». У него же жена тоже какая-то оперная дива. Как ее фамилия… И мы рядом — за соседними столами. Еще какие-то дубленки обсуждали — я краем уха услышал.

«Стрит Файтер»? Долг мой в этом ничтожный. Сейчас во всех странах узнают, если скажу свою фамилию.

— Называется ваш зал «Наставник».

— Да, «Наставник». По имени отца назвал, а по школе — Андиева. Отец был серьезным борцом. Может быть, не титулованным настолько, но жестко боролся. Даже Александр Медведь отправлял к нему переговорщиков, чтобы сильно не бил. Он был чуть меньше меня, но очень жестким был. Один раз боролся и соперника ударил… Бил незаметно. Когда открыто били — возмущался, а сам как-то на себя руки тащил и незаметно производил сокрушающий удар. Раньше были судейские столы, накрытые скатертями. Судья поднимает скатерть и говорит: «Вылезай!» А тот не вылезает и говорит: «Отдайте этому дураку победу!» Отец был жестким.

— Давайте поговорим о компьютерной игре «Стрит Файтер».

В моей заслуге здесь нет ничего. Популярность пришла ко мне в Японии, почему — неизвестно. Все были равны, но судьба распорядилась так, что это случилось именно со мной.

— Когда стало известно о существовании персонажа Зангиева в игре «Стрит Файтер»?

Однажды один мне сказал, другой сказал. Я как-то не верил. Ну, не может быть, я вроде ничего особенного не видел. Потом и мультфильм сняли такой голливудский — «Ральф». И первая, и вторая серия. И художественный фильм сняли в Америке — там такой черненький Зангиев бегает. Как получилось — так получилось. Так меня никто не узнает. Но по всему миру, особенно в азиатских странах, в любой стране, в любом городе, в любом селе, если я назову свою фамилию…

В Казахстане мне пришлось сделать дактилоскопию. Заехал в село Таскала (или как-то так). Село очень отдаленное. Там меня узнали по фамилии и быстро все сделали. Мне сразу сказали: «Гари Олбрайт, Такада». Начали перечислять имена, собрались, начальник милиции позвал меня к себе, принялся принимать. Мой родственник поехал во Францию сына устраивать. И там какой-то араб, когда услышал фамилию, спросил: «А вы этого не знаете?» — «Это наш брат». И он целый день кружился вокруг них, помог. Так вот как это работает.

— Но денег вы никаких не получили?

— Не получили. До войны у меня была какая-то договоренность — хотели попробовать. Но как началась война — все эти договоренности потерялись. Но мне приятно, что используют мое имя. Если кого-то вдохновит моя биография и кому-то поможет найти цель в жизни — для меня это приятно.

— После рестлинга чем занимались?

— Говорю всегда: всё пережил, всё испытания прошла, всё испробовал.

— Что же?

— Бизнес — это такое дело. С разными делами работал, всё пробовал. Но предпринимателем не стал.

— С бандитами доводилось дело иметь?

Я не погружался в эти вопросы, поскольку моя специализация другая. Не могу манипулировать людьми или вмешиваться в их дела. Не считаю верным, когда кто-то, применяя своё влияние, воздействует на других.

Вы сказали, что преступники вас не беспокоили?

— Видно, что уйти от меня не так просто.

Помощь Мияги и Эндшпиля была для меня очень важна.

— С какого момента начали занимать тренером?

Много раз пробовал тренерскую деятельность. Первый ученик был серьезным, поставил ему базу, выиграл первенство России и Кубок мира. Кто-то его переманил, предложил хорошую зарплату, он бросил. Уговаривал, говорил: «Потерпи чуть-чуть». А тот, с кем он конкурировал, стал двукратным олимпийским чемпионом. После этого работал ещё с одним человеком, тоже переманили в Москву, пропал. Выиграл Кубок европейских наций, но это было десятой частью того, что мог выиграть. Потом бросил, потом опять, начал тренировать девочек. Две девочки были перспективные, но не сложилось. Сейчас решил, что это мое.

Какой был имя борца, которого вы упомянули первым?

Георгий Косинов — высокий мужчина, умел делать сальто назад и садиться на шпагат. Он обладал огромным талантом. Сейчас мне говорит: «Если бы дали рваные доски, я бы за тобой ходил и слушал». Но судьба сложилась иначе. Как Асланбек Захарович говорил: чемпионы не возвращаются. Жизнь подобна реке, течет в одном направлении — нет у нее остановки. Молодой человек должен сделать осознанный выбор, поставить себе цель, ничто другое не должно отвлекать его. Иначе никакого результата он не достигнет. Салман — пример такого целеустремлённости. Его весь мир узнал. Полагаю, многие переживали о его утрате. Когда мы боролись в СССР — 15 республик — и мы все друг друга знали. Я сейчас в любую республику поеду и найду там людей, с кем вырос и на кого можно положиться. Это мощное братство. И вы видели, сколько людей пришли на похороны Бувайсара Сайтиева, сколько переживали. Потому что это был серьезный пример для подражания. Он — скромный, простой парень, который совершал великие дела. Я его хорошо знал. Человек достиг больших результатов, но в то же время был доступным, ничем не кичился, любой человек мог подойти к нему — и он ни от кого бы не отвернулся.

— Возле вашего зала расположена футбольная площадка, ее построил Мияги, верно?

— Я участвовал в съёмках видеоклипа у Мияги (на песню Silhouette). Прим. «СЭ»Меня пригласили. Музыкой особо не интересовался, но слышал, приятно, что мои земляки достигли таких высот. Такой своеобразный стиль, который, может быть, по возрасту мне не подходит. Но иногда послушать было приятно. Я не был фанатиком, но было приятно. И после съемок спросили: «А где ты тренируешь?» — «Ну, придите, посмотрите». Пришли, посмотрели. Здесь просто была земля. Тут навалено было все. Здесь асфальта не было. И просто взяли и помогли мне очень сильно.

Эндшпиль сказал мне: «Ты помнишь, ты мне тоже помог?». — «Не помню». — «Тогда твоя помощь очень сильно помогла». У них была авария или что-то подобное, я не помню… Машину забрали — и я помог ее вернуть. В то время это был единственный способ прокормиться им или что-то вроде того. Я стараюсь жить так: если можешь помочь — помоги.

Мне сказали не говорить никому о том, что помогли построить площадку. Я тоже сторонник этого. Не люблю рассказывать о своих делах. Но здесь… Мне кажется, нужно, чтобы люди знали о Мияги и Эндшпиле. Сейчас многие увлечены деньгами, но есть другая сторона, люди, которые думают шире, глубже и стараются, чтобы их нация, окружающие чувствовали себя нормально. Когда я начал делать этот зал, не думал, что хотя бы зал борцовский получится, а получилось так, что сверху — раз: один пришел помог, там помогли, люди начали помогать — и получился нормальный зал. Ситуация в жизни непростая, но стараюсь побольше детей сюда вытащить.